«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Джордж Фридман

Личное влияние де Голля было большим, голлистское движение — мощным. Шуман стремился к Соединенным Штатам Европы. Де Голля эта цель никак не привлекала, но он желал расширения влияния Франции и поэтому предполагал использовать Европу во французских интересах. Неудивительно, что французы с готовностью вступили в союз с американцами в деле европейской интеграции. Франция фактически определила будущую модель Европы в соответствии со своим видением: объединенная Европа, в которой ведущие государства используют ее возможности ради своего блага. Это означало вступление в новую фазу европейской истории — объединение старых национальных, даже националистических интересов разных стран в рамках новой структуры, которая была призвана сбалансировать национализм с «панъевропеизмом». При этом предполагалось задействовать все движущие силы интеграции с учетом национальных интересов отдельных членов объединения. По крайней мере, так был задан вектор движения, а насколько далеко по этому пути можно было продвинуться, могло показать только будущее.

Французы сыграли решающую роль в создании Комитета, но сама Франция оставалась слабой, пребывая в плену одновременно и американского давления, и страха перед Советским Союзом. Некоторые участники дискуссий в рамках Комитета высказывали свое мнение о будущем устройстве объединенной Европы, но эти представления не были распространены достаточно широко и им не хватало некоего заряда энергии. Доминировали узкие национальные интересы, оппортунизм и чувство покорности перед лицом американского давления. Потерпевшие поражение в войне; страны, стоящие во главе рушащихся империй; государства, нуждавшиеся в коалициях для усиления своей роли, — все это было перемешано в процессе первых дискуссий по вопросам интеграции.

В конце концов и военную, и экономическую интеграцию возглавила Америка. Европейцы так и не смогли создать какое-то военное объединение вне НАТО. Им удалось выйти за рамки экономической интеграции, первоначально заданные американцами, в перспективе последующих пятидесяти лет. Но ее корни отчетливо прослеживаются до сих пор, и они произошли не из представлений, выработанных в головах европейских политиков. Все, чего достиг Евросоюз к настоящему времени, — это следствие той американской стратегии и того американского видения будущего. В историческом тумане, в свете вновь появившихся мифов роль США в успехе интеграционных процессов часто забывается, так же как забывается и первоначальное серьезное сопротивление этим процессам со стороны самих европейцев.

На что европейцы никак не желали пойти, так это на отказ от национальных суверенитетов, чтобы стать частью всеобъемлющей федерации. Конечно, отдельные политики, часто весьма влиятельные, приветствовали федеративное устройство Европы, но у них никогда не было возможности воплотить эти идеи в жизнь. Стремление к суверенитету было повсеместным, но наиболее сильно оно проявлялось в Великобритании, которая после победы в войне не могла смириться с мыслью, что она будет лишь одной в ряду европейских наций. Даже когда стало ясно, что империю не удержать, британцы желали всячески ограничить свое участие в общеевропейских делах. Исторически британская внешняя политика строилась на постулате, что национальная безопасность страны обеспечивается балансом между различными центрами силы в Европе при том, что Британия в большинстве конфликтов играет роль арбитра или в крайнем случае вступает в коалиции, руководствуясь только своими собственными стратегическими интересами. В наступившей новой эпохе британцы видели свое место в балансировании между двумя сверхдержавами.

Франция не менее решительно отстаивала свой суверенитет, но не считала, что это противоречит ее глубокому вовлечению в общеевропейские дела. По мере того как Европа отстраивалась и процветание возвращалось, де Голль, вынужденный отойти от власти через некоторое время после окончания войны, предпринял шаги для возврата на политическую сцену. В 1958 году он вновь получил бразды правления в свои руки. Де Голль понимал, что если Франция хочет быть реальной силой, то ей следует встать во главе европейской коалиции. Реальная сила в международных делах означала способность самостоятельно иметь дело с СССР и проводить по отношению к нему свою собственную политику, а не следовать в фарватере США. Де Голль увидел момент, когда критическая необходимость в американской поддержке исчезла. Европа со своим человеческим капиталом грамотно воспользовалась предоставленной финансовой помощью, поэтому европейская экономика с какого-то момента смогла развиваться самостоятельно, обеспечивая основу собственно европейской мощи. Теперь основная угроза для Европы стала видеться в конфронтации между СССР и США. По-прежнему вопросы войны и мира на европейском континенте находились в ведении Москвы и Вашингтона, а не европейских столиц. Де Голль, как новый лидер Франции, стремился вернуть европейский суверенитет и в этом вопросе, конечно, при решающем слове своей страны.

