Время побежденных - Мария Семеновна Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздохнул.
— Стамп, у меня нет ни времени, ни желания философствовать.
— Вот в чем твоя беда, инспектор, — произнес Стамп, — ты не желаешь ни слушать, ни понимать. А ведь я рассказал тебе все, что мог. И не моя вина, если ты ничего не понял.
— Да ничего ты мне не рассказал!
— Ищи бумаги, инспектор! Они важнее, чем жизнь десяти таких девок.
Я холодно сказал, натягивая куртку:
— Не говори ерунды.
— Я не могу найти их сам. Возможно, если ты не найдешь их, я предпочел бы, чтобы их нашел Хенрик — от этого будет хоть какой-то прок.
— Не вижу какой. Мне не нравятся методы, которые он использует.
— Что поделать. У них нет других. Это суровые люди. Они привыкли жить во мраке и сражаться с чудовищами, которые там прячутся. Что он сказал тебе перед смертью?
Я вздрогнул. До сих пор не мог привыкнуть к поворотам его мысли.
— Да ничего он не говорил.
— Ты можешь говорить откровенно. Все, что ты сейчас расскажешь мне, останется тут. Здесь не сработает ни одно подслушивающее устройство.
— Кроме твоих собственных.
— Верно. Кроме моих собственных.
— Да ничего он не говорил, Стамп. Он же умирал. Бредил.
— Надо же! Он что, посмотрел на тебя, радостно засмеялся, увидев твою физиономию, воскликнул «Какое счастье!» и откинул копыта? Так?
— Не валяй дурака. Говорю тебе, он уже умирал, когда я подошел. Вот и нес какую-то чушь.
— А позвольте узнать, какую именно чушь?
— Что-то вроде «дельфин не успел».
— «Не успел»? А может, все-таки «успел»? Или, наоборот, «не успели»?
— Да какая разница?
— Огромная разница. Представь себе действия Берланда в эти его последние часы. Он работает с архивами в пустом здании на первом этаже. Вечер. В здании — никого. Возможно, он ощутил слежку за собой — многие люди это нутром чувствуют. Возможно, особой чуткостью он не обладал — просто заметил, что кто-то заглянул в окно, или услышал чьи-то шаги в пустом коридоре. И что же он делает?
— Звонит мне.
— Ну да. И, в ожидании, пока вы приедете его спасать, он, возможно, успевает куда-нибудь спрятать эти бумаги. Вы ему дали на это время — вы ведь не слишком торопились.
Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Стамп, может, он их и спрятал, но ведь их скорее всего нашли. Они же там все перерыли, в кабинете!
— А что, если на минутку предположить, что он их спрятал не в кабинете?
— Да где же он мог их еще спрятать, да так, что их до сих пор не нашли?
— Это — Музей естественной истории, — напомнил Стамп.
— Ну и что? Тоже мне, новости. — Я вдруг чуть не задохнулся от внезапного озарения. — Черт! Дельфин!
— Наконец-то! — удовлетворенно произнес Стамп. — Долго же пришлось вам втолковывать, казалось бы, очевидные вещи.
Я нерешительно посмотрел на него.
— Но, раз ты догадался, мог догадаться кто-нибудь еще.
— С чего бы? Если его последние слова больше никто не слышал, а вы оказались таким уж идиотом… Он, бедняга, пытался втолковать вам, что успел спрятать бумаги где-нибудь в зале экспонатов, в чучеле дельфина скорее всего или где-то рядом… а вы и не поняли.
Я больше не обращал внимания на его колкости.
— Что же мне теперь делать, Стамп?
— На вашем месте я забрал бы оттуда архив, пока его не нашел кто-нибудь еще. За вами наверняка следят, но не мне вас учить, как избавляться от «хвоста». Поезжайте, найдите бумаги. Тогда на руках у вас будут лишние козыри, которыми вы сможете распоряжаться по своему усмотрению.
Он меня удивлял все больше.
— Ты хочешь сказать… что сам ты в этих бумагах не заинтересован?
— Я лучше запущу сюда гремучую змею, — отрезал Стамп. — Шевелитесь! У вас мало времени.
Я взглянул на часы.
Без четверти два.
Почти бегом я ринулся наружу. За Стампа можно было не беспокоиться — он-то не даст себя в обиду, его сарай на деле настоящая крепость, да и, пока у него нет архивов, он не представляет интереса для моих преследователей. А вот за мной они будут охотиться, это уж точно…
Но, пока я бежал к машине, никакой слежки за собой не обнаружил. Возможно, они наблюдали за самой машиной? Для этого им не надо было преследовать нас напрямую — это же не средние века! Миниатюрный датчик…
Карс по-прежнему сидел на своем обычном месте. Я рывком отворил дверь, плюхнулся на водительское сиденье и врубил зажигание. Машина дернулась и рванула с места.
— У тебя все в порядке? — только сейчас успел я обратиться к Карсу.
— Да, — ответил он.
— Никто к тебе не вязался?
— Нет… тут вообще никого не было.
— Ладно… — Я вырулил на трассу и погнал по дороге, вьющейся у подножия холма.
— А куда мы теперь, Олаф? — покорно спросил мой напарник.
— Проветриться… у меня мозги лучше работают, когда их обдувает ветерком.
Он покосился на меня и больше вопросов не задавал.
Берген — город небольшой, и вскоре я припарковал машину за старой кирхой. Отсюда уже можно было пешком выбраться задворками на Музейную площадь.
— Мне опять ждать в машине? — Карс, казалось, приготовился к худшему.
Секунду я колебался.
— Пошли, — сказал я наконец, — если что, прикроешь меня.
— Мы целый день носимся, — обиженно сказал мой напарник, — ты мне ничего не говоришь…
Я машинально проверил, на месте ли пушка.
— Карс, — сказал я, — я вообще не хотел тебя втягивать в это. Дело-то личное, внеслужебное. Но раз уж ты в него встрял, сделай милость, не задавай больше вопросов.
И мы начали торопливо карабкаться вверх по склону, огибая разлапистые кусты рододендронов.
Несколько раз я оглядывался, пытаясь засечь «хвост», но его не было. Поросший низким кустарником склон был пуст. Парк за оградой затерялся в туманной пелене, но за шумом дождя ничего не было слышно — ни треска веток, ни шороха травы.
Здание музея возникло из тумана неожиданно и тут же заполнило собой все пространство. Окна на первом этаже были закрыты, но на втором оконная рама повернулась вокруг поперечной оси, открыв внизу широкую горизонтальную щель. Я взглядом указал на нее Карсу.
— Туда можно подняться по пожарной лестнице. Потом — на карниз.
— Карниз мокрый, Олаф, — озабоченно произнес мой напарник, — это опасно.
— Нынче все опасно, — сухо ответил я, — даже пользоваться фуникулером, как выяснилось. Ладно, я первый.
И я, натянув перчатки, взялся за ржавую перекладину пожарной лестницы.
Добраться до второго этажа оказалось плевым делом,