Карта императрицы - Елена Басманова

– О ком это вы изволите рассуждать? – Недоумение Вирхова росло с каждой минутой.

– О, это давняя история... – вздохнул Придворов – А память человечества короткая. Помните, убийство террористами императора Александра Освободителя?

– Да, разумеется, – растерянно подтвердил Вирхов, – двадцать два года назад.

– В 1881 году, – уточнил Придворов, – я тогда уже служил в Окружном доме для умалишенных и с революционерами не общался. Так вот... После казни Софьи Перовской и Андрея Желябова, рассказывал Адриан, он понял, что молодые люди были обмануты Марией Федоровной, тогда еще цесаревной. Он прозрел истину и написал статью, где утверждал, что Мария Федоровна через посредников установила связь с революционерами и обещала им – если они удачно бросят бомбу в царя-освободителя – оправдание и какие-то политические изменения в государственном устройстве...

– А зачем Ее Императорскому Величеству потребовалось убивать Александра Второго? – пробормотал ошарашенный Вирхов.

– Адриан считал, что причины она имела весомые, – если б Александр не погиб, она никогда не стала бы императрицей! У этой женщины сильна воля к власти! – Морщинистое лицо эскулапа светилось восторгом.

– Но она с мужем и так взошла бы на трон после смерти Александра Освободителя! – воскликнул Вирхов, в смятении оглядываясь на смешавшихся городовых. – Или я чего-то не понимаю?

– Вы, господин следователь, очевидно, в те годы служили где-нибудь в провинции, а тогда по столице полз зловещий слушок, что царь-освободитель хочет заместо законного сына своего Александра возвести на престол Того... Своего внебрачного сына от Долгорукой, сожительницы своей. После смерти царственной супруги и венчанной жены собирался венчать Долгорукую и на царство... Трон уплывал из-под ног цесаревны Марии Федоровны с муженьком... Вот она и организовала убийство свекра. А светлых мучеников, – Придворов перекрестился на икону Николая Чудотворца, висевшую в правом углу гостиной, – Перовскую и Желябова обманула, уничтожила как свидетелей ее преступления, а прозревшего истину Адриана упекли в желтый дом.

– Что за бред вы тут несете об особах царствующей фамилии!

– Так это я, – испугался фельдшер, – пересказываю вам Адрианов бред. – И торопливо продолжил: – Но он считал свою версию истиной. И желал отомстить вероломной императрице... Потом начал чахнуть, да я его и пожалел, выписал как безнадежного в богадельню. Но оклемался публицист, ушел бродяжничать. Несколько раз видел его с сынишкой, лет одиннадцать мальцу, прижил от какой-то гулящей.

В голове бедного следователя царил настоящий бедлам. Если дело политическое, его придется передать в охранное отделение. А при всем уважении к этому ведомству, Вирхов предпочитал избегать прямого сотрудничества с ним.

– А как был связан Клавка с мистером Стрейсноу? – хмуро спросил он.

– Не могу знать, – пожал плечами фельдшер, – покойный ничего не говорил о Клавке.

– Хорошо, мы проверим сведения, изложенные вами. – Вирхов недовольно встал, принялся расхаживать по комнате и вплотную приблизился к фельдшеру. – А теперь расскажите о Чумном форте.

Придворов побледнел и отвел глаза.

– Что именно?

– Что вы там делали? – Вирхов пытался заглянуть в бегающие глаза собеседника.

– По распоряжению нашего начальства из Медицинского департамента обязан ежегодно посещать это хранилище заразы, чтобы подтверждать свою квалификацию. Каждый медик обязан уметь с первого взгляда распознавать симптомы заболевания, – забормотал фельдшер.

– Так, а потом?

– А что потом? Съездил, вернулся, несу свой крест, – тихо ответил фельдшер.

– А не похитили ли вы там пробирку с бациллами? – прямо спросил Вирхов.

– Что вы, господин следователь, – это невозможно! – запротестовал Придворов, вскакивая с дивана. – На что мне она? Я же не сумасшедший... И нет ее у меня – проведите обыск, убедитесь...

– Это мы уже делаем.

Вирхов обдумывал, как быть дальше. Арестовывать ли фельдшера? Увозить ли в кутузку? Или оставить дома и установить за ним наблюдение?

– Есть ли у вас книга регистрации пациентов? – спросил неожиданно он.

– Так точно, господин следователь, – в тумбочке в кабинете.

Когда агент принес книгу, Вирхов внимательно изучил записи за последнюю неделю. Да, там дважды упоминалась фамилия мистера Стрейсноу, фамилии же остальных следователю ни о чем не говорили.

