Третья сила - Дмитрий Ермаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена, узнавшая от Сони об ужасах, преследовавших Краснобая, признала справедливость этого предположения. Соня постепенно успокоилась. Жизни Антона ничто не угрожало, это было важнее всего.
Милиция и солдаты, выполняя приказ полковника Бодрова, два дня пытались вычислить нарушителя, проникшего на станцию, опрашивали жителей, но делали это скорее формально: мало кто верил, что на «Ладогу» мог кто-то явиться, довести купца до истерики и так же незаметно испариться. Под горячую руку полковника попали Данила и Никита, едва не увеличившие население Альянса. Носильщиков посадили под домашний арест. Больше наказывать оказалось некого. Довольно быстро поиски загадочного нарушителя сошли на нет.
Два дня спустя Соня, наконец, попала в палату Краснобая. И, едва переступив через порог, застыла, как вкопанная.
Перед ней предстал человек, имеющий мало общего с тем Антоном, с которым она беседовала на скамейке каких-то три для назад. Тогда Краснобай напоминал взъерошенного, нахохлившегося воробья, нервно озиравшегося по сторонам, постоянно погруженного в невеселые мысли. Сейчас на кушетке, укрытый по грудь одеялом, лежал спокойный, умиротворенный молодой мужчина, встречающий всех входящих слабой, но доброй улыбкой. Ссадина на лбу еще не затянулась, давало о себе знать и страшное потрясение. Но Соня разглядела не внешние, а глубокие внутренние изменения, произошедшие с Антоном. Она уловила в его речи совсем иные интонации, подметила мелкие жесты, говорившие об одном: этот человек больше не трясся от ужаса, не ломал голову, как ему жить дальше, и не переживал снова и снова горести из прошлого. Он просто жил. Жил здесь и сейчас.
— Ну как ты? — задала Соня первый пришедший в голову вопрос, хотя и сама видела — дела не плохи.
Купец слегка усмехнулся, пожевал губами, как будто пробуя собственные слова на вкус, и ответил:
— Вообще-то мне положено ахать, охать и требовать к себе сострадания, я же ж в больнице лежу, больной на всю голову, ха. Но не выйдет. Не получится. Хочешь верь, хочешь нет, но мне хорошо.
— Верю, — коротко отвечала Соня и протянула другу руку, которую тот тут же с чувством пожал.
Они замолчали.
Каждый думал о своем.
Бойцова размышляла о том, как же все-таки интересно плетет свои кружева кудесница-судьба. В первый раз увидев Антона, Соня отнеслась к нему просто как к занятной диковинке, нежданно-негаданно возникшей посреди привычной будничной суеты. И беседу с ним она завела только потому, что Дима ушел, а ей было скучно сидеть одной и молчать. И вот теперь она, едва освободившись на работе, торопилась на соседнюю станцию, чтобы проведать чужого, почти не знакомого человека…
«Да нет, уже не чужого, — поправила себя Соня, — друзья мы теперь. Вот ведь бывает — то не было ни одного товарища, а то вдруг целая толпа».
А Антон с удивлением отмечал про себя в который раз, что в присутствии Сони у него не возникало ни тех ощущений, ни тех мыслей, что обычно сопровождали каждую его встречу с любой женщиной от шестнадцати до сорока лет. Он не думал о сексе. Он смотрел на нее не как на существо иного пола, а как на человека.
«Мало у меня, что ли, было баб? — размышлял он про себя, с нежностью глядя на Соню. — И что? Только себя растратил попусту. Жизнь, как песок, между пальцев пропустил…»
— Димка-то не ревнует? — уточнил на всякий случай Антон. — Все-таки вы — жених и невеста. А ты у меня сидишь…
— К счастью, нет, — улыбнулась Соня, отметив про себя, что вопрос был очень уместный, — почти любой бы устроил сцену, ты прав. Но Димка — он из другого теста. Он верит мне. Он такой забавный, знаешь, — девушка расплылась в теплой улыбке, — совсем не испорченный. Чистый. Я таких почти не встречала.
— Я таких вообще не встречал, — в тон ей ответил Антон. Потом подумал, и добавил тихо, словно боясь, что их услышат посторонние:
— Сонь. Такое дело… В общем, я его убил.
Уточнять, кого именно, не понадобилось. Бойцова коротко кивнула.
— Больше он не мучает меня, — продолжал говорить Антон спокойно, ровно, прикрыв глаза и улыбаясь каким-то своим мыслям. — Вообще кошмары сниться перестали. Так все это странно…
— А я Диме все рассказала, — произнесла Соня, опустив глаза.
Антон прекрасно понял, о чем она говорила.
— И как он отреагировал? — спросил Антон и затаил дыхание. Почти любой парень не стал бы продолжать отношения с девушкой, прошедшей через такой ад.
