Рассказы о календаре - Яков Шур

Четвертый — Наград, общественного признания и народной благодарности тем, кого прославляли в три предыдущих дня.

Пятый день — Общественного мнения, день суда, одновременно веселого и грозного. Пусть боятся его все должностные лица: если они не оправдают доверия — горе им! Праздник мнения открывает уста всем французам, и едкое их остроумие не пощадит тех, кто обманул надежды народа и не заслуживает доверия.

Шестой добавочный день — только в високосные годы — посвящался олимпиаде, спортивным играм и состязаниям.

Впервые в истории календарь был освобожден от древних суеверий и предрассудков, но, к сожалению, ненадолго.

Заговор против религии

Новый календарь начал свою жизнь с 22 сентября 1793 года — 1 вандемьера второго года Французской республики. Тогда писал Марешаль, словно предвидел далекое будущее: «Французская революция — только предтеча другой, более великой и величественной революции, которая станет последней».

Как раз в то время французские ученые разрабатывали новую систему мер «на все времена, для всех народов». Эта метрическая система, как известно, основана на десятичном счислении: каждая единица длины и веса в десять раз больше предыдущей.

Почему бы и время не измерять по десятичной системе? Конечно, год нельзя разделить на десять или сто равных частей. Но что мешает другую важнейшую меру времени — сутки — делить на десять частей?

Ведь наши привычные 24 часа унаследованы от вавилонян, у которых сутки состояли из 12 двойных часов. Там это было связано с шестидесятеричным счислением. Но теперь повсюду принято десятичное счисление, и республика вовсе не обязана преклоняться перед древними традициями.

Не лучше ли и сутки делить на десять часов, час — на сто минут, а минуту — на сто секунд? Тогда в сутках будет не 86 400, а ровно 100 000 секунд.

Предложение ученых было принято Конвентом, и механики изготовили несколько экземпляров новых часов. На них был десятичасовой циферблат, разделенный черточками еще на сто делений. Часовая стрелка за сутки совершала вместо двух только один оборот, а минутная вместо двадцати четырех оборотов — десять.

Но часы тогда еще были дорогой редкостью, и решение о новой мере времени осталось на бумаге. Другое дело — новый календарь. Вводя его, Конвент призвал граждан «проявить неумолимую вражду ко всем предрассудкам», разъясняя преимущества и революционное значение календарной реформы.

Вот тогда-то и начались карнавальные шествия во многих городах Франции. В Бордо, на площади перед церковью, был поставлен балет с участием двенадцати месяцев и пяти санкюлотид. В других городах главными «героями» были Свобода, Равенство и Братство, а также Разум — он восседал на карете, под колесами которой с жалобным писком лопались надутые пузыри суеверий.

Из страха перед республиканской властью церковнослужители скрывали бессильную ненависть к новому порядку. Только один епископ злобно спросил Ромма: «Для чего нужен ваш календарь?» — и получил достойную отповедь: «Для того, чтобы уничтожить ваше воскресенье», то есть веру в Христа.

Недаром враги революции, бежавшие за границу, богатые дворяне, называли республиканский календарь «заговором против религии». Весть об этом заговоре быстро разнеслась по Европе и вызвала свирепую ярость духовенства, особенно католической церкви во главе с папой.

Как смеют эти смутьяны-санкюлоты посягать на законы и обычаи многовековой давности? Они не только выкинули из календаря всех святых как ненужный хлам, но — страшно даже подумать! — совсем отменили воскресенье и все христианские праздники. Мало того что республиканцы-безбожники развратили французов, они заразят безверием и другие народы.

Этого святейший папа простить не мог. Конечно, он обижен был не столько безбожным календарем, сколько совсем другими обстоятельствами.

Католической церкви во Франции принадлежало не меньше десятой части всех земель — огромные поместья, где трудились сотни тысяч закрепощенных крестьян. Французская революция начала сокрушать феодальные порядки. Вот почему папа призывал во имя Христа удушить революцию и поддерживал всех врагов республики, особенно французское духовенство.

Недолго прожил республиканский календарь — всего лишь двенадцать лет. С 1806 года он был отменен Наполеоном I по соглашению с папой.

Прошло 65 лет, и 18 марта 1871 года Парижская коммуна вновь возродила этот календарь: 1871 год считался 79-м от основания Французской республики, а март, апрель, май назывались жерминаль, флореаль, прериаль. На этот раз календарь, как и коммуна, просуществовал лишь семьдесят два дня.