Де Голль хотел изменить европейскую повестку дня: из двустороннего противостояния она должна была превратиться в трехстороннюю сложную игру, в которой Европа, конечно, не будет занимать нейтральную позицию по вопросу противодействия советской экспансии, но и не останется в политически подчиненном положении у Соединенных Штатов, находясь во всецелой зависимости от американских оборонных возможностей. Де Голль, преследуя эти цели, распорядился, чтобы все военные силы НАТО оставили французскую землю в 1958 году. Франция не вышла из НАТО полностью, но через несколько лет покинула Военный комитет Альянса. Сотрудничество с НАТО продолжилось, существовали планы участия Франции в конфликте на стороне блока в случае войны. При этом де Голль сделал все, чтобы Франция и Европа принимали важнейшие решения самостоятельно, а не Вашингтон и не Москва за них.

Для получения возможности принимать свои решения де Голлю надо было разобраться с двумя проблемами. Во-первых, он пришел к выводу, что Европе нужно свое собственное ядерное оружие. Так как никаких общеевропейских атомных планов не существовало, он настаивал на том, чтобы небольшая французская ядерная программа была расширена. Аргументация де Голля заключалась в следующем: возможное советское нападение с массированным использованием обычных вооружений реально отразить только американским ядерным ударом. За которым последует такой же советский… Де Голль не верил, что американцы будут рисковать, например, Чикаго исключительно для спасения Европы. Более того, он знал, что и Советам известно о такой американской позиции. Таким образом, американские ядерные гарантии Европе не казались абсолютно надежными. Надежными были бы собственные ядерные гарантии. Следовало дать понять СССР, что в случае реальной угрозы Европе с его стороны ядерное оружие будет применено самими европейцами перед лицом надвигающейся катастрофы с достаточной решительностью. Это должно было сделать Советы более осторожными в их европейской военной политике. Как сформулировал де Голль, Франция не нуждалась в силах, способных полностью уничтожить Советский Союз; Франции была необходима возможность только «оторвать руку» агрессора. Поэтому он настоял на независимой ядерной программе Франции, что привело к созданию французского атомного оружия.

Второй задачей, важность решения которой понимал де Голль, была европейская экономическая интеграция, в особенности установление теснейших связей между Францией и Германией. Последняя имела ключевое стратегическое значение в любой мыслимой войне, так как ее территорию нужно было защищать. Однако де Голль стремился к такому положению, чтобы эти две страны были в силах совместно защитить всю Европу. Франция и Германия в разы превосходили по размерам, численности населения, экономической мощи остальные европейские государства. Де Голль соглашался с тем, что Британия останется вдалеке от политических проблем континентальной Европы — ему это было даже выгодно, поскольку в результате у Франции появлялось большее пространство для маневра. Привязывая Францию и Германию друг к другу, он формировал значительный центр силы, на который были вынуждены равняться другие страны Европы.

Де Голлю было ясно, что экономика Франции более не является достаточно современной и конкурентоспособной, а также что таковая быстро появляется в Германии. Он рассчитывал, что германское экономическое чудо, как его иногда называли, потащит за собой французскую экономику и приведет к ее преобразованию. Экономическая интеграция должна была дать синергию в росте экономической мощи и ослабить зависимость от Соединенных Штатов. Интеграция вела к созданию коалиции (причем необязательно в виде какого-то транснационального единого образования), которая могла бы вернуть вопрос защиты Европы от внешних угроз обратно в европейские руки.