Возвращение Скорпиона - Юрий Кургузов

Оглянулась:

— Что ты хотел?

Я тоже быть официозен.

— Снотворное. — Подумав, добавил: — Вообще-то мне нужны наркотики, но за неимением марихуаны курят и сушеное дерьмо.

Она встала и подошла ко мне почти вплотную.

— Тебе нужно сушеное дерьмо?

— Вовсе нет, я же сказал — снотворное! А дерьмо — это просто поэтическая метафора…

— Понятно. И зачем тебе снотворное?

Я поморщился:

— Слушай, какая разница? Ну, допустим, наш гость устал и желает вздремнуть, а у него как назло бессонница.

Маргарита достала из кармана халата и протянула начатую упаковку радедорма.

— Ты сменила любимый сорт? — попытался пошутить я.

Она не ответила.

Я стеснительно затоптался на месте, точно конь или сопливый подросток. Вздохнул:

— Ну ладно, пошел?

— Иди.

— Ага… иду… — взялся за ручку двери. А потом — пошел. Медленно-медленно, словно ожидая чего-то.

"Чего-то"… Но — каррамба! — ч е г о?!

Вот лестница. Вот перила. Т а лестница и т е перила. И вдруг…

Голос.

Ее голос.

— Тебя вечером ждать?

Я дрогнул, и правая нога замерла в воздухе, в то время как левая еле-еле успела приземлиться. Но нет, не оглядываться! Главное — не оглядываться! Мужик ты или не мужик?!

Не оглянулся! Лишь, продолжив свою чеканную поступь вниз, сдержанно кивнул:

— Естественно.

М у ж и к!!!

Похлопав Зверька по щекам, я предложил:

— Вставай, нам некогда.

Он медленно поднялся на ватных ногах. Взгляд его был мутным-мутным.

Я спросил:

— Ты на колесах?

Гена, чуть помедлив, отрицательно потряс головой:

— Н-нет.

Я добродушно улыбнулся и позвякал в воздухе связкой ключей. Кадык его запрыгал.

— Она не моя, честное слово! У знакомого одолжил!

Я пожал плечами:

— А чё колотишься? Мне по хрену — твоя, не твоя. Идем. — И сдавил ему локоть.

Зверёк дёрнулся.

— Куда?

— Доить верблюд§. Сперва на кухню.

— Зачем?!

Ответом я его не удостоил. Отволок на кухню, набрал стакан воды и попросил:

— Открой рот.

Догадливый Гена затрепыхался:

— Не буду!

Я коротко врезал ему кулаком в солнечное сплетение, и он сложился как циркуль. Покуда приходил в себя, я бережно поддерживал его за талию, а когда пришел, то рот его в поисках воздуха был распахнут шире, чем у Щелкунчика. Высыпав горсть таблеток Геннадию в пасть, я приложил к его губам стакан. С трудом, захлебываясь и перхая, он проглотил наконец и таблетки и воду. Я похлопал его по спине:

— Молодец, а теперь погуляем!

Волочь невысокого, сухого Зверька под руку было легко. Со стороны, наверное, могло показаться, что один датый кореш тащит другого, еще более датого, на поиски новых странствий и приключений. Да впрочем, примерно так оно и было. Только мы не были ни датыми, ни корешами.

Метрах в сорока от моей "белянки" стоял потрепанный "Опель-кадет". Так вот, оказывается, чей это драндулет. Я тряхнул Зверька как грушу:

— Твоя?

Он тупо вылупился на машину — уже начал косеть:

— М-м-моя… — И уронил башку на грудь.

Еле допёр. Запихнул бедолагу на заднее сиденье, а сам сел рядом. Генка сразу же опять стал клевать носом, однако я решил не спешить — мало ли. Закурил, протянув руку, включил приемник и поймал "Европу плюс". Ёлки, повезло — "Bye Bye Love" "Эверли Бразерс"! Исключительная по нашим временам редкость, просто раритет. А потом была — "Imagine"… Ну, не послушать "Imagine" я, естественно, не мог, но после хладнокровно вырубил приемник и, свалив уже полностью отключившегося Зверька на сиденье лежмя, вернулся к калитке, загнал свою труженицу во двор, а потом снова закурил. Теперь можно было целиком сосредоточиться на Зверьке.

Тот, горемыка, мирно посапывал на заднем сиденье. Так он и посапывал, пока мы не выехали из города и не остановились на обочине идущей аккурат по-над морем дороги. Я вышел из машины, глянул с обрыва вниз. Нет, не очень удобное место. Высоко, но обрыв не крутой, можно и самому угодить под раздачу. Стоп, а вон там, впереди, метров через сто пятьдесят на повороте, кажись, самое то…

Поставив тачку на краю обрыва и вынув из кармана гранату, которую захватил из своей машины, я осторожно приоткрыл переднюю правую дверь и посмотрел под обрыв. Да, здесь пониже, но зато круче и есть где укрыться. А вон хотя бы в той расщелине, и она близко — всего пара метров.

