Не всё - Сати Спивакова

Кисин - гигантский музыкант. У меня есть все его диски. Я слушаю их в одиночестве, когда мне очень хорошо или очень плохо. Я хожу на его концерты. Особо любимые произведения - Рахманинов, 23-й концерт Моцарта, Лист. Конечно, Кисин - гений и ему некого расталкивать локтями, ибо там, где он плывет, нет никого. В тридцать лет у него начисто отсутствует карьеризм. Он талант не изломанный, а гармоничный. Дай Бог, чтобы гармония окружала его всегда, чтобы его охраняли любящие руки, крылья его ангела. Никогда не забуду, как в одном из своих первых интервью Женя Кисин ответил на вопрос, что такое счастье: "Счастье - это мгновение и вечность".

ТАКИЕ РАЗНЫЕ ТАЛАНТЫ

Среди молодых скрипачей нового времени двое самых знаменитых - Вадим Репин и Максим Венгеров - олицетворяют для меня два полюса в отношении к творчеству, к карьере. Для Володиного поколения музыкантов деньги никогда не стояли на первом месте. Молодые сейчас гораздо более "зубастые", они рано начинают, знают себе цену и вывешивают "таксу", "прайс-лист". Когда-то совсем юный Максим Венгеров приезжал на Володины концерты. Я впервые увидела его в Питере, куда мама привезла Максима специально на концерт Спивакова. Максим еще в детстве слушал его пластинки, Володя в свою очередь всегда восхищался его талантом. Когда Максим стал очень известен, мы встречались в одной и той же компании на Западе.

По словам мамы Максима, он был бы счастлив приехать сыграть у Спивакова на фестивале. И мы пригласили его года три назад. Связались с импресарио и получили ответ: "Господин Венгеров может приехать. Условия: гонорар 30 тысяч долларов, четыре билета на самолет в первом классе и два номера "люкс" в отеле". Мы ответили, что таких гонораров у нас на фестивале никто не получает. Не секрет, что на многих фестивалях "делают цену": артисты для проектов коллег соглашаются играть за меньшую цену. Ростропович как-то сказал мне: "У меня принцип - я не снижаю гонорара. Либо выступаю за свой гонорар, либо благотворительно. Но играю, и часто..." В Кольмаре он сыграл благотворительный концерт: "Старики, если я возьму свой гонорар, вы разоритесь". Но для этого надо быть Ростроповичем. А Максиму нет еще тридцати.

Володя набрал его телефон:

- Здравствуй, Максим.

- Здравствуйте, маэстро.

- Твой импресарио прислал предложения, но у меня на фестивале нет таких денег. Не мог бы ты поговорить с ним, чтобы согласиться на меньшую сумму?

- Вы знаете, маэстро, у нас с импресарио такой договор: он не вмешивается в мою интерпретацию, а я - в финансовые вопросы. Если он столько просит, значит, я столько стою.

- Я не говорю, что ты не стоишь тридцати тысяч, я счастлив, что ты получаешь такие деньги. Но бывают случаи... Все-таки мы коллеги, мы - русские музыканты, ты должен меня понять.

- Я не могу с ним говорить на эти темы, - ответил Максим.

- За меня тоже Мишель Глотц просит большие деньги, но, когда предлагают маленькие, он всегда спрашивает, поеду ли я. И я часто соглашаюсь. Тем более, знаешь, на фестивале в Кольмаре можно сыграть и благотворительный концерт. Как это сделал Ростропович.

- Вы знаете, маэстро, сколько я сыграл в прошлом году благотворительных концертов? Семь!

Спиваков ответил:

- Я сыграл значительно больше, не буду говорить сколько - я их не считаю.

- Попробуйте напишите моему импресарио, может быть, я и сыграю благотворительно.

Спиваков повесил трубку и подвел итог:

- Для меня этого мальчика больше не существует.

Володя не обиделся. Он уже ни на кого не обижается. Просто он закрыл для себя тему Максима Венгерова. И думаю, что потерял больше Максим, нежели Спиваков.

Мы пересказали этот сюжет Славе Ростроповичу и другим людям. Думаю, что Максим кое-что понял. Через некоторое время Спиваков готовился к концерту в Нью-Йорке в Avery Fisher Hall, а у Венгерова накануне должен был состояться концерт в Карнеги-холл. Недалеко от Линкольн-центра они встретились, поздоровались.

- Я видел, у вас концерт. У меня тоже, завтра. Вы придете? - спросил Максим с надеждой.

- Нет, - ответил Володя. - И не потому, что я занят, а потому, что ты меня очень надолго разочаровал. Я не хочу тебя слушать, я просто желаю тебе успеха.

- Маэстро, я готов приехать к вам в Кольмар и сыграть благотворительный концерт.

- Но я уже не готов тебя приглашать, - ответил Спиваков.

На этом они расстались.

