Вальпургиева ночь - Густав Майринк

Посреди сада одиноко стояла лошадь с красной уздой и желтыми стеклянными глазами; на спине ярко-красная попона, копыта привинчены к доске на колесах.

Она ждала своего господина.

Отакар, склонив голову, неподвижно смотрел в стеклянные лошадиные глаза; придя в себя, он провел рукой по лбу.

Потом один из «братьев горы Хорив» подошел к чучелу, взял за узду, выкатил на улицу, и Отакара посадили на коня; тем временем толпа с пылающими факелами устремилась в открытый дом.

Оконные рамы рушились на мостовую, стекло дробилось на тысячи осколков; серебро, золоченые доспехи, усыпанное драгоценными камнями оружие, бронзовые часы со звоном падали на камни, из всего этого вырастали горы; никто из «таборитов» ни на что не покусился.

Из зал слышался треск рвущейся ткани – это ножами раздирали старинные гобелены.

– Где корона? – прорычал дубильщик Гавлик.

– Короны здесь нет! – Смех и улюлюканье. – Она должна быть у Заградки, – сквозь общее ржание с трудом пробился чей-то голос.

Мужчины подняли на плечи лошадь и, затянув дикую гуситскую песню, двинулись с лающим барабаном во главе к Туншенскому переулку.

Высоко над ними в развевающемся на ветру пурпуре на лошади Валленштейна сидел Отакар; казалось, он уносится по их головам куда-то в небо…

Вход в переулок преграждала баррикада; отряд седовласых слуг под предводительством Моллы Османа встретил бунтовщиков револьверными выстрелами и градом камней.

Поликсена узнала татарина по красной феске.

Стараясь защитить Отакара, она направила на защитников поток энергии; авейша подобно молнии пронзило их ряды; охваченные паническим страхом, они обратились в бегство.

Только на Моллу Османа авейша не оказало никакого действия.

Не двинувшись с места, он спокойно поднял руку, прицелился и выстрелил.

Пораженный в сердце, дубильщик Станислав Гавлик вскинул руки и рухнул на землю.

Барабанный бой оборвался.

Но сейчас же – кровь у Поликсены застыла в жилах – яростно вскипел снова, еще глуше, еще резче, еще ужасней. В воздухе, отражаясь эхом от стен, из земли – отовсюду.

«Слуховая галлюцинация. Это невозможно. Мне просто кажется», – прошептала она, напряженно вглядываясь: дубильщик лежал лицом вниз, вцепившись пальцами в баррикаду, но барабан исчез – и лишь его рокот, ставший вдруг пронзительно высоким, неистовствовал на ветру.

В едином порыве «табориты» смели камни; путь был свободен.

Татарин продолжал стрелять, потом отбросил револьвер и побежал к дому графини Заградки, окна которого были ярко освещены.

Оглушенная ни на миг не прекращающейся барабанной дробью в ушах, Поликсена видела себя уносимой потоком штурмующих; рядом, над головой, плыла, покачиваясь, мертвая лошадь, распространяя дурманящий запах камфары.

И там, наверху, – Отакар.

В неверном сиянии факелов Поликсене привиделся какой-то человек; подобно тени он мелькал там и сям, появлялся и исчезал вновь.

Казалось, он был наг, с митрой на голове; она не могла рассмотреть как следует. Его руки били в невидимый барабан.

Когда процессия остановилась перед домом, он – призрачный барабанщик – вдруг возник, словно сгусток дыма, в верхнем конце переулка – и барабанный рокот стал каким-то далеким, зовущим.

«Он наг; его кожа натянута на барабан. Он – змея, которая живет в людях, а когда они умирают, она сбрасывает кожу. Я – грунтовая вода», – мысли Поликсены смешались.

Тут над балконными перилами второго этажа она увидела бледное, искаженное ненавистью лицо своей тетки Заградки. Слышен был ее резкий смех и крик:

– Прочь отсюда, вы, собаки! Прочь! Яростный рев поднимавшейся по переулку толпы становился все ближе и ближе.

– Корону! Пусть отдаст корону! Она должна дать своему сыну корону! – стали различимы отдельные голоса.

«Ее сын?! – возликовала Поликсена; дикий необузданный восторг переполнил ее. – Отакар из моего рода!..»

– Что? Что они хотят? – оглянувшись в глубь комнаты, спросила графиня.

Татарин, кивнув, что-то ответил; язвительная насмешка прозвучала в голосе старухи:

– Вот оно что! Он хочет быть коронованным, этот… этот Вондрейк? Ну что ж, я дам ему – корону!

Старуха исчезла в комнате.

Сквозь тонкие гардины была видна ее тень; она нагнулась, как будто что-то поднимая, и снова выпрямилась.

Снизу в двери молотили пудовые кулаки:

– Открывайте!.. Лом сюда!.. Корону!

Графиня Заградка появилась на балконе – руки она держала за спиной.

Отакар – в седле стоявшей на плечах «братьев» лошади – был вровень с графиней; лишь несколько метров разделяло их.

– Мама! Мама! – услышала его крик Поликсена. И тогда из вскинутой руки графини сверкнула молния:

– Вот тебе королевская корона, ублюдок!..