Мимо туда-сюда сновали машины. Я дождался, когда ни в одной из сторон на какое-то время не стало видно никого и ничего, и, выдернув чеку, бросил гранату в кабину "Опеля". Сам же моментально прыгнул вниз (несколько секунд в запасе есть, но к чему фраериться) и, как барсук в нору, забился в глубокую известняковую расщелину. Накрыл голову руками…

БА-БАХ!!!

Когда я посмотрел под обрыв, то, что совсем недавно было "Опелем", как раз заваливалось в море. Была ли там "вся" машина, сказать трудно, как трудно сказать, был ли там "весь" Зверёк. Возможно, фрагменты и второго и первого остались и на суше, но это интересовало меня менее всего. Гораздо актуальнее сейчас было делать ноги с места, как пишут в газетах, трагедии. И я их сделал.

Где бараньими скачками, а где чуть не ползком, но спустился к воде и дёрнул в направлении города. За поворотом, отряхнув брюки и напустив на себя безмятежно-туристический вид, снова поднялся по сварной металлической лестнице к шоссе и, вальяжно перейдя через дорогу, поднял, голосуя, руку и вскоре тормознул "Москвича". Водитель, мужик лет шестидесяти, выпучив глаза, тотчас же принялся возбужденно рассказывать, что "во-он за тем поворотом" только что кого-то разнесло на куски.

Я изумился:

— Да ну! Сами видели?

Он сожалеюще вздохнул:

— Не, не успел. Видал только колесо на дороге и кусок багажника.

— А чё ж не остановились-то?

Мужик посмотрел на меня как на больного:

— Да ну их всех на хрен!

— Кого это "всех"? — поинтересовался я.

Он демонстративно плюнул в открытое окно.

— Да всех! И кого взрывают, и милицию.

Я понимающе кивнул:

— Больше вопросов не имею.

Так, без вопросов и ответов, мы через пятнадцать минут и докатили до центра. Я расплатился с нигилистом и, дождавшись, пока "Москвич" скроется за углом, принялся ловить другую машину. Конспирация, господа…

Когда я бесшумно вошел в дом, то сразу же, по запахам, понял, где искать Маргариту, — на кухне.

Там я ее и нашел. Гм, судя по всему, наконец-то мой приезд будет отмечен достойным этого знаменательного события образом.

Скромно кашлянул, и Маргарита обернулась как ужаленная. До сего дня ни разу не видел ее в передничке. Очень трогательно!

А знаете, чего мне вдруг страшно захотелось? Чтобы она мучительно-радостно простонала: "Ну наконец-то!"

Фига, не дождался. Однако же ее взгляд…

Всё, больше ни слова. Да слушайте, какие могут быть слова, и какими вообще словами можно передать в з г л я д?..

Ей-ей, казалось, что всё вдруг застыло и затихло вокруг. И не только вольные ветры и птицы (которых, кстати, и так не было слышно), а и даже всяческие пошлые сковородки, конфорки, духовки…

Застыли и мы. Я — в дверях, она — у плиты. Конечно, это было не слишком-то романтично, но я в какой-то момент просто шкурой ощутил, что романтика еще впереди, что…

Но впрочем, довольно. Глотайте слюнки!

А в самом деле, у меня, сколь то ни странно, внезапно потекли слюнки.

Но при виде не жаркого, нет, а — М а р г а-

р и т ы.

И у нее внезапно потекли.

Слезы…

Всё! Обрыв связи.

Прости, Натали!

Пощади, Лариса!

Извини, Гена…

Глава вторая

Вечерело…

Мы с Маргаритой неподвижно лежали на ее грандиозной кровати в позе "бойцы вспоминают минувшие дни". Я, по крайней мере, именно в такой, и казалось, нависни сейчас надо мной какая-нибудь смертельная опасность — и членом не пошевельну, приму все смиренно, как данность.

А вот разговоров мы еще не вели. Некогда было, да и нужны ли они теперь, эти самые разговоры? Я в смысле — ну их, эти половые разборки! Главное — то, что происходит сегодня, сейчас…

Слегка покосился на Маргариту. Глаза закрыты. Точеное, чуть разрумянившееся лицо на вид бесстрастно, и один аллах ведает, что творится под этими прекрасными золотистыми волосами и не менее прекрасной черепной коробкой. Какие мысли бродят? О чем? О ком? В каком, извиняюсь, сочетании и контексте?..

Но вообще-то занятно, какими будут наши дальнейшие отношения. Да, разумеется, кое-что сегодня случилось, и от этого не отмахнуться ни ей, ни мне, но, в принципе, я не склонен был чересчур уж преувеличивать значение данной "встречи на Эльбе". Так нужны ли мне лично эти самые "разборы полётов"?

Да сто лет не нужны! К тому же через несколько часов надо звонить Профессору, а звонить Профессору всегда желательно с холодной, трезвой и спокойной головой. Кроме того, мне надо искать письмо. Письмо, которое Серый, оказывается, написал незадолго до смерти и которого я так и не прочел. Почему? Да потому, что по почте оно отправлено не было, и значит, Серый спрятал его в доме.