Прислуга - Кэтрин Стокетт

Я киваю, изо всех сил стараясь улыбаться.

— Январь, — шепчет Эйбилин, потом поднимается и выходит из кухни. Возвращается с настенным календарем, кладет его на стол, перелистывает. — Сейчас-то кажется, что январь еще не скоро… две… четыре… шесть… всего десять страниц. Не успеешь оглянуться, — улыбается она.

— Она сказала, что для того, чтобы она приняла работу, нужно не меньше двенадцати интервью. — Напряжение в голосе невозможно скрыть.

— Но… у вас больше никого нет, чтобы поговорить, мисс Скитер.

Нервно стискиваю руки, закрываю глаза.

— Мне некого больше попросить, Эйбилин. — Голос мой звучит пронзительней обычного. Последние четыре часа я только об этом и думала. — Ну кто, скажите? Паскагула? Стоит мне заговорить с ней, и мама тут же все узнает. Я-то с другими служанками незнакома.

Эйбилин так резко отводит глаза, что я готова расплакаться. Черт тебя побери, Скитер. За несколько секунд я вновь воздвигла стену, которая постепенно разрушалась в течение последних месяцев.

— Простите, — спешу извиниться я. — Простате, что повысила голос.

— Нет, нет, все в порядке. Это мое дело — найти остальных.

— А может… прислуга Лy-Анн? — нерешительно предлагаю я, вытаскивая свой список. — Как ее зовут… Ловиния? Вы с ней знакомы?

Эйбилин кивает, по-прежнему не поднимая глаз.

— Я спрашивала Ловинию. Это ее внук ослеп. Она сказала, что, конечно, жаль, но она должна думать прежде всего о нем.

— А служанка Хилли, Юл Мэй? С ней вы не говорили?

— Ей нужно отправлять своих мальчиков в колледж на следующий год.

— А другие, с кем вы ходите в церковь?

— У всех свои причины. Но на самом деле они очень боятся.

— Но скольких вы спрашивали?

Эйбилин открывает блокнот, листает. Губы шевелятся, она считает про себя. И произносит:

— Тридцать одну.

Разрешаю себе выдохнуть. Даже не заметила, что до сих пор не дышала.

— Довольно… много.

Эйбилин наконец решается посмотреть мне в глаза.

— Я не хотела говорить вам… пока не будет ответа от леди… — Снимает очки. Свою глубокую обеспокоенность она пытается скрыть за неуверенной улыбкой. — Я спрошу еще раз.

— Хорошо, — вздыхаю я.

Эйбилин, сглотнув, часто-часто кивает, придавая убедительности своим словам:

— Прошу вас, поверьте мне. Позвольте остаться в этом деле вместе с вами.

Я вынуждена прикрыть глаза, не в силах видеть ее встревоженное лицо. Как я посмела повысить на нее голос?

— Эйбилин, все в порядке. Мы… вместе.

Проходит несколько дней. Я сижу в жаркой кухне, скучаю, непрерывно курю — в последнее время не могу остановиться. Наверное, у меня «зависимость». Любимое словечко мистера Голдена. «Все зависимые — идиоты». Он время от времени вызывает меня в свой кабинет, просматривает статьи с красным карандашом в руках, зачеркивает, помечает и ворчит. Под конец удовлетворенно буркает:

— Нормально. У вас нормально?

— Нормально.

— Ну и нормально.

На выходе толстая секретарша протягивает чек на десять долларов, и за мою работу в качестве Мисс Мирны этого вполне достаточно.

В кухне жарко, но мне нужно выбраться из своей комнаты, где я только и делаю, что переживаю по поводу отсутствия других желающих сотрудничать с нами. Ну и курить я могу только здесь, потому что это единственное помещение в доме без вентилятора под потолком, раздувающего пепел. Когда мне было десять лет, папа попытался установить здесь вентилятор, не спросив Константайн. Она изумленно ткнула пальцем, как будто увидела грузовик на потолке.

— Это для тебя, Константайн, чтобы не мучилась от жары, ты же все время в кухне.

— Я не смогу работать, если здесь будет вентилятор, мистер Карлтон.

— Запросто сможешь. Сейчас только подключу его.

Папа спустился со стремянки. Константайн тем временем налила воды в кувшин.

— Валяйте, — вздохнула она. — Включайте эту штуку.

Папа повернул выключатель. В ту же секунду, подхваченное порывом воздуха, облако муки взметнулось вверх и закружилось по кухне, записи рецептов взлетели со стола и угодили прямиком на горящую плиту. Константайн живо схватила полыхающий бумажный ком и сунула его в кувшин с водой. Вентилятор провисел на потолке ровно десять минут, а дырка от него осталась по сей день.