С простреленным лбом Отакар рухнул с коня.

Оглушенная страшным треском, Поликсена склонилась над мертвым Отакаром; вновь и вновь выкрикивала она его имя, но видела только маленькую капельку крови, застывшую на холодном челе, как драгоценный рубин.

Поликсена долго не могла понять, где находится.

Вокруг – какие-то призрачные фрагменты: бушующий людской поток, осадивший дом, перевернутая лошадь с привинченной к копытам зеленой доской – игрушка, увеличенная до гигантских размеров.

И перед нею – спящее лицо Отакара! «Он спит как дитя в рождественский Сочельник, – подумала она. – Его лицо так спокойно! Но ведь это не смерть? И скипетр! Как он обрадуется, когда, проснувшись, увидит его в своих руках!.. Отчего так долго молчит барабан? – Она оглянулась. – Ну конечно, ведь дубильщик убит».

Ей все казалось таким естественным: пламя, вырывавшееся из окон; она сама, как на острове, среди кипящих людских волн; раздавшийся в доме выстрел – такой же оглушительный, как первый; толпа, в ужасе отпрянувшая назад; рядом мертвый Отакар, – и повисший в воздухе крик: «Солдаты!»

«Ничего странного; я ведь с самого начала знала, что все будет именно так!» Любопытным, почти достойным внимания, ей показался только татарин, вдруг возникший на балконе из моря огня; он спрыгнул вниз и крикнул, чтобы она следовала за ним – приказ, которому она подчинилась, сама не зная почему. Подняв руки, он побежал вверх по переулку; стоявшая там со вскинутыми винтовками шеренга солдат в красных боснийских фесках пропустила его.

Вот надрывается какой-то голос – ага, унтер-офицер; кричит, чтобы она легла на землю.

«На землю? Они будут стрелять? Думают, я испугаюсь их пуль? Я ведь ношу под сердцем ребенка! Потомка Отакара. Он невинен, как они его могут убить! Мне доверен росток рода Борживоев, который умереть не может; он может только уснуть – уснуть, чтобы пробуждаться вновь и вновь. Я неуязвима».

Залп прогремел совсем рядом, на какое-то мгновенье она от неожиданности лишилась сознания, однако не упала, продолжала идти вперед.

Крик толпы за спиной растаял.

Солдаты стояли вплотную, плечом к плечу, как зубы дракона. Все еще прижимали к щекам приклады винтовок.

Один шагнул в сторону, пропуская ее… Поликсена вступила в пустую пасть города; снова послышался барабан человека в митре, звучавший теперь приглушенно-мягко, как будто замирая вдали. Он вел ее за собой. Она проходила мимо дома Эльзенвангера. Решетчатые ворота выворочены, сад превращен в руины; тлеющая мебель, закопченная листва, черные обуглившиеся деревья.

Ее взгляд скользнул мимо. «Зачем мне на это смотреть? Я и так знаю: там лежит портрет – Поликсены. Теперь он мертв и спокоен»; она оглядела себя, поразившись видом парчового одеяния.

Потом вспомнила: «Да-да, ведь мы играли в «короля и королеву»!.. Это нужно быстрее снять – прежде чем барабан умолкнет и придет боль».

У ворох монастыря Sacrй Coeur она дернула колокольчик:

«Я хочу, чтобы мой портрет висел там, внутри».

В комнате господина императорского лейб-медика Тадеуша Флугбайля стоял, утирая влажные глаза тыльной стороной ладони, слуга Ладислав Подрузек; он никак не мог успокоиться.

«Нет, ну до чего экселенц все так ладно прибрал!»

– Бедная псина, – сочувственно обратился он к дрожащему Броку, который вошел в дом вместе с ним и теперь, повизгивая, принюхивался к какому-то следу, – ты тоже потерял хозяина! Ну ничего, уж мы с тобой как-нибудь уживемся.

Охотничий пес поднял морду и завыл, не сводя своих полуслепых глаз с какого-то предмета над кроватью.

Ладислав проследил его взгляд – над кроватью висел календарь.

«Слава Богу, хоть я не прозевал. Ох и разгневался бы экселенц. Это же надо, не заметил, как прошел целый месяц!» Он принялся поспешно обрывать просроченные листки и успокоился только тогда, когда на календаре появилась дата «1 июня». Самым первым был сорван листок с надписью:

В а л ь п у р г и е в а н о ч ь.

Примечания

1

Градчаны /от чеш. Hrad – замок, кремль, крепость/. – Один из древнейших пражских городов, основан в 1320 г. Расположен на холме на левом берегу р. Влтавы /Мольдау/. Вначале это был вассальный городок, окружавший нынешнюю Градчанскую площадь /остальные пражские районы возникли как свободные королевские города, а Градчаны вплоть до 1598 г. подчинялись бургграфу Града/. Возникновение Пражского Града, с конца IX в. служившего официальной резиденцией чешских властей, связано с образованием чешского государства во главе с династией Пржемысловичей в 70-х годах IX в. В 1598 г., в эпоху Рудольфа II, Градчаны получили звание королевского города. Одновременно возник и район градчанской бедноты – Новый свет.