Подпольная империя - Дмитрий Ромов

Ну что, Рыбкина, добилась своего? Терпенье и труд всё перетрут? Ладно, ведь как мы хорошо помним, самое дорогое у человека жизнь и прожить её надо так… Впрочем, я уже об этом говорил.

Я выхожу из туалета и… тут же получаю удар под дых. Ого! Как они подкрались? Я вообще ничего не слышал. Пока пытаюсь разогнуться, получаю ещё несколько тумаков. Рука загибается за спину, а лицо практически втыкается в пол. Серьёзные ребята. Кто такие? Какого хрена? В рот засовывают тряпку. Твою ж дивизию.

Меня выводят не через главный вход, а проводят мимо столовой и ведут к боковой двери у спортзала. Мы выходим в прохладу ночи, двигаясь довольно быстро и заходим за угол школы. Там стоит машина. Кажется, я её знаю. Это серая "буханка" с красными крестами.

И ребятишки, похоже те же самые. Техничные ребятишки. И чьи же они? Цвета? Зачем бы ему было устраивать такое шоу. Если бы появились вопросы, решить их можно было куда проще.

Совершенно ясно, что это и не Айгуль. Остаётся её брателло. Киргиз, спасённый мною от мучений с, возможно, смертельным исходом. Ну что же, по крайней мере, ясно, что чувства благодарности он ко мне не испытывает. Вот говорила же моя теперь уже бывшая жена, не делай добра, не получишь г**на. А я не верил, балбес великовозрастный.

Не могу сказать, что душа моя очерствела настолько, чтобы не чувствовать страха. Признаюсь, чувствую я себя не очень уверенно. Поэтому предстоящая встреча вызывает у меня серьёзное беспокойство, и адреналин заставляет сердце работать на повышенных оборотах.

Мы приезжаем на место и въезжаем во двор. Ну и где же нам встречаться с Киргизом, как не в бане? Давненько я бани не посещал… Здесь рядышком и знакомый мне угольный склад, хранивший его клад. Немой укор, так сказать. Сейчас темно, поэтому как выглядит двор летом, я рассмотреть не могу. Да мне и не до этого сейчас.

Меня проводят по двору и заводят в баню. Пахнет берёзовыми вениками. Под потолком горит тусклая лампочка. Через пару минут заходит Киргиз. Не здоровается. Садится на скамью, на меня не смотрит.

— Здорово, — говорю я и тоже сажусь на скамью, только не на ту же, а на другую.

Киргиз поворачивается ко мне. Лицо спокойное, суровое, без эмоций. Взгляд холодный, неприступный.

— Вот, что я тебе скажу, Бро, — начинает он. — План был такой. Перерезать тебе глотку там же в туалете и бросить подыхать у параши, чего ты, собственно и заслуживаешь.

Отличный план. Фантастически прекрасный. Спасибо, что поделился…

— Но тут вмешались эти конченные у*бки. Сатанисты они или просто припи**нутые, науке неизвестно, но известно другое. Ты повёл себя не как сука. Меня это удивило, учитывая наши взаимные обещания.

Я молчу, вслух ничего не говорю. Слушаю.

— Ты меня озадачил, — продолжает Киргиз. — И, как бы то ни было, не бросил с теми… уродами. За это я плачу тебе тем же, тоже спасаю твою жизнь. Поступаю благородно. Цени. Поэтому ты и не остался на толчке с располосованной глоткой. Так что мы квиты.

Я киваю. Окей, логика есть, но что дальше?

— А дальше, — говорит он, будто читая мои мысли, — полученную жизнь надо суметь сохранить. Я из-за тебя теперь вынужден шкериться от легашей. Так что капусты надо много. Поэтому сделаем так. Ты отдашь мне мои бабки и ещё сверху положишь столько же. А через полгода ещё столько же. К Цвету можешь не бежать, он мне никто. А после того, как он ссучился и с ментами начал дела делать, ему недолго остаётся. Короче, мои бабки завтра. Пятнашку. Вторую пятнашку через неделю. Кент от меня придёт и заберёт. Всё. Теперь вставай и можешь идти. Обсуждать мы ничего не будем. Я сказал, ты услышал.

Он подходит к двери и, открыв её, выходит наружу. Ребятушки, что привезли меня сюда выводят меня за ворота и закрывают их. Отвозить обратно меня никто не собирается. Денег в кармане нет. Отлично. Придётся идти пешком. Твою дивизию. Погуляли. Главное, Рыбкина сделает вполне очевидные выводы. Уже сделала.

Я отправляюсь в путь. Что делать с Киргизом я сейчас думать не хочу. Иду и не думаю ни о чём. Повторяю тот самый маршрут, по которому нёс добычу. Кажется сто лет с тех пор прошло…

Домой я заявляюсь под утро. И сразу падаю на свой диван. Спать остаётся два с половиной часа.

Утром умываюсь, принимаю душ, хватаю свои документы и бегу на Швейную фабрику. На меня уже выписан пропуск. Охранник впускает меня и объясняет, как пройти в комитет комсомола.

Я поднимаюсь по лестнице и вхожу в просторное помещение комитета.

— Здравствуйте, — приветствую я трёх присутствующих девушек. — Я Егор Брагин, ваш Комсорг.

Они отвечают на приветствие и смотрят на меня с интересом. Смотрят, но ничего не говорят. Могли бы сказать что-нибудь, сориентировать меня как-то. Ну ладно, сам спрошу, надо только понять, что именно спрашивать.

— А где у вас отдел кадров? — интересуюсь я. — Думаю, мне туда нужно зайти.

— Да-да, — быстро соглашаются они и кивают очаровательными головками. Блин, у меня что ни головка, то очаровательная.

— Надо спуститься по… — договорить они не успевают, потому что дверь резко распахивается и на пороге появляется молодой мужчина лет тридцати.

Он в костюме, кажется даже импортном, лицо красное, рыжие волосы растрёпаны. Выражение он имеет самое серьёзное.

— Я Снежинский! — заявляет он. — Из обкома Комсомола. Кто комсорг?

— Он, — показывают на меня девушки.

— Ты? — обрушивается на меня этот Нежинский.

— Сегодня мой первый день, — с примирительной улыбкой говорю я. — Чем могу помочь?

— Что?! — взрывается обкомовец. — Помочь? Да ты!!! Да ты у меня комсомольский билет выложишь!

— Погодите, товарищ Снежинский. Сейчас во всём разберёмся, — пытаюсь я его урезонить.

— Ах ты, сука буржуазная! — орёт он и обеими руками хватает меня за грудки. — Под суд пойдёшь, мерзавец! На зону! Да таких, как ты к стенки ставят! Имя!

13. Комсомольцы-добровольцы

Эк его разобрало. Что же там случилось-то такое, что обкомовский стручок так разволновался?

— Я Брагин Егор Андреевич, — отвечаю я сдержанно и без раболепия. — Сегодня мой первый рабочий день. Теперь, пожалуйста, объясните в чём дело и, если можно, уберите от