– Хорошо, – он закрыл регистрационный журнал, – ваших пациентов мы проверим. Вас же прошу завтра явиться на Литейный для соблюдения необходимых формальностей.

Карл Иванович уже направился к выходу из квартиры, как вдруг в гостиной неожиданно появился всклокоченный кандидат Тернов.

– Карл Иваныч! Господин следователь! – запыхавшись, зашептал он. – Поступил звонок от госпожи Коровкиной. Она утверждает, что через полчаса возле дома тайного советника Шебеко будет совершено убийство!

Глава 24

Илья Михайлович Холомков понял, что вступил в полосу невезения и неудач. Он знал, что причина ее кроется не в недостатках его собственной натуры, нет, он считал себя человеком имеющим больше прав на звание идеального, чем многие другие. Хотя бы во внешнем, телесном смысле. Что же касается некоторых неблаговидных поступков, которые ему приходилось совершать в жизни, то они не были обусловлены свойствами его характера – нет, лишь обстоятельства всему виной.

Полоса же невезения была связана с появлением в Петербурге человека, всегда приносившего ему одни несчастья. Его злой гений носил фамилию Крачковский, жил явно по фальшивым документам и по-прежнему вовлекал его, Илью Холомкова, в сомнительные мероприятия, используя для этого удивительную осведомленность о самых щекотливых подробностях жизни молодого вдовца. Он подавлял волю Ильи откровенным шантажом.

Впрочем, на сей раз Илья Михайлович не чувствовал ничего особо обременительного для себя в тех скромных услугах, которых требовал от него господин Крачковский. За одним исключением: в первый же день их случайной встречи, в начале марта, господин Крачковский вынудил его отвалить изрядный куш на реставрацию Екатерингофского дворца. Съездил Илья Михайлович в Имперскую Канцелярию и был принят весьма благосклонно, когда вынул денежки да объяснил свое благое намерение. А уж в Екатерингофском дворце те, кто пытался сохранить никому не нужную развалину и гниющие в ней раритеты, только что руки ему не целовали. Далее уж сам Крачковский и воландался с реставраторами, нанимал работников. Илье оставалось только ждать высочайшей благодарности за свое меценатство. Втайне Илья мечтал об ордене святого Станислава, который обычно и давали за благотворительную деятельность. Он представлял, как хорошо будет смотреться с золотым крестом под красной эмалью, с круглым щитком белой финифти, внутри которого вензель SS под зеленым венком. Илья только не мог решить, какой Станислав ему больше пойдет: первой степени, чтобы носить у левого бедра, на перекинутой через плечо муаровой ленте, что подчеркивало бы стройность его фигуры, или второй степени – на шею, от чего его лицо казалось бы еще значительнее.

За последние дни Илья получил от своего «благодетеля» больше удовольствий, чем неприятностей – прогулки, беседы, роскошные обеды и ужины в ресторане «Семирамида». Когда они разговлялись в «Семирамиде», Крачковский попросил взять на хранение саквояж. Почему бы и не нет? Дома Илья Холомков, разумеется, полюбопытствовал, что же внутри – заглянул и был разочарован. Так, какая-то свернутая тряпка, мягкая на ощупь, и более ничего... Вытаскивать ее из саквояжа Илья все-таки не решился, помня гневливый нрав своего властелина. Впрочем, еще через день в отдельном кабинете «Семирамиды» Крачковский, будучи в прекрасном расположении духа и изрядно под хмельком, шутил, на что-то намекал, скабрезничал, источал сальные улыбочки. Все это казалось Илье странным.

Буря разразилась вчера. Злой гений, господин Крачковский, попросил Илью привезти оставленный на хранение саквояж с тряпкой в Екатерингофский дворец. И требовалось-то только вручить проклятую кладь рабочим и дождаться, пока они вынесут ее обратно из обмазанной какой-то мерзостью комнаты.

Все сделал как нельзя лучше Илья Михайлович, да и судьба была к нему благосклонна – вместо того, чтобы коротать время с глупым инвалидом, присматривающим за дворцом, оказался Илья в обществе весьма соблазнительных барышень Муромцевых. Усадив барышень и их спутника в экипаж, Илья Холомков поинтересовался у инвалида, вынесли ли саквояж, и тот подтвердил, что да. Саквояж он обнаружил в коляске, куда его погрузили исполнительные работники. Довольный собой Холомков плюхнулся с разбегу на сиденье рядом с неэлегантным кожаным чудищем и, развалясь, велел извозчику ехать к дому, где квартировал Крачковский.