Фонд последней надежды - Лиля Калаус

Карим Каримыч сложил ладони ковшиком и провёл ими по лицу, нашёптывая молитву. Все почтительно помолчали.

— А ш-што это з-за польяки п-пыли? — наконец, не выдержала Алия№ 2, в волнении поблёскивая брекетами.

— Перед самой войной Сталин велел расстрелять и тайно захоронить в громадной яме тысячи пленных польских офицеров в местечке Катынь, — ответил Карим-ага. — Ну, про это сейчас все знают… Там прошлой весной самолёт с польским президентом разбился. Году в 95-м меня пригласили в международную комиссию, которая расследовала катынскую трагедию. Поехали мы всей комиссией на место захоронения. И в тот момент, когда нога моя ступила на широкую лесную тропу, вся история сложилась воедино…

Мрак сгустился над столом, и даже ёлочка вроде бы потускнела. Аромат хвойной смолы, растопленной свечками, стал слабеть. Никто не чавкал мандаринами, не булькал лимонадом, даже сигареты были затушены в чайных блюдцах.

Алия№ 1 бодро ударила по струнам, перебивая общую гнетущую атмосферу, и пролаяла пару куплетов по-немецки на мотив «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Коллеги загомонили, снова принялись за чёрствые бутерброды и шампанское, со всех сторон послышался весёлый смех.

И уже скоро все слушали путаную байку рыжего диджея Саши о том, как он, учась в Питере на инженера, видел как-то раз в старой коммуналке, где зависал с какой-то местной рок-группой, безголового солдата в истлевшем петровском мундире. Солдат, широко разведя в стороны обугленные руки, бродил меж спящими участниками вечеринки (дело происходило ранним утром), тихонько выл и, видно, голову свою искал.

— Гоголь ты мой, — прокомментировала рассказ пьяненькая Юлька Меделяйте и с чувством расцеловала бой-френда.

Без паузы выступил Николай-улы, поведав про подвиги его собственного деда, семиреченского казака, который отличился под началом генерала Скобелева в битве с кровожадными кокандцами. К чему было рассказано это занудство, никто так и не понял, но Идрисовна, стрельнув глазками в бедного Еркенчика, кокетливо предложила сыграть в «казаков-разбойников».

Тут все вразнобой начали болтать о казачьих кладах, о купеческих послереволюционных захоронках, наконец, о скифских курганах, в которых воины-кшатрии, веками патрулировавшие Великий Шелковый Путь, заботливо сберегли сокровища своих предков-атлантов с затонувшего в невообразимой пучине веков континента Му… Камилла Джакоповна почему-то сильно на это обиделась и дала звонкую пощёчину подвернувшемуся Амбцибовицкому.

Дискуссия о происхождении атлантов свернула на проторенный путь телег об инопланетянах, якобы, до сих пор посещающих Землю в поисках древних кладов — наследия погибшей Атлантиды. Олег зевнул и взглянул на Асю: она, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, жадно слушала всю эту ахинею. С кончиков пушистых волос золотом стекали рыжие блики свечей.

Общество на глазах распадалось на парочки. Мойдодыр спал во главе стола, поддерживаемый с одного бока верным Артёмом, с другого — невозмутимой Корнелией. Гитара Алии№ 1 выдавала то «Вагончик тронется…», то «Гёрлз», то побитые молью хиты Сердючки. Гамаюныч щедро угощал желающих коктейлем «Деревянный мальчик»: одна часть водки, одна коньяку, одна — лимонада «Буратино». Пипл, размахивая бенгальскими огнями, потянулся на танцпол. Оставшиеся развлекались бородатыми анекдотами.

«Пора», — решил Олег. Он встал, потянул за собой Асю — вроде бы потанцевать. И решительно увёл.

Номер-люкс для новобрачных, лишённый электрического освещения, выглядел потрясающе. В тёмных углах попряталась вся неромантическая часть обстановки. Могучая кровать, торжественно высившаяся посреди комнаты, покрытая нежным румянцем плюшевого покрывала, намекала на сладость неземных наслаждений и, поистине, королевского размаха адюльтер. Заоконный снежный пейзаж время от времени оживлялся чехардой китайских крутящихся петард, взлетающих высоко в поднебесье, и роскошными фонтанами фейерверков.

Ася поставила блюдце со свечой на стол, трусливо забралась с ногами в кресло.

Пока они с Олегом, ёжась от сквозняков, шли по коридорам и лестницам «Еуежая», асин здравый смысл будто бы потерялся за одним из поворотов.

Почему он опять молчит? Может, он уже жалеет обо всём? В конце концов, это был просто момент… Ну, как в кино. Вроде как герой спасает девушку. А она повесилась ему на шею, дура. Что он подумал? Стыд какой… Боже мой, ну что же ты молчишь, обними меня скорее, я уже не могу думать эти ужасные мысли…

Ася с надеждой взглянула на него. Он подошёл, наклонился, вынул её из кресла и отнёс на кровать.

Олег не любил слово «прелюдия» за музыкальную ассоциацию с тиканьем метронома. Но расчёт и последовательность в любовном деле уважал. За свою жизнь он прочёл немало книг, посвящённых технике секса, начать хотя бы с первой, освоенной им задолго до начала пубертата (это был найденный на дачном чердаке учебник «Сексопатология»). Почитывал индийские трактаты, знаменитую «Камасутру», в том числе. Интересовался новинками сексологии в области изучения вопроса о взаимном удовлетворении партнеров. Охотно качал из инета порнушку.

Девушек у Коршунова было не так уж много, если сравнивать с достижениями приятелей, но он за количеством никогда и не гнался. Родители, к счастью, наградили его отличным генотипом, позволившим Олегу, когда он с возрастом вышел из-под тотальной власти гормональных бурь, расслабиться и досрочно выбыть из вечной мужской «гонки сперматозоидов», а также из соревнований по «бегу на длинные дистанции» и тому уникальному виду спорта, который в просторечии называется «меряться членами».

Он ценил все стадии любовного поединка — и первый летучий обмен взглядами, и флирт — обозначение границ дозволенного, которые сами по себе никогда не остаются постоянными, и ритуальные прогулки вечерней порой с заходом в уютные ресторанчики, и фазу вежливых прощальных поцелуев, и неспешные беседы о работе, любимых фильмах, общих знакомых, глобализации и повышении уровня мирового океана. Вообще, любил, чтобы девушка было образованной и культурной, чтобы чётко различала — что с ней сейчас будут делать: сопровождать на струнный концерт или приятно и разнообразно трахать в дорогом гостиничном номере на шёлковых простынях.

Первейшим достижением цивилизации в области межполовых отношений Олег почитал феминизм. Сама возможность договориться обо всех нюансах ещё на берегу, задолго до того, как надо будет заказывать номер, покупать розы и шампанское, принимать душ и нырять в омут наслаждений, делала этот мир проще, разумнее, честнее. И чище, в конце концов. Олег всегда старался договориться с ними. Даже с самой первой своей девушкой, когда бедняжка и глаз не распахнула после первого поцелуя, он сразу же попытался обсудить методы контрацепции. В дальнейшем, разумеется, Олег старался избегать такой прямолинейности.