Государственный киллер - Михаил Серегин

Она оторвала от подушки заспанное лицо и посмотрела на непрошеного гостя.

– А, Игорек, – томно протянула она, – а че так рано? Я же сплю все-таки. Ой… а кто это с тобой?

– Не волнуйся, я взял их с собой вовсе не для того, чтобы разводить здесь групповуху, хотя они, конечно, были бы не против. У меня к тебе очень важный вопрос… ты знаешь наперечет все новости в этой вашей дыре, Щукинском то есть. Поэтому ты, вероятно, сможешь ответить мне на вопрос: приезжал ли кто на днях в гости в жителям этой деревни?

Она потянулась и зевнула.

– Ты не знаешь, – продолжал Маметкулов, – к кому бы могли приехать и приехали ли вообще два парня, лет по тридцати, и с ними обезьяна?

Алена открыла глаза, и вся тщательно и небезуспешно наигрываемая сонливость как-то сразу улетучилась, потому что она подумала, что это могли бы быть Фокин и его сопровождающие. Правда, Маметкулов говорит, что всего два парня, но и дед Костун мог приврать и зачислить, скажем, упомянутую обезьяну в ранг друга его внука Афанасия.

– Обезьяна?

– Макака там или там че еще… не знаю.

– Погоди, Игорек… сейчас соображу, – пытаясь тянуть время, сказала она, – м-м-м… а что они такого сделали, что ты вламываешься ко мне спозаранку? Кстати, а как ты сюда вошел? Не дай бог опять дверь сломал!

– Сломал, сломал, – отмахнулся Маметкул, – сам сломал, сам и велю починить… да и тебе еще накину пару тысчонок за моральный ущерб. Что сделали эти парни? Видишь вон того урода с попорченной рожей? Ну так вот… этот мудозвон не так давно был серебряным призером российского чемпионата по боксу, а не далее как вчера ему и трем таким же остолопам навешали по полной программе. Те двое. Да так навешали, что один до сих пор очухаться не может, а другого в город отвезли гипсовать руку.

Маметкулу для полного счета следовало прибавить сюда же третьего, которого он, так сказать, ненароком убил вчера поздно вечером, но, разумеется, он делать этого не стал.

– Ну, вспомнила?

Алена начала лихорадочно крутить в мозгу варианты дальнейшего развития событий: панический страх перед ее жестоким и тяжелым на руку сожителем подталкивал сообщить, что да, приехали накануне к соседу Константину Афанасьевичу гости, но, с другой стороны, она боялась, что Маметкул нагрянет к соседям и обнаружит, что один из гостей пошел навестить свою соседку, то бишь ее, Алену, и до сих пор не вернулся. Перспективы ближайшего будущего тут же заволокло безвылазным кровавым туманом.

– Нет, – машинально ответила она, – разве что, постой… м-м-м…

Маметкул впился в нее цепким, ни на секунду не отпускающим, как паук свою жертву, жестким взглядом красивых темных глаз.

– К Антонине Никитичне приехал сын с женой, – сказала Алена, – это на другом конце деревни… ближе к монастырю.

– Сын? А сколько ему лет?

– Да уж под пятьдесят, я думаю.

– Черрт! – вырвалось у Маметкула. – Какой, на хер, пятьдесят, что ты мне мозги канифолишь? Я же сказал тебе, два парня по тридцатнику, судя по ухваткам, какой-то спецназ… бывший или нынешний. А то посмотрел бы я, как сын твоей Антонины Никифоровны…

– Никитичны.

– …Антонины Никитичны, один хрен!.. Посмотрел бы я, как этот самый сын пятидесяти лет разделался бы с моими остолопами. Ну подумай, Алена, те двое парни видные, а ты ни одного мало-мальски приличного мужика не пропустишь, я же знаю твои замашки!

Алена скроила целомудренную мину и обиженно отвернулась.

– Нет, не видела, – процедила она сквозь зубы, справедливо рассудив, что играть сейчас униженную и оскорбленную – самый хороший способ увиливать от вопросов.

Уловка попала в цель. Маметкулов хлопнул Алену по спине в знак примирения и, вздохнув, сказал:

– Ну ладно… извини, если что не так. Если что надумаешь, вот, позвони. – Он бросил ей на одеяло трубку мобильного телефона.

Все подходило к своему естественному благополучному завершению, как вдруг из-под кровати Алены послышался непонятный звук, представляющий собой нечто среднее между хрюканьем матерого борова и приглушенным грохотом гусеничного трактора, проползающего по щебеночной дороге.

Маметкулов, который уже был на пороге комнаты, обернулся. Его длинное холеное лицо еще больше вытянулось.

– Эт-та еще что такое? – медленно проговорил он, и тут звук повторился.

Вероятно, отец Велимир, во время всего разговора Алены и Маметкула лежавший на боку, перевернулся на спину, и это положение тела изрядно способствовало качественному изменению звучности дыхания.