Зачастую молодые музыканты думают: слава, деньги и сопутствующая суета и есть путь артиста. Это происходит еще и от недостатка культуры. Независимо от того, из какой ты семьи, процесс самообразования очень важен - тогда человек становится достойным, тогда с ним интересно общаться и выступать на сцене. Что такое культура? Я обожаю фразу писательницы Сельмы Лагерлёф: "Культура - это то, что остается, когда все забыто".

Я очень люблю Вадима Репина - и как личность, и как музыканта. Из современных русских скрипачей он мне импонирует больше всех. А он именно русский скрипач, несмотря на то что живет то в Монако, то в Германии - как все молодые востребованные артисты, которые на самом деле живут в самолетах.

Вадим Репин тоже начал выступать очень рано. Как-то давно он играл с "Виртуозами Москвы" концерт в Кремле. Он был похож на такой толстый шар, выкатывающийся на сцену. Подростком он признавался в интервью, что выходит на сцену, как на футбол, и совсем не волнуется. Помню эти пухлые щеки, за которые его неудержимо хотелось потрепать. Тогда невозможно было представить, что из него вырастет красивый мужчина. А сейчас я при нем робею, подтягиваюсь, будто мне не сорок, а двадцать пять.

У Вадима широкая натура, он очень добрый. Я слышала от его приятелей, как он умеет дружить, как любит всех пригласить, угостить. Я знаю многих его друзей из старшего поколения, поскольку он тянется к людям старше себя. Вадим умеет красиво жить, красиво ухаживать за женщинами. Недавно он женился на своей подруге - красавице Кэролайн. Он галантен, любезен, очень элегантно одевается - с богемным, западным шиком (в стиле Средиземноморья, в лён и фланель) - и курит сигары, что мне тоже нравится. Выходя в Кольмаре по утрам к завтраку в отеле "Марешаль", я видела его, молодого человека с чуть седеющими висками, сидящего за чашечкой кофе и сигарой, и не могла никак свести воедино в своем сознании этот облик с обликом пухленького сибирского паренька.

Спиваков с удовольствием дирижировал, когда Вадим играл концерт Бетховена на Кольмарском фестивале. Интересно выступать с равным. Интересно, когда рядом стоит достойный музыкант. Ведь в музыке все идет от сложного к простому, с годами приходят глубина и мудрость, форма и мысль концентрируются и упрощаются. Либо исполнение становится простым и гениальным, либо - плоским и скучным.

Репин стал колоссальным скрипачом. Он обязательный и четкий человек... Он полон сил и не исчерпал и половины своих творческих возможностей. Вадим очень умен, образован и для мальчика из Сибири - космополитичен. И все это чувствуется в его игре. Он глубок, в его исполнении нет внешних дешевых эффектов, нет игры на публику, нет виртуозности ради виртуозности, ради эпатажа. В нынешней точке своей карьеры скрипач Вадим Репин - совершенство. И вот теперь он уже волнуется перед концертом.

БАЯРА

В жизни моей семьи есть история, которая, попади она в руки талантливого писателя, могла бы превратиться в большой увлекательный роман.

У моей бабушки была шкатулка, где хранились старые фотографии. Я с детства обожала их рассматривать, особенно любила обитый бархатом альбом с серебряными уголками, куда были вставлены толстые, овальные и квадратные, дагерротипы.

Мой дед по отцовской линии вырос в Ростове, куда его забрал из глухой армянской деревеньки дядя, вырастивший его вместо отца. Дед был сыном священника, одним из самых талантливых в этой семье. Там же в Ростове дед познакомился с моей бабушкой, которая была намного моложе его и по воскресеньям пела в церковном хоре. Он пришел на службу

в армянскую церковь и заинтересовался, кто там так сладко поет. Увидев хрупкую женщину с ангельским лицом и волосами, как теперь у моей старшей дочери Кати - бесконечно вьющимися, пышными, - он немедленно на ней женился. Первый их сын умер от брюшного тифа, а спустя несколько месяцев родился мой папа.

Я особенно любила фотографии Ростова 20-30-х годов. На одной из них девочка лет четырнадцати

с белым бантом и в белых носочках, держащая на коленях моего отца - в то время трехлетнего мальчика. Я знала, что девочку звали Баяра. Это старинное армянское имя всегда вызывало во мне ассоциации

с другой жизнью.

Она была дочерью дяди Арутюна, воспитавшего моего деда, и приходилась моему отцу двоюродной тетей. После бабушкиной смерти, однажды, когда мы

с папой листали альбом, он обронил, что Баяра, кажется, в Америке и что он очень хотел бы ее увидеть.

Когда мы с Володей в 1987 году впервые поехали

в Штаты, я в шутку сказала, что у меня есть в Америке родственники. Искать в Америке Баяру не имело смысла - папа к тому времени уже умер, я не знала даже ее фамилии. В апреле 1988 года родилась Таня, летом Володя поехал на фестиваль в Танглвуд недалеко от Бостона. Я провела все лето на даче у друзей, мы переписывались, так как тогда еще не было ни мобильной связи, ни возможности звонить по коду.