Философ, которому не хватало мудрости - Лоран Гунель

— Это Кракюс все придумал, не думаю, что он понимает, что делает, но последствия губительны. Он делает всех несчастными… Надо его остановить, Сандро.

Он посмотрел на нее со странным, мученическим выражением лица. Казалось, он во власти тысячи противоречивых мыслей и чувств.

— Может быть, Кракюс и не виноват, — проговорил он наконец хриплым голосом.

— А кто же тогда? Сандро, надо его остановить. Так не может больше продолжаться.

— Виноват не тот, на кого ты думаешь…

— Я не хочу найти виновного, я хочу вернуть спокойную жизнь, которой теперь нет. Помоги мне, Сандро.

По его лицу было видно, что его мучения усиливаются, как будто она просит его предать друга. Как он может защищать этого грубияна, который на него совсем и не похож?

Она подошла к нему совсем близко.

— Пожалуйста, Сандро, сделай что-нибудь.

Он с огорченным видом слегка покачал головой. Она могла слышать его дыхание. На полу в потрескавшейся миске над ароматической палочкой все еще кружились колечки дыма, и ей показалось, что это она сама закручивается и уносится куда-то…

— Я просил Кракюса прекратить, — сказал Сандро. — Он отказался.

Элианта замерла, ее надежда таяла. Она надеялась, что интуиция ее не подведет и Сандро сможет что-то изменить. Чутье изменило ей?

— То, что происходит сейчас, уже не зависит от меня, — сказал он.

Она потеряла дар речи, глубоко опечаленная и разочарованная. Она смотрела вдаль невидящим взглядом… потом задумчиво проговорила:

— Не события выходят из-под контроля человека, а человек уже не управляет ими.

Повисла тишина.

— Я не в силах бороться с Кракюсом, — сказал он, — теперь это уже от меня не зависит. Моя судьба в его руках…

— Человек возвышается, когда забывает о себе ради дела, которое защищает.

По его лицу она поняла, что ее слова причинили ему боль, и тут же об этом пожалела. Несмотря на то что в том, что он говорил, чувствовались фатализм и доля эгоизма, ее тронули глубина и красота его души.

Лицо Сандро внезапно исказилось, словно он старался скрыть внутреннюю боль.

— Что с тобой?

— Ничего, — выдохнул он, в то время как все его тело напряглось.

Не осознавая до конца, что она делает, повинуясь инстинкту бывшей целительницы, она положила руку ему на живот. Удивленный, он повернул к ней голову, и их взгляды встретились.

Она прочитала в его глазах ту же боль, что видела раньше, боль, от которой она сама страдала, которая невольно заставляла ее действовать, утешать, лечить.

Она начала тихонько массировать его живот, закрыла глаза… и стала постепенно входить в транс, словно ее собственное тело стало вибрировать в такт с телом, к которому она прикасалась. Ее руки двигались инстинктивно, и она ощутила, как в ней зарождается давно забытое и подавляемое чувство. Призвание, от которого она хотела отрешиться, проявилось с новой силой, напоминая о том, что от судьбы не уйдешь.

Под ее пальцами его напряжение стало постепенно спадать. Вдруг Сандро мягко взял ее руку.

— Не надо, — сказал он, — прошу тебя, не надо.

В его голубых глазах отражались его внутренние терзания, которые разрывали ей сердце.

Они долго молчали, глядя друг на друга.

Потом Элианта повернулась и медленно пошла к двери. Она уже готова была выйти, но ее остановил глухой голос Сандро:

— Это я… виноват в том, что происходит с твоим народом.

Элианта окаменела.

— Я знаю, — сказала она, не оборачиваясь.

Последовало долгое молчание, а она все стояла неподвижно, как будто в последний раз видела этого человека, так волновавшего ее.

— Кто тебе это сказал?

— Твое тело.

33

Альфонсо запустил руку в мешочек, его пальцы лихорадочно обшарили все его уголки, затем рука резко вынырнула обратно. Он схватил мешочек и широко раскрыл его. Он не мог поверить своим глазам. Ни одного листика коки!

Он вскочил, внезапно выйдя из обычного для себя состояния заторможенности. Одним движением перевернул мешочек и встряхнул.

Ничего. Ни одного припрятанного пакетика. Он недоуменно покачал головой. У него ведь и в мыслях не было оставаться здесь так долго… Что же теперь делать?

Внезапно он ощутил, как в нем поднимается гнев, чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Вдруг все представилось ему совершенно под другим углом: смысл того, что он находился здесь столько месяцев, то, что они здесь делали целыми днями, отвратительные условия их жизни… Он вспомнил все. И ему захотелось все это изменить. Но больше всего ему захотелось уехать…

Потом он вспомнил о деньгах, которые только Сандро мог им заплатить, и сразу сник.