– Ничего, – поспешила вмешаться Алена, – не знаю что…

Звук повторился снова, на этот раз с угрожающими обертонами и совершенно зубодробительными децибелами.

– Наверно, свинья забралась, – пролепетала Алена, – у меня было такое… соседский поросенок Борька из свинарника сбежал и прошмыгнул в открытую дверь… они его искали-искали, а он здесь спит.

– Ну-ка, Василий, посмотри, что там за свинья пригрелась, – резко приказал Маметкулов, не глядя на Алену. – Да осторожнее, а то как бы не навешала тебе эта свинья, как вчера та парочка.

– Я сама! – Алена вскочила с кровати, не обращая внимания на то, что сорочка сползла с плеч, а Василий выпучил глаза. – Нечего в моем доме всем кому ни попадя рыться!

Маметкул шагнул с порога, ослепительно улыбнулся, а потом внезапно ударил ее по лицу наотмашь так, что Алена упала на кровать.

– Василий, посмотри! – резко повторил он.

Василий заглянул, потом охнул и начал медленно вытаскивать оттуда все так же мирно храпящего Фокина.

– Это один из тех двоих, – пробормотал он, заглянув в лицо безмятежному Афанасию. – Кто это его так размалевал… сразу и не узнаешь.

– Маскировка, – многозначительно вставил толстый.

– Ничего себе Борька, – проговорил Маметкулов, носком туфли поддев руку спящего. – Да тут целый Борис, а если еще и приодеть соответственно, то и Николаевич! Василий, это точно он?

– Да уж куда точнее, – сказал Василий, – он вчера меня куда-то под откос так швырнул, что я имя свое чуть не забыл. Здоровый, черт.

– Да уж, – сказал Маметкулов, рассматривая лежащего перед ним Фокина, – это верно. Если этакая туша еще и встанет, да ручками-ножками помахает, то в самом деле мать родная не признает. Ну, Алена, как с тобой будем решать вопрос?

Сидящая на кровати женщина заплакала.

– Ладно, потом с тобой поговорю, – сказал Маметкул спокойным, холодным тоном, не сулящим Алене ничего хорошего к тому моменту, когда это обещанное «потом» настанет. – Василий, Пельмень, – повернулся он к все это время бездействовавшему и в основном молчавшему толстяку, – растолкайте этого Рэмбо щукинского разлива.

– С ним же еще второй был, – пробасил Василий и машинально пощупал кнопочку попорченного носа, который накануне разбил ему Свиридов. – Он еще хуже этого.

…Фокина тормошили по меньшей мере пять минут. Колотили по щекам, пинали ногами, обливали холодной водой. Наконец, к радости уже изрядно пропотевших Василия и Пельменя, на багровой физиономии, разукрашенной медикаментозной радугой, проклюнулся совершенно мутный бессмысленный глаз. Пока один.

– Шы-ы-ы-ы… – вытолкнули непослушные губы.

– Чего это он?.. Тьфу, ну и несет от него, – отмахнулся Василий.

– Шы-ы-ы-ы… шыто за черррт?

– Ага, проснулся, сука, – сказал Василий и с размаху зарядил ногой прямо под фокинские ребра.

– Где второй? – хмуро спросил Маметкул.

– А-а?

– Где второй шакал, твой дружок, бля?! – заорал Маметкул и с размаху врезал Фокину в бок. Тот болезненно скривился и пробормотал:

– А, Влад, что ли? М-м-м… зарядку делает. Он клялся, что в деревне… ы-ы… каждое утро будет делать зарядку.

– А ты что не делаешь, сука? Вчера зарядился? А что ты тут с моей бабой делаешь?

Фокин наконец-то начал приходить в себя. Он преглупо ухмыльнулся, икнул, а потом ответил так добродушно и искренне, словно вел душеспасительную беседу с родным отцом:

– Ну как что, братец… неужели непонятно, что можно делать с этой женщиной? М-м-м… молитвы читали. Я же рукоположен в сан священника, сын мой. Вчера была вечерня, а сейчас вот я настраивался на заутреню.

– А отходную молитву ты не собирался читать? – рявкнул взбешенный Маметкулов и выхватил пистолет. – Говори, где твой второй ублюдок?

– Ну, это не скажешь… это нужно проводить, аки Моисей по пустыне, – продолжал бестолково бормотать Фокин. – Могу показать, только прежде я должен надеть штаны. А то, знаете ли, как-то несолидно.

– И так хорош! – процедил Маметкул и ткнул его пистолетом. – Пшел, придурок!!

Полусонного отца Велимира в одних подштанниках проконвоировали до ворот дома его деда, где он с мудрым видом почесал взъерошенную голову и сказал:

– Ну вот… кажется, пришли.

– Пельмень, держи этого под прицелом, – приказал Маметкул. – Василий и вы двое, – кивнул он двум парням с автоматами, которые незадолго до этого вынырнули из «Опель-Фронтеры», – за мной.