Память огня - Роберт Джордан

— Разве это так плохо? — спросила Эгвейн. — По крайней мере это точно. Ты запечатал Скважину в прошлый раз. Ты знаешь как это сделать.

— Мы не можем снова допустить порчу.

— На этот раз мы готовы к такому. Это не будет идеально. Но, Ранд… на самом деле, нужен ли нам этот риск? Рисковать каждой жизнью? Почему бы не выбрать простой путь, известный путь? Снова создать печати. Укрепить темницу.

— Нет Эгвейн, — произнес Ранд отходя от нее, — Свет! Это то, о чем идет речь? Ты хочешь, чтобы саидин снова был испорчен. Вы, Айз Седай… Вы боитесь самой идеи, что мужчины могут направлять, Вы думаете, что это подрывает Ваш авторитет!

— Ранд алТор, не будь дураком.

Он встретился с ней взглядами. Правители, казалось, мало обращали внимание на этот разговор, несмотря на то, что от него зависел весь мир. Они сосредоточенно изучали документ Ранда, негодующе переговариваясь. Возможно, разговор был для того, чтобы отвлечь их от документа, а затем вступить в реальную схватку.

Медленно гнев покинул его лицо и он поднял руки к вискам.

— Свет, Эгвейн. Ты все еще можешь делать это, будто сестра, которой у меня никогда не было: запутать мои мысли, заставляя злиться и одновременно любить тебя.

— По крайней мере, я последовательна, — сказала она. Теперь они говорили очень тихо, наклонившись через стол друг к другу. Из остальных только Перрин и Найнив, вероятно, находились достаточно близко, чтобы слышать разговор, и Мин присоединилась к ним. Гавин уже вернулся, но держался на расстоянии. Кадсуане обозревала комнату в другом направлении, но слишком внимательно — она прислушивалась.

— Я не привожу этот аргумент в какой-то дурацкой надежде восстановить порчу, — сказала Эгвейн, — Ты знаешь, что я выше этого. Речь идет о защите человечества. Я не могу поверить, что ты готов рискнуть всем из-за призрачной возможности.

— Призрачной возможности? — произнес Ранд, — Мы говорим о приходе тьмы, а не о создании новой Эпохи Легенд. Мы могли бы принести мир, положить конец страданиям. Или могли бы получить новый Разлом. Свет, Эгвейн. Я не знаю наверняка, смогу ли я починить существующие печати или создать новые. В любом случае, Темный должен быть готов к такому плану.

— А у тебя есть другой?

— Я уже говорил тебе о нём. Я сломаю печати, чтобы избавиться от старой, несовершенной заплаты, и попробую в этот раз сделать всё по другому.

— Весь мир будет ценой неудачи, Ранд — она остановилась, задумавшись. — Это еще не все. Чего ты мне не говоришь?

Ранд выглядел неуверенно, и на какой-то момент он стал похож на ребенка, которого она когда-та поймала, когда они с Мэтом тайком таскали пироги госпожи Коутон.

— Я собираюсь убить его, Эгвейн.

— Кого? Моридина?

— Темного.

Она отпрянула в шоке.

— Извини. Что ты собираешься…?

— Я собираюсь убить его, — сказал Ранд неистово, склонившись.

— Я собираюсь покончить с Темным. У нас никогда не будет настоящего мира пока он существует, скрытно. Я открою узилище, войду в него, и сражусь с Темным. Построю новое узилище, если необходимо, но сперва, я попытаюсь покончить со всем этим. Защитить Узор, Колесо, навсегда.

— Свет, Ранд, ты сошел с ума.

— Да. Это часть цены, которую я заплатил. К счастью. Только человек, не совсем в своем уме, будет достаточно храбрым, чтобы это попробовать.

— Я буду сражаться с тобой, Ранд, — прошептала она. — Я не позволю тебе втянуть нас в это. Прислушайся к голосу разума. Белая Башня должна руководить тобой здесь.

— Я знаю руководство Белой Башни, Эгвейн, — ответил он. — В коробке, избиваемый каждый день.

— Два взгляда встретились через стол. Вскоре завершилось и другое обсуждение.

— Я не против подписать это, — сказала Тенобия. — По мне, выглядит неплохо.

— Ба, — прорычал Грегорин. — Вас, Порубежников, никогда не волновала политика южан. Вы подпишете это? Ага, молодцы. Ну, а я не закую в кандалы собственную страну.

— Любопытно, — произнес Изар. Спокойный мужчина покачал головой и белоснежный хохолок затрясся, — Насколько я понимаю, это не твоя страна, Грегорин. Если только ты не считаешь, что Лорд Дракон умрет, и Маттин Стефанеос не станет требовать свой трон обратно. Возможно, он спокойно отнесется к тому, что Лавровый венец оденет Лорд Дракон, но не ты. Я в этом уверен.

