Государственный киллер - Михаил Серегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент раздалась короткая сухая очередь, и в дом вбежал Фокин, осатанело ругаясь и прикладывая руку к кровоточащему плечу. Оказалось, что в тот момент, когда Маметкул высунулся из окна с видом на проезжую часть, где маялись отец Велимир и его конвоир Пельмень, мучимому отходняком церковному деятелю захотелось попить воды. Справедливо рассудив, что Пельмень не разделит его чаяний, Фокин улучил момент и вытянул того по жирной шее так, что тот упал в бетонный водосточный желоб, проходящий вдоль дороги. По обыкновению, желоб этот был пуст и сух, и потому неудивительно, что толстяк ушибся очень не слабо и даже ненадолго потерял ориентацию во времени и пространстве.
Это увидел из окна Маметкул и выстрелил по разбушевавшемуся пленнику.
К счастью, лишь чуть-чуть задел.
– Маметкул! – заорал Фокин, взбешенный болью и – наконец-то! – тем идиотским положением, в которое он угодил. – А ну иди сюда, гнида узкоглазая! – Он вырвал автомат из рук неподвижно лежащего под обломками лестницы верзилы и вогнал веерную очередь в потолок сначала сеней, а потом и комнаты, где находилась печь. Если Маметкул находился наверху, у него было не так мало шансов быть изрешеченным.
Но Маметкула наверху не было. Потому что через считанные секунды после того, как Фокин разрядил автоматную обойму в потолок дедовского дома, со стороны дороги послышался визг автомобильных шин, и выглянувший из дверного проема Свиридов успел заметить, как белый «Мерседес-500» сорвался с места и потонул в огромном клубе пыли…
Глава 5
Монастырь с вишневым садом и божьим благословением
– Арриведерчи, Маметкул Маметкулович, – облегченно вздохнув, произнес Свиридов, – Инка, дай чего-нибудь попить, а то сушняк что-то жестко долбит. Вот козлы… голова и без них болела, а теперь вообще как лоботомия без наркоза.
– Пошел вон отсюда, козел! – заорал Фокин и пнул более удачливого при падении с лестницы гоблина так, что тот, не успев окончательно принять вертикальное положение, подался вперед, засеменил, пытаясь сохранить хотя бы относительный рубеж на пути к вертикали, ткнулся головой в стену и провалился в погреб.
– Вот это ты зря, – протянул Свиридов, – как его теперь оттуда вытаскивать?
– Да пусть лежит, черт с ним, – махнул рукой Фокин, которому не было дела ни до чего, кроме болезненной сухости в ротовой полости и оглушительного колокольного перезвона в висках. – Потом вытащим.
Из погреба вылетел ошарашенный Наполеон, который спокойно пережидал там боевую тревогу и был крайне недоволен тем обстоятельством, что, когда он уже собирался вылезать, ему на голову рухнуло что-то большое и тяжелое и едва не припечатало к бетонному полу.
– М-да… – протянул Свиридов, оглядывая окровавленного Фокина в рваных трусах в крупный цветочек, полуголую взлохмаченную Инну, прикрывающуюся каким-то рваным полотенцем; остановил взгляд на выписывавшем носом финальный аккорд и приоткрывшем глаза Константине Макарыче и с каменным лицом произнес:
– Доброе утро, Макарыч.
Они сидели вокруг стола в доме деда, пили водку и истерически смеялись. Они – это Влад, Афанасий, Константин Макарыч, Инна и Алена, которую привел Фокин после того, как пошел в ее дом забрать свою одежду. Она сидела на кровати, поджав ноги под себя, и мелко дрожала, слушая звучавшую в соседнем дворе перестрелку. Она тогда даже не могла плакать, а просто неподвижно смотрела на Фокина широко распахнутыми стеклянными глазами, а на лбу проступали мелкие, бисерные капельки пота.
Фокин впервые как следует рассмотрел ее, потому что ни алкогольно-коматозной ночью, ни абстинентным утром он этого сделать не смог.
Как ни удивительно, она ему понравилась, потому что была по-настоящему красива, хоть и несколько вульгарной, чересчур броской красотой.
И теперь она смеялась до слез, слушая красочные и циничные разглагольствования Свиридова на темы, предложенные калейдоскопическими событиями сегодняшнего утра. Однако ситуацию сложно было назвать хотя бы отдаленно забавной: на втором этаже валялся труп Василия, в водосточном желобе у дороги, в сенях под обломками лестницы и, наконец, в погребе лежали еще три бездыханных тела, и о них нужно было еще позаботиться, чтобы жизнь не выветрилась окончательно из несчастного трио маметкуловских амбалов.
– В конце концов, – заявил Фокин, – я предлагаю довезти их до «Алого Горизонта» и сбросить на пляже… подберут и вылечат, а нам все меньше геморроя.
