В тени Золушки - Анна Яфор

И нужно ли ей счастье, уничтоженное собственными руками?

Глава 20

Две недели спустя

Утро. Очередной новый день. Обычный, такой же, как вчера. Еще один день без него.

Снова встать всего на десять минут позже, сразу включаясь в дела. Торопливо собраться, приготовить завтрак для Мишки. Успеть рассказать ему сказку и улыбнуться так, чтобы хватило на целый день: он всегда скучает без мамы. И постараться прийти вовремя и в сад, и на работу.

Все получится. Она почти не смотрит в зеркало. Почему-то собственное лицо не хочется видеть. Уже две недели одевается в темноте и зажмуривает глаза, находясь в душе. Осталось совсем чуть-чуть. На коже – лишь легкая тень, уже невесомые следы его рук, которые скоро исчезнут. Будто не было ничего. Сон, растаявший холодным утром. Глупая фантазия женщины, на мгновенье вернувшейся в детскую сказку.

И стрижка не помогла: даже такая короткая длина не позволяет остаться непричесанной: щетка касается волос, напоминая, как он наматывал их на пальцы.

Как хорошо, что много дел. От клиентов нет отбоя, до онемения пальцев, до ломоты в собственных плечах. Без перерывов: зачем они ей? Долгожданный ремонт в квартире – удовольствие для сына. Уборка до глубокой ночи. Чтобы потом не уснуть – нырнуть в темноту, без мыслей и сновидений.

А затем снова утро, и те же самые шаги. Их можно пройти с закрытыми глазами: не ошибешься. Знаком каждый поворот: дом, работа, Мишкин сад, магазины с товарами на полках. Удобно. Привычно. Все хорошо.

Она полюбила прогулки пешком. Когда делаешь глубокий вздох, и морозный воздух обжигает изнутри легкие, боль стихает. Остается лишь странное саднение внутри, там, кажется, должно биться сердце.

Светлана приходила каждый день. Сидела допоздна. Поначалу даже на ночь оставалась. Глупая. Почему решила, что в этом есть необходимость? Все ведь как обычно. Так было. Будет.

– Женька, не молчи… Поговори со мной. Поплачь.

Плакать? Зачем? Все слезы кончились: на его плече. Высохли в тот момент, когда за спиной захлопнулась дверь. Шаги отмерили не число ступеней – ее новую жизнь, в которой слез почему-то не осталось. Да и зачем плакать? Она здорова. Молода. Есть самый лучший сын. Работа. Квартира. Рядом друзья, которые ее понимают. О чем лить ненужную соленую воду? Все пройдет. Протечет. Растворится в беге времени. Уже совсем скоро…

– Мамочка, хочу в «Баскин Робинс!». Ты обещала!

И правда, обещала. Кафе открылось в их городе всего месяц назад, сразу превратившись в непроходящую мечту. Ну и пусть дорого. Ее собственная мечта о салоне увязла где-то в другом измерении, после того, как большую часть накопленной суммы отдала Антону за лечение отца. Хоть это успела. Теперь вряд ли бы подобное было возможно. Уехать бы на край света, туда, где даже небо другое, где воздух вокруг не впитывает по утрам и его дыхание…

– Значит, пойдем, раз обещала. Свету возьмем с собой?

– Лучше дедушку! Хочу дедушку, мама! Я соскучился.

– Тогда звони, узнавай, в какой день он готов есть с тобой мороженое.

Просто не будут ни о чем говорить. Как всегда, уже целых три года. Есть она. Есть Мишка. Есть его любимый дедушка… И ничего не поменяется. Разве кто-то виноват, что она оказалась такой дурой?

– Как дела, Женечка?

– Все хорошо. Обычно.

Ей не нужно отворачиваться. Нечего прятать. Она ведь не плачет. И даже пристальный взгляд не найдет на лице никаких следов.

А у него стали глубже морщинки, и виски кажутся белее. Стареет Мишкин дедушка. Как жаль, что родители всегда стареют.

– Почему ты ничего не ешь?

Мороженое. Такая смешная детская сладость. Для сына, это ведь он мечтал.

– Я перекусила с девочками на работе.

– Кофе остывает.

Она смотрит в почти нетронутую чашку. Горчит больше, чем обычно. Пусть.

Теплая шершавая ладонь сжимает пальцы.

– Я хотел бы сделать хоть что-то…

– Вы и делаете, – абсолютно искренне, даже придумывать ничего не нужно. – Вот, пошли с нами в кафе. Мишаня так ждал. Скучал. Да, малыш?

В родных глазках плещется радость. Перемазанный рот и совершенное довольство. И у нее разве есть право роптать на судьбу?

– Детка… Антон…

– Нет!

Вот – лучшее, что он может сделать для нее: просто молчать.

– Пожалуйста… Я не хочу ничего знать.

Черные глаза подозрительно блестят, а губы стянуты в тонкую линию.

– Как скажешь, милая…

Они рассмотрят целую папку рисунков, которые Мишка захватил из дома, поговорят о погоде, о ее работе и довольных клиентах, о поездке к родителям через несколько недель: слишком долго ждать лета. А за окном убегает день, накрываясь пушистым снегопадом, белые хлопья танцуют в дымчатом свете проснувшихся фонарей. Еще один день… Завтра – на шаг подальше. И наверняка станет легче. Однажды.

– Деда, ты отвезешь нас домой? А мама вчера приготовила тефтельки, и блинчики с утра остались. Ты же с нами поужинаешь?

Она улыбается в ответ на короткий взгляд. Конечно, не против. Только рада, если вечер затянется допоздна.

– Тогда вперед.

Снежинки вплетаются в волосы и не хотят таять. Целуют виски, трогают губы. Холодно. Ей нравится эта колкая боль. Пусть все что угодно болит снаружи, лишь бы не отзывалась внутренность.

Снег так непривычен для их южной зимы. Впервые в этом году. Гудят машины, проносясь мимо. Люди вокруг спешат домой. И ей бы спешить… Почему они не ушли немного раньше? Почему? Н-е-ет…

За несколько часов до этого

– Спасибо, Настя.

Кажется, это уже третья чашка за день. Или четвертая. Он пил не с целью взбодриться. Бессмысленное занятие. Никакой кофе не поможет уловить то, о чем говорили раскиданные по столу бумаги.

Может, он сошел с ума? Слишком мало спал последнее время, и разум неожиданно дал сбой? Или лекарства, которые приходится пить все чаще, произвели такой странный эффект?

Этого не могло быть. Ни в ночном кошмаре, ни в реальности. Ни в прошлой, ни в будущей жизни. Никогда. Никак. Отец не мог… Не мог… Это ошибка, грязная подстава, чья-то жуткая насмешка. Что угодно – только не правда.

Но бумаги подтверждали иное…

Их принес Никита – его друг и первый заместитель. Задержался в дверях, растерянно теребя в руках незнакомую папку.

– Чего мнешься, как девица? Что это?

Тот молчал и хмурился.

– Антон, я перепроверил все … раз двадцать.

– И?

– Прочтешь… сам.

Ему не понравился тон друга. Хотя до того, как посмотрел документы, казалось, что уже ничто не способно задеть. Даже проблемы на работе, возрастающие с каждым днем, выглядели только досадной закономерностью. Все было плохо, потому что по-другому не могло случиться.