— А есть ли в этом хоть какой-то смысл? — спросила Аллиандре. — Наша забота сейчас — Шончан, разве нет? Пока они здесь, мира быть не может. — Именно, — сказал Грегорин.

— Шончан и эти проклятые Белоплащники.

— Мы подпишем договор, — сказал Галад. Каким-то образом Лорд Капитан-Коммандор Детей Света оказался с официальной копией документа. Эгвейн не смотрела на него. Тяжело было не глазеть. Она любила Гавина, а не Галада, но… ну… не глазеть было непросто.

— Майен также подпишет его, — сказала Берелейн. — Я считаю повеления Лорда Дракона полностью справедливыми.

— Конечно ты его подпишешь, — Дарлин фыркнул. — Лорд Дракон, кажется этот документ разработан, чтобы защищать интересы некоторых стран больше, чем других.

— Я хочу услышать третье требование, — сказал Роэдран. — Меня не волнуют ваши разговоры о печатях — это дело Айз Седай. Он утверждает, что требований три, а я услышал только два.

Ранд приподнял бровь. — Третья и заключительная плата — последнее, что вы заплатите мне в обмен на мою жизнь на склонах Шайол Гул — это вот что: я командую вашими армиями в Последней Битве. Целиком и полностью. Вы делаете как я скажу, идете куда я скажу, и сражаетесь где я скажу.

Это вызвало взрыв возражений. По крайней мере, это требование было очевидно возмутительным из всех трёх, хотя и было невозможным по причинам, которые Эгвейн уже определила.

Правители сочли это посягательством на их суверенитет. Грегорин свирепо смотрел на Ранда, пока все шумели, сохраняя лишь подобие вежливости. Любопытно, ведь у него было меньше власти, чем у всех остальных. Дарлин качал головой, лицо Илэйн было мертвенно-бледно.

Те, что были на стороне Ранда, стали возражать в ответ. Они отчаялись, подумалось Эгвейн. Они на пределе. Наверное, они считали, что, получив командование, Дракон тут же пойдет маршем на защиту Порубежья. Дарлин и Грегорин никогда не согласятся на такое. Не с Шончанами, дышащими им в затылок.

Свет, что за беспорядок.

Эгвейн слушала все эти возражения, надеясь, что они выведут Ранда из себя. Когда-то они могли бы. Ныне, он стоял и смотрел, сложив руки за спиной. Его лицо было безмятежно, хотя Эгвейн была все более уверена, что это маска. Они видела сдерживаемые проблески его характера. Ранд определенно лучше контролировал себя, но был никак не бесстрастен.

Эгвейн даже обнаружила, что улыбается. Со всеми его жалобами об Айз Седай, со всем его упорством, что он не позволит себя контролировать, он все больше и больше вел себя, как один из них. Она приготовилась заговорить и взять ситуацию в свои руки, но что-то в палатке изменилось. Что-то… в воздухе, ощущение. Её глаза притягивало к Ранду. Звуки донеслись снаружи, звуки, которые она могла определить. Слабый треск? Да что он такое делал?

Споры закончились. Один за другим правители повернулись к нему. Солнечный свет снаружи тускнел, и она была рада за те шары света, которые он сделал.

— Я нуждаюсь в вас, — сказал мягко им Ранд, — Сама земля нуждается в вас. А вы спорите; я знал, что так будет, но у нас больше нет времени для распрей. Знайте это. Вы не можете отговорить меня от моих замыслов. Вы не можете заставить меня повиноваться Вам. Никакая сила оружия, ни плетения Единой Силы, может заставить меня столкнуться с Темным ради вас. Я должен сделать это по собственной воле.

— Вы действительно бросили бы мир из-за этого, Лорд Дракон? — спросила Берелейн.

Эгвейн улыбнулась. Вертехвостка, внезапно, казалась не настолько уверенной в стороне, которую выбрала.

— Мне не придётся, — ответил Ранд, — Вы подпишите это. Неудача означала бы смерть.

— Это вымогательство, — выкрикнул Дарлин.

— Нет, — сказал Ранд, улыбаясь людям из Морского народа, молчаливо стоящим подле Перрина. Они просто прочитали документ и кивнули между собой впечатленно, — Нет, Дарлин. Это не вымогательство… а соглашение. У меня есть что-то, что вы жаждете, что-то, в чем вы нуждаетесь. Я. Моя кровь. Я умру. Мы все с самого начала знали это; Пророчества требуют этого. И если вы хотите от меня смерти, я продам ее в обмен на наследие мира, чтобы уравновесить наследие разрушения, что я принес миру в прошлый раз.

Он оглядел собрание, поочередно каждого правителя. Эгвейн могла почти физически ощутить его решимость. Возможно, это была его природа та'верен, или, быть может, весомость данного момента. Напряжение в шатре нарастало, становилось тяжело дышать.

Он собирается сделать это, подумала она. Они будут жаловаться, но склонятся.