Стременчик - Юзеф Игнаций Крашевский

class="p1">Прибыте Збилута сделало его бедным… он отдал ему половину того, что имел, но почти всё, что собрал.

Но бедность была не страшна ему, потому что для него не много было нужно, а радовался тому, что брата вытащит из грязи.

Этой счастливой переменой он хвалился Фрончковой, которая, как женщина, не такая легковерная, только усмехалась и качала головой. Она не верила в исправление повесы и пьяницы.

Именно, когда уже назначенный магистром Грегор из Санока для возвращённого брата надеялся найти место в военном дворе воеводы Сандомирского, однажды из постоялого двора, где тот находился, дали ему знать, что раненый, пьяный, ограбленный Збилут лежал в кровавых тряпках, нуждаясь больше в лекаре, чем в службе. Грегор поспешил к нему.

Побитый Збилут, который имел время протрезвиться, не признавался в том, что его во время игры ограбили и побили, но придумал сказку, как на него ночью напали негодяи.

Он поклялся, что совсем был не пьян, и что стал жертвой разбойников. Оказалось, что и купленный конь исчез, потому что его взяли торговцы лошадьми, и доспехов не было, и одежды не нашлось. Словом, весь этот поход, на который Грегор отдал в поте лица собранные деньги, пропал. Поверить неловкой лжи Збилута было невозможно. Брат ещё колебался, говоря себе, что зависимый и испорченный человек не сразу может исправиться, хотел его спасти, но через несколько дней он нашёл залепленного пластырями бездельника до бесчувствия пьяным.

Ужас и отвращение, несмотря на жалость, возмущение, его охватили. Он поднял руки, закрыл глаза и позвал хозяина:

– Делай с ним что хочешь, я больше не хочу о нём знать!

Не спасу его, а себя погублю…

Но это было легче сказать, чем исполнить.

Протрезвевший, вылечившийся Збилут начал с того, что продал и пропил остальные вещи, потом встал около замка на часах и ждал брата.

С обычной логикой подобных ему людей он громко кричал:

– Что он думает? Что я тут буду с голода умирать, когда он у короля ест и пьёт? Брат я, или не брат! Должен меня так содержать, как надлежит. Я свои права знаю и не позволю…

Грегор, осведомлённый об этом нападении, которое на него готовилось, с христианским смирением нёс этот крест Господа. Пока имел надежду спасти человека, готов был на всякие жертвы, отчаявшись в этом, он решил уже ничего не делать, а унижение стойко вынести.

Счастливый случай избавил его от того, с чем бы неминуемо столкнулся, если бы королева в тайном посольстве не приказала ему ехать в Венгрию к императрице Барбаре.

Когда Збигнев Олесницкий должен был улаживать внутренние дела государства, споры со Свидригайллой, крестоносцами, гуситскими авантюристами, королева тем временем, отчасти без его ведома, либо вовсе его не ставя в известность, предвидела осложнения в Венгрии и Чехии, по-женски готовясь ими воспользоваться.

Она не имела даже отвращения к гуситам, которых Збышек оттолкнул как еретиков. Она готовила в их рядах партию, которая могла бы посадить на трон маленького Казимира.

Также с помощью императрицы Барбары, что едва ли похоже на правду, она надеялась уже обеспечить Владиславу венгерскую корону.

Император Сигизмунд болел, Барбара с хладнокровием и коварством очень испорченной женщины плела заговор с королевой Сонькой, обнадёжив её, что выйдет замуж за Владислава и сделает его королём Венгрии.

Это предприятие было тогда еще едва робко начато, никто об этих мечтах королевы-матери знать не мог, кроме императрицы Барбары; тем временем, однако, усердно старались заполучить влиятельных людей в Венгрии и Чехии.

Королеве Соньке было не достаточно для Владислава польской короны и вероятного великорядства в Литве для Казимира, её опьяняла та странная мысль, что её сыновья будут царствовать над Польшей, Венгрией и Чехией.

Ей пришла чудовищная мысль – пожертвовать сына пятидесятилетней императрице Барбаре, жизнь которой, своевольная и бесстыдная, ни для кого тайной не была. Все трудности этого гигантского и дерзкого плана не отталкивали королеву Соньку.

Она знала, что доверить это никому не могла, потому что никто бы не потакал этой дикой и отвратительной мысли, однако Соньке казалось, что должна была работать для обеспечения сыну великого могущества, и в тишине не переставала интриговать в Венгрии и Чехии.

Её предприятие покрывала самая строгая тайна, а Грегор из Санока, осуждения которого королева боялась, так же мало знал о том, как и другие, потому что ему ничего не говорили.

Сонька, зная, что он был верен ей и королю, был умным и ловким, пользовалась им только как инструментом, когда нужно было отвезти письмо или предназначенные для Венгрии и Чехии деньги.

Чрезвычайно деятельная, королева умела молчать, а сыновей так приготавливала к слепому послушанию ей, что ни малейшего сопротивления с их стороны ожидать не могла.

Её власть над детьми была безграничной. Король Владислав, хоть подрастал и вскоре должен был стать совершеннолетним, при матери чувствовал себя только мальчиком.

Невидимая рука государыни двигала на дворе всем, придавало направление, удаляла и привлекала людей. Своих детей она ловко умела готовить к тому, что должны были выполнять её замыслы; пробуждала в обоих большие амбиции, жажду славы и власти.

Присмотревшись к правлению Ягайллы, который сам собой мало или ничего не делал, она старалась закалить их характеры, чтобы никому не дали собой командовать.

С Владиславом, мечтательным рыцарем, дело шло у неё успешно, когда подстрекала его к войнам и захвату, но такой от него энергии, какой требовала, добиться не могла. Как Ягайлло, он был добрый, мягкий, щедрый… Рядом с мужеством, которое уже в мальчике было самозабвенным и неудержимым, Владислав имел почти женское сердце. Нуждался в любви, не старался, чтобы его боялся кто-то другой, кроме врага на поле битвы.

Казимир, также обещающий быть мужественным, казался более склонным к закалке и был больше в себе замкнутым.

Грегор из Санока, который общался с ними, согласно указаниям королевы, должен был оказать на них обоих влияние.

Неохотно удаляла его Сонька от детей даже на короткое время, но где нужно было сохранить тайну, привезти какое-нибудь слово, которое по дороге ничьему уху достаться не должно было, там приходилось ехать магистру Грегору.

Поэтому и теперь исчез он из Кракова и никто не мог сказать, куда он направился.

Как раз, когда Збилут его поджидал, напиваясь в пивнушках и угрожая брату, Грегор был на пути в Венгрию.

Судьбе было угодно, чтобы в какой-то ночной ссоре с негодяями, с которыми сцепился Збилут, он не был побит, но противников своих покалечил. Схваченный с картёжниками уже не первый раз, он попал в городскую тюрьму, и