Время побежденных - Мария Семеновна Галина

куда же это меня занесли черти. Оскалившаяся медвежья морда глядела прямо мне в лицо. Я непроизвольно отшатнулся и тут только сообразил, что медведь, собственно, неподвижно стоит на своем постаменте. Значит, это не сон? Попробовал подняться — голова отозвалась острой болью; за ухом набухала огромная шишка. Рассыпанная солома на полу, моя кобура под китовой тушей, застывшей на распорках. Осознание случившегося медленно приходило ко мне, и от этого стало еще больней. Не вставая с колен, я подполз к пистолету, пристегнул кобуру, и тут мой взгляд упал на вспоротое брюхо расположившегося неподалеку чучела дельфина. Стой я на ногах, как и положено порядочному человеку, я бы этого не заметил… Там, внутри, было что-то еще. Что-то блестящее. Уже не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, я вновь потревожил смертный покой несчастного создания, запустив руку в прореху. Уже когда пальцы мои наткнулись на твердую поверхность предмета, я знал, что это было.

Компакт-диск.

Действительно, что такое в наше просвещенное время архивы? Бумаги были оригиналом. Берланд снял с них копию. И успел стереть все в компьютере до прихода убийц. Либо не успел — что толку, компьютер был разворочен точно так же, как все остальное в кабинете.

«В темноте скрываются чудовища», — вспомнил я слова Стампа. Что же, теперь я выманю этих чудовищ на свет — у меня есть приманка.

Я спрятал блестящий, отливающий всеми цветами радуги диск в карман.

— Эй, парень, что ты тут делаешь? — Передо мной стоял сторож. Он явно был перепуган, а потому — настроен воинственно. — Сейчас сюда приедет полиция.

— Полиция. — Я неохотно сунул ему удостоверение.

— Какого черта ты тут роешься? И как ты сюда забрался?

— Преследовал преступника.

— Это тот урод, который вылетел отсюда как сумасшедший?

— Ну да, — ответил я неохотно.

— Вы что, уже на кадаров этих начали охотиться? Давно пора. Совсем обнаглели. Я тут недавно говорил своей старухе — ох, не к добру мы запустили сюда чужаков этих…

— Это уж точно, — уныло согласился я.

Сделал пару шагов для пробы и не упал. Ничего, жить можно. Взглянул на часы. Без четверти четыре.

За дверью послышался отчаянный скрежет тормозов — прибыла наша доблестная полиция.

— А, вот он, голубчик! — воскликнул здоровенный патрульный в лихо заломленной набок фуражке. — Ну-ка руки за голову!

Что-то мне это уже начало надоедать…

— Особый отдел, — сухо сказал я.

— Вот как? И что же ты тут делаешь? Туга ловишь? Может, он чучелом прикинулся?

Считается, что между нами и муниципалами нормальные рабочие отношения… так-то оно так… Но Особый отдел — элита. Городским властям мы не подчиняемся, мы больше рискуем, но и платят нам больше, и оборудование у нас получше. А муниципалы ездят на всяких развалюхах, пишущую машинку и ту не допросятся, не то что, скажем, компьютер или ксерокс… Вот они и цепляются к нам, когда могут. Опять же кадаров они недолюбливают…

…и правильно делают, похоже.

— Не валяйте дурака, ребята, — сказал я как можно более миролюбиво. — Я на задании. Хотите, свяжитесь с Антоном.

Антон, хоть на вид и тугодум, на деле соображает быстро. Он меня прикроет. Он всегда выручает своих. Поэтому я был спокоен — что бы я ни выдумал, он все подтвердит. А уж потом открутит мне голову.

Антону они звонить не стали. Они и так знают, как Стаковски горой стоит за своих сотрудников. Что еще обидней — их-то шеф дерьмо дерьмом.

— А где твой напарник? — полюбопытствовал второй коп.

Так я им и сказал. Тем более что, честно говоря, я и сам понятия не имею, где он.

— Преследует преступника, — сказал я, холодно глядя в глаза стражу порядка.

— Ну да? А кто тебе морду так расквасил? Чистый кадар, да и только! Недаром говорят, что, если супруги долго живут вместе, они становятся похожими друг на друга. Что-то ты все больше смахиваешь на своего напарника, Олаф! Косишь под него?

Если я хоть жестом или взглядом выдам, что тороплюсь, они тут же поволокут меня в участок — просто так, чтобы жизнь медом не казалась. Поэтому я равнодушно зевнул и спросил:

— Будете составлять протокол, ребята?

Патрульный вроде склонялся к тому, чтобы замять это дело — просто лень было по бумажке черкать, но сержант попался вредный. В конце концов они составили какую-то писульку о том, что «в здании музея был найден в бессознательном состоянии инспектор Особого отдела Олаф Матиссен, утверждающий, что преследует преступника». Я всячески стимулировал их литературные потуги. Так что уже минут через пятнадцать процесс закончился, полицейские наконец отвалили. Сторож запер двери и собрался домой, принять рюмочку после нервного потрясения. Я посоветовал ему вернуться и закрыть окно на втором этаже, но он меня не послушал. Его дело. Если он хочет, чтобы кто ни попадя рылся во внутренностях чучел, — на здоровье.

Я вновь взглянул на часы.

Половина пятого.

Интересно, какая высшая сила надо мной так измывается?

К машине я не вернулся. Спустился на трассу Нигадсгаттен, остановил проезжавшего мимо таксиста и велел отвезти себя в Бригген. Оттуда уже было недалеко до Башни Розенкранца. Дождь шел все сильнее, стемнело, фары проезжавших мимо машин на миг выхватывали из тьмы красные островерхие домики, тесно прижавшиеся друг к другу. Витрины сувенирных лавочек и модных бутиков сверкали что твои рождественские елки; манекены, выряженные в национальную одежду, провожали меня холодным взглядом; слева от меня, за парапетом набережной, в низком небе тускло светились фонарики на мачтах стоящих на приколе яхт. Яхты чуть покачивались, и оттого казалось, что огни вычерчивают в воздухе сверкающие дуги. Навстречу мне попалось всего несколько прохожих, да и те торопились домой — к вечернему аперитиву и спокойному сну перед экраном телевизора. Несколько раз я проверял окрестности на предмет слежки, но ничего не заметил. Из ресторанчика вывалила шумная толпа, и я на всякий случай затерялся в ней, а потом нырнул в ближайший переулок. Дворы, окруженные деревянными балкончиками, террасами, беседками, перетекали тут друг в друга, точно какой-нибудь особенно запутанный лабиринт. Я миновал крохотную, почти карманную выставочную галерею, три пивных бара, одну закусочную, лавочку, торгующую бразильскими самоцветами, которые за последние двести лет здорово подскочили в цене по причине недоступности Бразилии как таковой, и наконец, убедившись, что либо «хвоста» вообще не было, либо я все-таки от него оторвался, заскочил в четвертый пивной бар, чтобы перехватить сандвич и выпить двойную порцию коньяку — в последнем я особенно нуждался.

Ряд тесно прижавшихся друг к другу домиков вдруг оборвался, точно его ножом срезали, и