Синяя курица счастья - Елена Логунова

Стиснув зубы и кулаки, я зашагала прочь, держась поближе к заборам, чтобы эта стерва медноволосая ни словом, ни взглядом не поцарапала мое многострадальное эго еще больше.

Очень неприятно мне было осознавать, что Белобрысик не просто недооценил меня — он сделал выбор в пользу красивой богатой дурочки, которая даже разговаривать нормально не умеет! «Чмоки», «сучка», «вынюхивает» — какой убогий лексикон!

— Не всех судьба одарила интеллектом и университетским образованием, — заметил мой внутренний голос. — Некоторые как-то обходятся кукольной мордашкой и бюстом четвертого номера.

Если он хотел меня утешить, то не преуспел.

Я вернулась к морю и сидела на берегу, хмуро глядя в затягивающиеся тучами дали, пока в отдалении не громыхнуло с прямым намеком.

— Синоптики обещали грозу, — напомнил внутренний голос.

— А также шторм, выход горных рек из берегов, сход селей и подтопления, — вспомнила я утреннюю сводку.

Как журналист, я подписана на сообщения от МЧС.

Мне было все равно, что там обещано на вечер — хоть цунами. Настроение у меня уже было вполне штормовое.

Я позвонила лучшему другу — Ивасику и поинтересовалась, как он относится к смелой идее отправиться сегодня в ночной клуб «Койот и кольт», славный разгульными вечеринками с мужским стриптизом?

— Вообще-то я всеми руками «за», но сегодня вечером у меня эти руки будут заняты ножницами и расческой, — посетовал Ивась. — А с чего вдруг такие наполеоновские планы? Вроде с утра твое настроение было вполне пацифистским?

— Я узнала, из-за чего у меня не сложился роман с Артемом, — призналась я. — Вернее, из-за кого. Оказывается, у него уже есть дама сердца и прочих органов.

— Красивая? — понятливо уточнил Ивась.

Я засопела.

— Значит, красивая, — понял он. — Так. Через два часа я жду тебя в салоне. Пора тебя, алмаз мой, огранить.

— У меня на ваши ювелирные работы денег нет, — я трепыхнулась, но слабо, и приятель это понял.

— Откроем тебе кредитную линию, — пообещал он. — Сколько можно прятать от мира сокрушительный потенциал и коротать бабий век в одиночестве! Все, записываю тебя на полномасштабный апгрейд, и это не обсуждается!

— Ну? Разве она не красавица? — требовательно вопросил Ивась, повернув спинкой к зеркалу кресло, в котором угрюмым изваянием замерла я.

Конусом расходящийся от шеи до пят белоснежный пеньюар придавал мне дополнительное сходство со статуей, заботливо подготовленной к торжественному открытию.

— Краса-а-авица!

— Просто прелесть!

— Чудо, как хороша! — послушно загомонили коллеги Ивасика, тоже немало надо мной потрудившиеся.

Охранник Гена — единственный среди нас представитель однозначно мужского пола — молча показал большой палец. Я постаралась признательно улыбнуться.

Обычно я спасаю мир натуральной красотой, не пытаясь повысить ее мощность какими-либо ухищрениями, потому что мне жалко тратить на это время и деньги. Сегодня же благотворительный фонд «Ивасик и К°» одарил меня маникюром, педикюром, масками для всего, что только можно было намазать, коррекцией и окраской бровей, завивкой ресниц, стильным макияжем и новой прической.

На стрижку я согласилась только после того, как Ивась торжественно поклялся на альбоме с образцами сложно окрашенных прядей, что в его понимании сантиметр — это именно десять миллиметров, а не дюйм, как установлено в тайной злокозненной системе мер и весов парикмахеров. А вот изменить цвет волос я пожелала сама, не желая более быть рыжей, раз это излюбленный типаж мужчины, которого я решила забыть навсегда.

— Каштановый с медной искоркой, — назвал мой новый цвет Ивась. — Очень благородно, тебе идет.

Поскольку мой личный стилист поторопился похвастаться перед коллегами, сама я оценить результат не могла — просто не видела себя в зеркале. Зато мне хорошо виден был экран на стене, а на экране — кадры набирающего силу наводнения. Бурые речки, образовавшиеся в низинах городских улиц, выглядели пугающе.

Я поежилась.

— Тебе не нравится прическа? — неправильно понял меня Ивась.

— Мне не нравится погода, — объяснила я.

— Да, такая погода для прически убийственна, — со знанием дела закивали мастерицы, с сожалением оглядывая пустой салон.

— Кажется, не только для прически, — я жестом попросила добавить новостной трансляции громкости.

— На Курортном проспекте образовалась огромная пробка, вызванная подтоплением большого участка дорожной развязки, — с готовностью поведала дикторша. — А на старом участке трассы Сочи — Норки Город произошла серьезная авария…

— Опять! — выдохнула одна из мастериц.

