Близится утро - Сергей Лукьяненко

Засади на каторгу всех воров – тут же появятся другие.

Над неудачливым студентом подшучивали все кому не лень. А он только плечами пожимал и отвечал той же присказкой. Мол, все равно найдется, над кем смеяться, так что смейтесь надо мной...

Чего уж удивляться...

Все это у меня в голове пролетело в один миг, и я спросил:

– Как будем к персам пробираться?

– У Арнольда есть тут старые верные друзья, еще с детских лет, – сказала Хелен. – Они должны связать нас с контрабандистами, те порой водят людей через границу. Завтра, послезавтра, как получится.

Ох, как мне не понравились эти слова о верных друзьях...

– Нам надо дождаться Жана и Йенса, – сказал я. Хелен нахмурилась:

– Ильмар, я понимаю, эти люди тебе помогли, но ждать опасно. Что, если их схватят по дороге и выпытают место встречи? Опять же этот Жан Багдадский, как я понимаю, дряхлый старик...

Она осеклась.

– Дряхлый и старый, вроде меня, – согласился Антуан. – Боишься, что он будет обузой, летунья? Хелен упрямо вскинула голову:

– Да, Антуан! Речь ведь не о нас идет!

Луиза часто закивала головой, всем видом показывая – в этом вопросе она Хелен всецело поддерживает. Вот же беда какая, когда речь о ее жизни шла напрочь обо всем забыла, в планер на ходу залезла, едва всех не погубив!

Говорить о подозрениях мне совершенно не хотелось. Не знаю почему. Было какое-то странное чувство, наверное, то же самое, что заставляет отслужившего свое солдата лежать ночью рядом с тараторящей супругой и не спрашивать, почему она назвала его Пьером, когда он уже тридцать лет как Клод...

– Речь о нас, Хелен. Нас должно быть двенадцать. Летунья осеклась. У Луизы глаза сверкнули – она и согласна была, и... и очень ей не хотелось расширять наш круг. Нет, раз положено Искупителю двенадцать апостолов иметь – значит, положено. Но попозже... не так сразу... со временем...

Но самым изумленным оказался Петер. Похоже, он понял, почему мы все оберегаем Маркуса. И теперь пытался сжиться с этой мыслью.

– Помнишь: «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою», – сказал я негромко.

– А ты уверен, что вправе судить о них? Достойны ли они? – выкрикнула Луиза. – Кто ты, чтобы говорить за Маркуса?

– Я не сужу. Я хочу, чтобы Маркус решил, достойны ли идти с ним рядом епископ Жерар Светоносный, лекарь Жан Багдадский, святой брат Йене, летун Антуан... – Я оглянулся на Петера и добавил:

– А может быть, и мадьярский юноша Петер...

Петер вздрогнул. Но смолчал. Для него все это было еще слишком внове. А Луиза скисла, сложила руки лодочкой и больше не проронила ни слова.

– Ты изменился, Ильмар, – сказала Хелен с удивлением. – Да, ты прав, пусть решает Маркус. Дождемся их и поговорим.

– Когда они вернутся? – спросил я. Хелен пожала плечами.

– Мне очень не нравится, что вы так вольно себя ведете, – объяснил я. Да, Аквиникум – край Державы и Стража здесь ленива, но все-таки! Мы ведь не знали, куда вы отправитесь. Но посидели, подумали – и поняли. Неужели те, кто нас ловит, глупее? Достаточно лишь слуху пройти, что Маркус в Аквиникуме, весь город закипит. Опять же те друзья, которых Арнольд просил о помощи, можно ли им верить? Деньги, титул, слава – когда все это ложится на чашу весов, то старая дружба может показаться ошибкой...

– Не знаю, Ильмар. – Хелен нахмурилась. – Ты прав, но у нас другого выхода нет. Перейти границу – не так-то просто.

– Друзья Арнольда знают, где вы укрываетесь?

– Да, конечно. Они приходили сюда. Его кузен и...

Я чуть за голову не схватился. Ну что ж это такое!

– Разве можно так поступать! Доверяться тем, кого давным-давно не видел?

– А как иначе? – снова встряла Луиза. – Как сказал Искупитель? «Если кто приходит ко Мне, и возненавидит отца своего и матерь, и жену и детей, и братьев и сестер, а притом и саму жизнь свою, тот не может быть Моим учеником. Ибо Я есть для вас и отец, и брат, и жизнь ваша, и кто ближних ненавидит – тот и Мне противен».

Спорить тут было не о чем. Ясное дело, что в Святом Писании можно на любой случай умные слова найти, только ведь каждое слово к своему моменту было сказано.

– Откуда можно посмотреть на улицу? – спросил я.

– Со второго этажа, – помедлив, сказала Хелен. – Ты думаешь...

– Ничего я не думаю! Вначале посмотреть хочу, потом – думать!

– Идем, – сказала Хелен.

Примолкли все. Антуан стал мрачен, Петер чуток побледнел, Луиза зашевелила губами в молитве. Обычное дело – стоит обывателю всерьез о слежке задуматься, как страх до костей пробирает. Это я с таким страхом сроднился...

Второй этаж был чуть почище и пообжитее, чем первый. Видно, полоумная бабка и ее слуга обитали в основном тут. Хелен молча привела нас в комнату, похоже, служившую ей спальней. Окна были плотно закрыты шторами... умница.

– Не надо! – прикрикнул я на Луизу, которая от великого ума собралась было запалить лампу.

Подошел к шторам, нашел крошечную щелочку и стал осматривать улицу: тротуары, мостовую, дома напротив, маленькую кофейню со столиками на открытом воздухе.

Вон наша двуколка стоит, и скучающий кучер опять за газету принялся... грамотей еще тот, видно, что у него при чтении губы шевелятся, но все равно такая образованность достойна уважения. Вон парочка в кафе... нет, им сейчас никто в Целом мире не нужен... Роскошный экипаж проехал, продефилировал щегольски одетый юноша с букетом астр – видно, на свидание... Два стражника с дубинками... привыкли тут к покою, даже мечей не носят... Детишки стайкой пробежали, из школы, наверное, с полотняными сумками...

На улице ничего подозрительного не было. Тогда я стал внимательнее осматривать дома.

И почти сразу углядел в том доме, что прямо напротив стоял, два окна рядышком. У одного сидел с чашкой молодой человек и внимательно смотрел на улицу. В основном на дверь, ведущую в дом баронессы. В другом окне еще веселее: в глубине комнаты сидел кто-то, почти неразличимый, и рассматривал наш дом в зрительную трубу – несколько раз я замечал слабый отблеск на линзе.

– Ну вот, – сказал я, даже не удивившись. – Как еще вы до Аквиникума добрались...

– Что? – отрывисто спросила Хелен.

– Два человека наблюдают за домом. Один приглядывает за парадным, а другой, похоже, пытается в зрительную трубу через окна подглядывать.

Луиза сдавленно охнула. Хелен, не удовлетворившись моими словами, подошла, тоже заглянула в щелочку. Я осторожно указал ей направление.

– Вижу, – сразу же сказала Хелен. – Молодой человек с остывшим чаем... он же с утра там сидит!

– И левее...

– Лакей с трубой?

– Ты что, и одежду разглядела?

– Да... не мешай.

Глаза у Хелен были цепкие. Что ни говори, а работа летуна требует острого зрения. Она стояла минуты три, а потом аккуратно указала мне на третьего соглядатая. Тот сидел в бельэтаже и тоже пялился на входную дверь.