— Мужественно. Принял, как данность. Конечно, Димке нелегко будет смириться с мыслью, что ни сына, ни дочери ему не видать… Но я поняла главное: он не бросит меня. Он останется со мной.
И Соня разрыдалась от рвущегося наружу счастья, а глядя на нее, прослезился и Антон Казимирович. И оба надолго замолчали.
Время посещений в госпитале между тем подошло к концу. Соня поднялась, чтобы уйти. В этот самый момент снаружи раздались торопливые шаги. «Нельзя туда!» — крикнул кто-то, но человек, вбежавший в больницу, упорно шагал дальше.
— О, сюда идет, — произнес Антон, внимательно прислушиваясь к шагам. — Сейчас будет какой-то сюрприз. Надеюсь, приятный.
Не успел он договорить, как дверь распахнулась. На пороге стоял Суховей, один из товарищей Молотова, запыхавшийся, раскрасневшийся, он с трудом переводил дыхание. Судя по запаху, сталкер только что вышел из камеры деактивации.
— Жабы убиты! — выпалил он с порога. — Завтра вечером мы доставим вас обратно.
Глава 9. ТАНЕЦ БУДДЫ
План уничтожения братьев Жабиных и их охраны был прост и изящен.
Предугадать, что братья узнают о провале покушения, было не трудно: Краснобая никто не прятал, жители пяти станций видели, как его вели с Петроградской линии. То, что Лёха и Никита Жабины отложат повторную атаку и затаятся у себя в «логове», тоже было ожидаемо. Но Жабины никак не могли предполагать, что против них выступят опытные сталкеры. И уж точно не подозревали купцы, устроившие охоту на конкурента, что в бой против них вступит человек, знающий толк в редком оружии и изощренной мести — сталкер Бадархан Шаградов, он же Будда.
Три года назад Жабины отправили бурята с контрабандным грузом — веселыми грибами. Пронести его на Гостиный двор через таможню не было никаких шансов, вот Жабины и решили переправить товар через поверхность. Будда не знал, что именно он несет. Он оказался на мели и готов был взяться за любую работу. Этим Никита и Лёха и воспользовались. До вестибюля «Гостинки» Бадархан дошел благополучно. Но затем удача от него отвернулась. Бурята арестовали, посадили в камеру, где продержали неделю вместе с убийцами и насильниками. Выпустили его только после того, как Фил, лучший друг Будды, отдал все патроны, заработанные за полгода. Да еще с условием: сталкер Шаградов сдавал жетон и три года не приближался к гермоворотам.
Бурят, бледный, сильно осунувшийся, едва передвигающий ноги, отправился на Выборгскую, чтобы сказать братьям все, что он о них думает… И услышал в ответ:
— Не борзей, паря. Сам за базар отвечай. Сам сказал: «Готов на любую работу». Так что вали отсюда, пока цел.
Бадархан молча развернулся и поплелся на Чернышевскую. Там он и прожил оставшиеся годы. Со временем азиат снова начал выполнять заказы Жабиных, не связанные с выходами в город. Лёха и Никита, смотревшие на Будду с подозрением, постепенно расслабились. Со стороны казалось, что он забыл и простил перенесенные обиды.
Но Бадархан ничего не забывал. И слово «прости» не говорил никому, никогда.
Друзья прибились к группе Молота как-то сами собой.
«С нами Филипп, его никто не звал, он как-то сам прилип»[20], — шутя говорил про нового приятеля Борис Андреевич. А Фил в ответ радостно улыбался, он очень любил эту песню, и вообще парнем был веселым, как говорится, душа компании.
Голова Фила вмещала тысячи самых разнообразных анекдотов, которые парень выдавал, словно исправная машина, в любой подходящей ситуации. А еще веселый сталкер любил петь. Правда, и слухом, и голосом природа его обделила. Отсутствие переднего зуба, потерянного хозяином в какой-то переделке, делало облик Фила несколько комичным, а пение — невыносимым. Но Филипп не нуждался в публике, он пел для себя. «Нам песня строить и жить помогает!»[21] — горланил он в ответ на просьбы заткнуться и жизнерадостно улыбался. После этого Фила оставляли в покое.
Совсем из иного теста был Будда. Он перебрался в Большое метро с окраинной станции Старая деревня. На вопросы, является ли он буддистом и почему не возвращается к своим, бурят всегда отвечал сухо: «Не ваше дело».
Стрелком Шаградов был неплохим, в случае чего мог вести огонь почти из любого ствола, включая кустарные самоделки, но он не любил огнестрельное оружие. Не испытывал к нему душевной тяги. Зато Будда виртуозно владел приемами самообороны и обожал холодное оружие. Мог драться хоть ножами, хоть кинжалами, хоть самодельным мечом.