Остальные снова покивали: на старой горной дороге есть несколько мест, где постоянно происходят аварии.

— Водитель автомобиля «БМВ» на мокрой дороге, дополнительно суженной сошедшим грязевым потоком, не справился с управлением, и машина, пробив ограждение, упала в реку.

Камера показала кусок капота, нелепо вздымающегося в разливе бурых вод.

— О-о-о, хана парню, — сочувствуя невезучему водителю, вздохнул у меня над ухом Ивась.

— Не парню, а девке, — машинально поправила я.

В углу экрана как раз появился фотографический снимок длинноволосой блондинки.

— По информации пресс-службы ГИБДД, автомобиль принадлежал супруге известного сочинского бизнесмена Максима Коробейникова Маргарите, — с прискорбием сообщила дикторша.

— Кому?!

Я привстала в кресле, спешно разматывая простыню на шее.

— Кому? Риточке?! — эхом ахнула одна из мастериц. И зачастила: — Я же ее знаю, она у меня обслуживалась, вот только на днях приходила на окрашивание в солнечный апельсин, на фото-то она еще золотистая блондинка…

Я выпуталась из пеньюара, подбежала к экрану и запрокинула голову, всматриваясь в изображение «Риточки».

Это была она, та самая рыжая фифа из элитного коттеджного поселка, из дома на Прохладной.

И тут вдруг до меня дошло, что название этой улицы мне знакомо!

— Конечно, знакомо, это же из песни про топографический кретинизм, как там? — Внутренний голос частично поборол склероз и фальшиво напел: — Такие-то, сякие-то, Зеленые, Прохладные — как будто в детство давнее ведут меня они!

Я судорожно охлопала себя по бедрам и в боковом кармане джинсов нашла помятый листочек — распечатку скан-копии чин-чином оформленного заказа на доставку корреспонденции адресату в Ларнаке. «Улица Прохладная, 8», написано было в графе «Адрес заказчика».

Я хлопнула себя по лбу и шепотом обозвала себя дурой.

В другой раз Ивась не пременул бы поинтересоваться основаниями для такого самокритичного заключения, но сейчас он мою реплику пропустил — заслушался словами дикторши.

— Погодная ситуация не позволяет извлечь автомобиль из реки, специалисты полагают, что ночью его унесет в море, и это чрезвычайно затруднит поиски тела погибшей автовладелицы, — с сожалением поведала телевизионная девушка.

Один взгляд на кручу, с которой слетела красная машинка, объяснял, почему госпожу Коробейникову уже объявили погибшей.

— А в море от устья речки тягун, и то, что останется от тела, может выбросить через месяц где-нибудь под Анапой, — бестрепетно прокомментировал охранник Гена.

— Маргарита Коробейникова, — повторила я механическим голосом.

— Что? — Ивась поправил завиток у меня на виске.

— Красный кабриолет, — сказала я с той же интонацией.

— И что?

— И она рыжая.

— Крошка, о чем ты вообще?!

Я повернула голову и посмотрела на друга, чувствуя, что горло распирает ком, а голова пухнет от мыслей.

— Что?! — нервозно повторил Ивась.

— На ее месте должна была быть я!

— С чего бы?

— С того!

Едва не обрушив вешалку, я сдернула с нее свою сумку, подрагивающими руками взгромоздила ее себе на плечо и заспешила к двери.

— Куда?! — возмущенно завопил мне вслед Ивась. — Без зонтика, без дождевика! Я зачем тебе прическу делал, а?!

Я вернулась:

— Гриш, я знаю, ты мне друг.

— Ну и?.. — Ивасик, впечатленный тем, что я в кои-то веки назвала его по имени, выжидательно замолчал.

— Ты же за рулем? Пойдем сейчас со мной, это очень важно.

— Но у меня еще два часа…

— Ты же видишь, брат, дело важное, иди, — неожиданно поддержал меня охранник Гена.

— Иди, иди, мы тут сами, все равно людей нет, — загомонили мастерицы.

— Наташ, куда тебя несет, а? — уже сдаваясь и спешно пакуя свои инструменты, риторически вопросил Ивась. — В такую погоду не то что собаку — выдру водоплавающую грех на улицу выгонять…

— Вот именно, — согласилась я и распахнула дверь в серый дождливый вечер, окончательно и бесповоротно переставший быть томным.

На западе еще мощно громыхало, но на востоке уже синела полоска чисто вымытого неба. Непогода твердо обещала закончиться, хотя с выполнением обещания не особо спешила, и город еще кутался в частую сеточку дождя, но уже не как тяжко раненый в старые бинты, а как кокетка в дымчатую вуаль.