— Мы никогда не получим наши бабки, это уж точно, — запричитал он.

— Прекрати ныть, противно слушать, — сказал Марко, вытирая пот со лба отворотом рукава.

Они сидели на лужайке в стороне от лагеря, подальше от деревни и нежелательных ушей.

— А если нам надавить на Сандро? Либо он дает деньги, либо мы все выкладываем полиции.

Марко вскинул глаза к небу.

— И что же ты собираешься ей наплести, хитрюга?

— Как что? Все. Что он давал деньги Кракюсу.

— Давал деньги на что? Если ты угонишь у кого-нибудь тачку, тебя засадят в тюрьму, а если ты испортишь кому-нибудь жизнь, тебе ничего не будет. Ты сможешь продолжать в том же духе.

— Черт возьми!

В этот день было особенно жарко. Они изнывали от жары даже в майках-сетках.

— Ну, тогда надо, чтобы это оказалось противозаконным…

— Ты хочешь изменить закон? — спросил Альфонсо с искоркой восхищения в глазах.

— Ну, ты и болван. Я хочу изменить то, что делает Сандро.

Альфонсо надулся. Марко продолжал:

— Всего-то и надо, что укокошить индейцев, а потом уж приниматься за Сандро.

— А он скажет, что это мы…

— Нет, не скажет.

— Постесняется, наверно…

— Он не сможет этого сказать.

— Почему?

— Никто ему не поверит. Зачем нам это делать? У нас нет никакого мотива. А у него-то как раз есть…

— А ведь и правда, есть.

— Значит, достаточно перебить индейцев, и мы возьмем его за яйца.

Марко вынул флягу и сделал несколько глотков теплой воды. Альфонсо долго молчал.

— И мы действительно на это пойдем?

— Посмотрим, как будут разворачиваться события, а там решим. Согласись, нам от этого хуже не будет. Давненько мы не разминались, а?

— Ух ты, откуда у тебя столько купу?

Кракюс сунул руку в большой глиняный сосуд и стал перебирать пальцами драгоценные фрукты. Их было там несколько тысяч.

— Да неважно, — неохотно сказал Годи. — Пойдем есть, нас ждут.

— Нет, ну надо же сколько! Откуда?

Годи провел рукой по голове и медленно почесал затылок.

— Я продаю им лекарства.

— Ты продаешь лекарства? Не врешь?

— А что, похоже?

— И что, они столько платят за лекарства?

— Они прекрасно помогают от быстрого распространения микробов…

— Нет-нет, что-то не верится…

— Тогда что?

— Нет, не в этом дело… Здесь что-то другое. Меня бы не удивило, если бы это было из-за того, что мы делаем, из-за неустроенности их жизни…

— Не вижу связи.

— Скажи, они уже зависимы от этих лекарств?

— Пожалуй, можно отметить некоторую зависимость…

— Ну вот, замечательно, они должны полностью от них зависеть…

Годи сделал шаг к калитке своего палисадника.

— Так мы идем есть или нет?

Задумавшись, Кракюс не сдвинулся с места.

— Мы отлучили их от тела, они больше не ощущают настоящих потребностей, глубоких желаний. Теперь для них все идет извне, мы насыщаем их информацией, чувствами, желаниями…

— И что?

— Если это так, они не доверяют больше самим себе и поэтому не могут черпать силы изнутри, они зависимы от нас, а значит, и от лекарств…

— Ну и ну!

— В любом случае они уже подсели на видофор, на сахар, последнюю из твоих выдумок, а теперь еще и на лекарства. Круто…

— Я пошел есть, пока.

Кракюс посмотрел вслед уходящему Годи. Он уже собрался было пойти за ним, как вдруг увидел вдалеке парочку приближающихся приспешников. Марко шел мрачнее тучи, а у Альфонсо был непривычно решительный вид.

Иногда он сожалел, что окружил себя такими болванами. Но все-таки лучше быть с идиотами, чем с теми, кто слишком много думает и все время торгуется.

— Собирайся, — сказал Марко, — мы возвращаемся.

— Это что еще за бред?

— Через три дня снимаемся с лагеря.

— Здесь решаю я.

— Ну, ты как хочешь, а мы сматываемся и забираем Сандро с собой.

Кракюс не знал, что ответить.

— Сандро — мой клиент, и не вам решать за него.

— Послушай, он, кажется, хотел уехать. Ты сам сказал нам об этом.

— Это наше дело — его и мое.

— Но он должен нам денег, твой клиент. Значит, это и нас касается. Разве что ты заплатишь вместо него.