– Окстись, ешкин кот, Афоня, – перебил его яростно потрясающий вилкой Константин Макарыч, – ты же священник, ядрена кочерыжка! Негоже так говорить о своих ближних.
– Ближних, – пробурчал тот, – пока ты дрых, плешивый стручок, нас тут чуть не уходили эти ближние. А главное… эти сволочи меня разбудили. Это такой был кайфолом, лучше бы пристрелили, что ли, честное слово.
– Тут как раз поблизости, как я слышала, есть монастырь, – подала голос Алена. После перенесенных стрессов она тоже не слабо налегала на водку, которую только успевал подливать ей и окончательно ушедшей в себя Инне Свиридов.
– Можно отвезти их туда, – продолжала Алена. – Там им окажут первую помощь и потом вызовут кого надо.
– О! – обрадовался Фокин, который при слове «монастырь» существенно оживился. – А какой монастырь, мужской или женский?
– Насколько я знаю, мужской, – произнесла Алена, подозрительно посмотрев на Афанасия, – а может статься, что и женский.
– Как раз поставлю свечку и помолюсь за упокой убиенного раба божьего Василия, – добавил Фокин.
– Погодите… что вы говорите? – подняла голову Инна. – Я все прослушала.
Инна, как и Алена, усиленно налегала на спиртное в качестве успокоительного средства и уже изрядно охмелела.
Фокин махнул рукой, и девушка снова погрузилась в затяжное молчаливое раздумье.
– А на че вы собираетесь грузить всю эту сотню трупов, которы еще живые и которы уже капут? – вкрадчиво спросил дед.
– Не щемись, Макарыч, – вступил в разговор Влад. – Не на твой коптильник, который свои четыре колеса-то еле таскает. Эти ребята оставили нам свой джип. Я уже отогнал его во двор, чтобы соседи не пялились.
– Какие еще соседи! – замахал руками дед. – Тут по их можно из мириканских бомбардировщиков стрелять этими… «томагавками». Как по Югославии. Никто и не проснется, а если и проснется, так поленится задницу оторвать от кровати, – заключил он.
– Тогда едем! – гаркнул Фокин так, что сидевший на его плече и мирно посасывающий из бутылки пиво «Дон» Наполеон подпрыгнул на месте. – А потом пойдем на «горизонтовский» пляж.
– Беззаботный ты человек, Афоня, – вздохнул Свиридов и посмотрел на помрачневшую Алену, – ну чисто ребенок.
– Да, – вдруг с видом человека, вспомнившего что-то очень важное, проговорил «ребенок», – сегодня же день рождения Пушкина, е-мое!
Когда завтрак был окончен, женщины начали мыть посуду и хотя бы пытаться навести в раскуроченном доме относительный порядок, мужчины же заправили почти пустой бензобак «Опеля» бензином из дедовских запасов и начали перетаскивать в джип бездыханных амбалов.
Дед Костун же никогда не имел никакого отношения к женскому полу, а с некоторых пор причислять его и к мужчинам было бы по меньшей мере самонадеянно. Наверно, исходя именно из этих соображений, он ничего не делал, а только путался под ногами, всем мешал и отдавал направо-налево распоряжения, которых не слушал даже его пес Гермоген. Или Хлороформ, как звал толстопузого «друга человека» отец Велимир.
…В монастырь поехали трое – Влад, Фокин и Инна, не захотевшая оставаться одна и даже не спросившая, куда собрались ехать Свиридов и отец Велимир. Это ей было глубоко безразлично, она просто хотела чувствовать себя спокойно и защищенно.
А это могло быть только рядом с ними. Владом и Афанасием.
В машине она выпила еще водки и тут же задремала, уткнувшись головой едва ли не в брезент с покойником и тремя ранеными.
Алене и Константину Макарычу Свиридов посоветовал дома не сидеть, а спрятаться где-нибудь в заранее оговоренном месте и подождать с полчаса, пока они не вернутся из монастыря.
– Мало ли чего, – сказал он в заключение, – шансы почти нулевые, но вдруг Маметкул приедет сюда с новой порцией, так сказать, пушечного мяса? Особой гуманностью, по моему убеждению, он не отличается.
– Да ну, загнул тоже, Володька, – махнул рукой Фокин и, наклонившись к уху Свиридова, негромко произнес: – Ты мне лучше скажи вот что… ты уже спал с этой, как ее… в общем, ты понял… ну?
Свиридов серьезно посмотрел на скабрезно ухмылявшегося Фокина и отрицательно покачал головой…
Путь к монастырю лежал на север, на удаление от того проточного изгиба Волги, на котором находились село Щукинское и пансионат «Алый Горизонт». Дорога была плохая, грунтовая, с бесчисленными колдобинами и ухабами, и сидящий за рулем Свиридов то и дело бормотал под нос витиеватые ругательства.