В газете сенатор Уитворт указывает на пустующие земли, где планируется построить новый городской Колизей. Переворачиваю страницу. Не желаю, чтобы мне напоминали о свидании со Стюартом Уитвортом.

Появляется Паскагула. Наблюдаю, как она вырезает рюмкой кружочки теста для печенья — только для этого рюмка и используется. Окно позади меня распахнуто, створку придерживает каталог «Сирс, Ребак и К°». Ветерок шевелит картинки с двухдолларовыми миксерами и пластиковыми игрушками, уже сморщенные и пожелтевшие после нескольких дождливых дней.

«Может, все-таки попросить Паскагулу? Может, мама и не узнает». Кого я пытаюсь обмануть? Мама следит за каждым ее шагом, да и сама Паскагула, кажется, до смерти боится меня, как будто я в любой момент готова ее отругать. Годы пройдут, пока она справится со своим страхом. Интуиция подсказывает — не связывайся с ней.

Телефонный звонок звучит как сигнал тревоги. Паскагула роняет ложку, а я стремительно хватаю трубку. Шепот Эйбилин:

— Минни готова нам помочь.

Проскальзываю в кладовую, устраиваюсь на своей банке с мукой. Несколько секунд не могу перевести дыхание.

— Когда? Когда она может начать?

— В следующий четверг. Но у нее есть некоторые… требования.

— Какие?

Эйбилин нерешительно молчит.

— Она не хочет, чтобы ваш «кадиллак» появлялся по эту сторону моста Вудро Вильсона.

— Хорошо, — тут же соглашаюсь я. — Думаю, я могу… приехать на грузовике.

— И еще она говорит… говорит, чтобы вы не сидели рядом с ней. Она хочет все время видеть ваше лицо.

— Я… сяду, где она захочет.

Голос Эйбилин смягчается:

— Она просто с вами незнакома, вот и все. Да вдобавок у нее не слишком радостный опыт с белыми дамами.

— Я сделаю все, что потребуется.

Из кладовой я выхожу, сияя, торжествующе вешаю телефон на стену. Паскагула внимательно смотрит на меня — в одной руке рюмка, в другой — кусочек теста. Но тут же поспешно опускает взгляд и возвращается к своей работе.

Два дня спустя сообщаю маме, что отправляюсь за новым экземпляром Библии, поскольку прежний истрепался до дыр. Заодно добавляю, что терзаюсь чувством вины, разъезжая в «кадиллаке», в то время как бедные детишки в Африке голодают, поэтому решила сегодня взять старый грузовик. Мама недоверчиво щурится, не вставая с кресла:

— А где это ты намерена купить новую Библию?

— Я… — растерянно моргаю. — Мне ее заказали. В Кантонской церкви.

Она кивает, но провожает меня очень внимательным взглядом.

Еду в сторону Фэриш-стрит в грузовике с проржавевшим дном и с газонокосилкой в кузове. Через дырки в днище даже асфальт видно. Но хоть без трактора на прицепе.

Эйбилин впускает меня в дом. В дальнем углу гостиной — Минни, стоит, скрестив руки на пышной груди. Я видела ее несколько раз, когда Хилли позволяла миссис Уолтер принимать у себя бридж-клуб. И Минни, и Эйбилин в своей белой униформе.

— Привет, — здороваюсь с другого конца комнаты. — Рада видеть вас снова.

— Мисс Скитер, — сдержанно кивает Минни.

Она устраивается в деревянном кресле, которое Эйбилин принесла из кухни, и ножки кресла угрожающе потрескивают. Я присаживаюсь на дальний конец дивана. Эйбилин занимает место с другой стороны, между нами.

Откашливаюсь, нервно улыбаюсь. Лицо Минни невозмутимо. Она полная, маленькая и крепкая. Кожа у нее гораздо темнее, чем у Эйбилин, блестящая и упругая, точно резина новых галош.

— Я уже рассказала Минни, как мы работаем над историями, — обращается ко мне Эйбилин. — Вы помогаете мне писать мои. Она будет наговаривать вам свои, а вы их запишете.

— Минни, все, что вы расскажете здесь, строго конфиденциально, заверяю. Вы потом прочтете все, что мы…

— Почему вы решили, что цветным нужна ваша помощь? — Минни неожиданно встает. — Какое вам вообще до этого дело? Вы же белая.

Растерянно смотрю на Эйбилин. Никогда в жизни цветные не разговаривали со мной в таком тоне.

— Мы здесь работаем на одно дело, Минни, — пытается успокоить ее Эйбилин. — Мы просто разговариваем.

— И что же это за дело? — Минни обращается только ко мне: — Может, вы хотите, чтобы я вам все рассказала, чтобы потом втравить меня в неприятности? — И указывает на окно: — Медгар Эверс, чиновник НААСП,[30] что живет в пяти минутах отсюда, его гараж взорвали вчера вечером. Только за разговоры.