Куратор - Оуэн Кинг

выпрямилась, моргая, и нажала кнопку еще раз. Устройство не ожило, окуляр не засветился. Она вдавливала кнопку снова и снова, но ничего не добилась. Она постучала по ящику – безуспешно. Прижавшись ухом к деревянной стенке, Ди прислушалась, но стояла тишина. Она попыталась приподнять ящик или хотя бы наклонить его и проверить, нет ли внизу отверстия или окошка, но он был слишком тяжелым. Ди чувствовала себя обманутой, взволнованной и раздразненной.

Δ

Настала ночь.

– Я никогда!.. – надрывался какой-то мужчина. – Господи! – молил он. – Господи!..

Ди пошла гасить свет и закрывать окна, думая о зеркалах, поставленных под углом, об обмане зрения, о потайных люках, отодвигающихся панелях и фальшивых стенках.

Когда в музее стало темно, Ди выключила лампу и легла на кровать в хижине золотоискателя. Крики продолжались – голосил целый хор жертв, четверо или пятеро: трудно было разобраться в октавах боли. Среди них находился мужчина, который требовал Бога, и женщина, которая уверяла, что это не она, что она ничего не сделала, но в основном все кричали о помощи, помогите, помогите, если кто-нибудь слышит, помогите.

Ты знаешь, что я никогда не переставал думать о тебе?

Костюм он позаимствовал в гардеробной молодого человека в богатом доме в Хиллс. Айк предположил, что костюм воскресный, предназначавшийся для поездок за город, катания в экипаже или увеселительных прогулок в лодке с профилем одного из королей на Королевском пруду. Брюки, удивительно приятные на ощупь, были с идеально отглаженными стрелками, а широкий воротник пиджака заканчивался щегольскими отогнутыми углами. Оттенком костюм был густо-коричневый, как дорожки ипподрома перед первым забегом.

Голубую шелковую рубашку Айку повезло отыскать в кабинете богатого врача. Там Айка кто-то опередил, вскрыв и опустошив медицинские шкафчики. Неведомый ловкач выгреб все до последней таблетки и порошка, не забыв и инструменты, на которые Айк имел свои виды. Судя по крюкам на голых стенах, воры неровно дышали к искусству, но прохлопали три запасные рубашки в нижнем ящике докторского стола, лежавшие каждая в отдельном аккуратном свертке, перевязанном белым шнуром и снабженном карточкой с наилучшими пожеланиями от портного. Айк пришел в восторг, убедившись, что рубашки ему как раз впору – врачу посчастливилось быть такого же телосложения, как Айк, – и долго прикладывал рубашки к коричневому костюму, пока не решил, что голубой с коричневым составляют самый выигрышный контраст.

После крупного обмена с таким же шустрым предпринимателем (в обмене участвовал набор шахматных фигур из слоновой кости, который Айк упромыслил из обитой бархатом столовой в доме профессиональных леди недалеко от Северюги) он стал владельцем красновато-коричневого кожаного ремня и таких же брогов.

Шляпу Айк подобрал на улице в ночь переворота – должно быть, слетела с чьей-то головы. Котелок лежал на булыжниках мостовой большим шоколадным грибом, ожидавшим, когда его сорвут. Айк отряхнул его и напялил еще тогда.

Костюм, рубашка, пояс, ботинки, котелок – вставьте в рамку и любуйтесь. С таким мужчиной любая рада будет свести знакомство.

Оставался галстук. У Айка руки чесались позаимствовать один из сумок Доры, но это означало бы проявить слабость, поэтому он продолжал поиски.

В узкой чердачной каморке над «Стилл-Кроссингом» Айк развесил своих «дорогих папаш», как он их про себя называл, на гвоздь, забитый в среднюю балку. Броги он пристроил на балку сверху, а ремень застегнул вокруг нее. Ночью, поев, помывшись и добавив то, что ему удалось заработать или подтибрить за день, в дыру в потолке, служившую ему персональным банком, Айк снимал повседневную одежду и осторожно облачался в роскошные вещи.

В середине чердака как раз хватало высоты, чтобы выпрямиться. Приосанившись, Айк репетировал подхваченные у взрослых словечки, которые джентльмены говорили своим леди: «Пожалуйте сюда, дорогая. После вас, дорогая. Не оступитесь, милая». (Айк заметил, что мужчины так и сыплют подобными указаниями своим дамам.) «Не будете ли вы столь любезны? – пробовал свои силы Айк. – Не окажете ли мне честь?» И коронная фраза: «Ты знаешь, что я никогда не переставал думать о тебе?»

Последний вопрос казался ему наполненным особым смыслом. Эти слова, адресованные миниатюрной пожилой женщине, Айк услышал зимним вечером в трамвае из, так сказать, уст запущенного седого бродяги. Дама, одетая во все гладкое и черное – в пальто, шляпку и платье, будто возвращалась из церкви, явно была сердита на старого босяка: губы у нее поджались, как завязанный мешок. Бездомный – в костюме, состоявшем из одних заплат, свалявшаяся борода кишела блохами – вдруг откашлялся и, пристально глядя на старуху, спросил, смягчая свой хриплый рык: «Ты знаешь, что я никогда не переставал думать о тебе?»

Через несколько мгновений после этого вопроса старуха всхлипнула, рот ее задрожал и расслабился, она уткнулась лицом в плечо бродяги и промочила слезами любви его засаленный пиджак.

– Ты знаешь, что я никогда не переставал думать о тебе, мисс Дора? – шепотом вопросил Айк, стоя на чердаке и обращаясь к синему платью, тоже свисавшему с центральной балки.

В Доре он узнал свою – прошедшую ад Ювенильного пансиона и оставшуюся несломленной, кроткую на вид, но непостижимую и загадочную, как лицо под маской. И вообще она девица не промах – просто диву даешься, как лихо Дора взялась за этот огромный сарай или как сказала, что ей доводилось «звякнуть в колокол», – настолько буднично, что Айк ей почти поверил.

Ему ужасно хотелось, чтобы и Дора обратила на него внимание. Пусть она знает, что Айк любит ее и позволит хоть всю жизнь выигрывать у него в «мало-помалу», если такова цена ее счастья.

Облачившись в коричневый костюм, Айк покрутил плечами и любовно провел ладонью по шелковой рубашке. Ткань издавала восхитительный шепчущий шорох. Постукивая лакированной туфлей по полу чердака, как джентльмен, поджидающий свой экипаж, Айк выпячивал подбородок так и этак.

Это прям против природы, сказал он себе, так изводиться тому, кто выглядит настолько клёво.

Темно-синее платье, висевшее на гвозде вместе с остальной одеждой, предназначалось, конечно, для Доры. Белые ленты у пояса, бархатные цветы на плечах, а сзади – небольшой аккуратный турнюр. Платье взялось из того же богатого дома, что и коричневый костюм. В необъятной гардеробной при хозяйской спальне оказалось множество платьев, и каждое на своем деревянном торсе: утопавшие в пышных оборках, перехваченные алыми, розовыми и серебристыми кушаками, с турнюрами и длинными шлейфами, которым настал бы конец после коротенькой прогулки в любой части города. Задача выбора платья для Доры испугала Айка своей непомерностью, и он поспешно отступил. Теперь он даже радовался, что не цапнул один из тех расфранченных нарядов: Дора