Так закончилась первая в истории попытка освободить календарь от религиозных пережитков, сделать его таким же простым и удобным, каким он был тысячи лет назад в Египте. Но там начало года блуждало по всем дням, а французские ученые прикрепили его к определенной дате — первой полуночи после осеннего равноденствия по парижскому времени. Эту дату астрономы заранее вычисляли с математической точностью. В таком строго научном календаре високосным считался не всегда каждый четвертый год, как по старому и новому стилю, а иногда пятый.

В сущности это не было новинкой: подобный календарь был разработан в Персии за семьсот лет до французской революции.

Как решается неразрешимая задача

Долгую жизнь прожил персидский поэт Омар Хайям: по легенде, больше ста лет. Долгие годы отдал он своим любимым наукам — астрономии и математике. Но всемирную славу завоевал он не научными трудами, а немногочисленными четверостишиями, которые умещаются в небольшой книжке.

Талантливый поэт воспевал красоту и радости жизни, язвительно осмеивал мусульманских богослужителей — мулл. Недаром они называли его стихи «лютыми змеями» для законов, предписанных Кораном, священной книгой верующих мусульман.

Когда Хайям еще учился в школе, был у него близкий друг — Низам-уль-Мульк. Позже уль-Мульк стал одним из правителей Персии и в 1074 году обратился к поэту-астроному с очень интересной просьбой.

По персидскому календарю год начинался весенним праздником Науруз. Буйно и стремительно наступает весна в Персии: еще не успеет растаять в предгорьях снег, а на деревьях уже набухают почки и бутонами покрываются розовые кусты.

Можно ли сделать так, чтобы Науруз всегда совпадал с началом весны — равноденствием? Вот какую задачу поставил Низам-уль-Мульк, и Хайям удачно решил ее с помощью других астрономов.

Прежде всего они определили, что весеннее равноденствие в то время наступало по юлианскому календарю 15 марта.[52] К этому дню Хайям и предложил раз навсегда приурочить начало каждого года — Науруз. Но самое трудное было еще впереди.

Ведь по юлианскому календарю весеннее равноденствие за 128 лет отступает на один день назад. Значит, и Науруз перекочует на 14 марта, потом на 13-е, все больше удаляясь от начала весны. Как связать неразрывно всенародный праздник с весенним равноденствием?

Есть только один путь — создать точный календарь, решить ту задачу, с которой началась эта книга. Теперь наконец пришла пора и нам заняться этой неразрешимой задачей.

Солнечный год, один оборот Земли вокруг Солнца, продолжается

365 дней 5 часов 48 минут 46 секунд.

В египетском календаре было ровно 365 суток. Очень короткий календарь, надо было удлинить его.

Об этом позаботился Юлий Цезарь. Он каждый четвертый год сделал високосным, добавив к нему еще один, 366-й день. Если разверстать этот дополнительный день поровну между четырьмя годами, то получим, что каждый из них увеличивается на 1/4 суток и продолжается в среднем

365 суток 6 часов.

Юлианский календарь оказался длиннее солнечного года почти на 11 минут 14 секунд. Теперь уже надо было укоротить календарь.

Для этого Хайям придумал остроумную комбинацию високосов. Он предложил в течение 28 лет считать, как и в юлианском календаре, семь високосов, а следующий, восьмой назначил уже не через четыре, а через пять лет. Посмотрим, что при этом получается.

За 33 года в календаре Хайяма добавляется еще 8 дней. Выходит, что в среднем каждый год увеличивается на 8/33 суток и продолжается

365 дней 5 часов 49 минут 5,5 секунды.

Как видите, Хайям добился своей цели: год по его календарю всего лишь примерно на 19 секунд длиннее солнечного года. Благодаря этому лишние сутки накопляются не за 128 лет, как по юлианскому календарю, а более чем за 4500 лет.

Вот какую высокую точность дает небольшая передвижка восьмого високоса. По календарю Хайяма Науруз отступил бы от весеннего равноденствия лишь в пятьдесят шестом веке!

Такой же точностью обладал и французский революционный календарь. Только начало года в нем прикреплено не к весеннему, а к осеннему равноденствию — ведь именно с этой астрономической датой случайно совпал первый день республики.