Уго Чавес - Константин Сапожников

Звонок из Мирафлореса раздался около полуночи 2 февраля. Один из агентов «MBR-200», используя ранее обусловленный код, сообщил Чавесу точную дату и время возвращения президента. С этого момента начала стремительно разжиматься пружина заговора. «Операция Эсекиэль Самора» началась! Чавес вспоминал, что перед броском в неизвестность провёл несколько часов в кругу семьи: «Я отправился домой, чтобы проститься с детьми, с Нанси, оставить ей банковский чек и все наличные деньги. В ту ночь я не спал, просматривая документы, переживая сложные чувства из-за того, что наконец подходит к финалу один этап жизни и кто знает, начнётся ли другой этап или всё этим и завершится».

…Вновь переступить порог «Майсантеры» Чавес смог только через 17 лет. В сопровождении дочерей Росы Вирхинии и Марии Габриэлы он прошёл по тесным комнатам, показал им, где стояли их кроватки и где он, на всякий случай, уничтожал «лишние» бумаги. На вопрос журналистки, может ли Чавес что-то рассказать о жизни в «Майсантере» после стольких лет отсутствия, он ответил, что сделать это ему очень трудно, потому что боится заплакать. Он больше не сказал ни слова, но все увидели: глаза президента увлажнились, и он почти минуту молчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами…

В понедельник, 3 февраля, Чавес надел спортивную форму и, имитируя обычную утреннюю пробежку, сделал по маршруту «разминки» несколько звонков с телефонов-автоматов.

Первому сигнал о «часе D» он подал в Маракайбо Франсиско Ариасу. Под его началом находилась ракетно-артиллерийская часть «Хосе Тадео Монагас». Потом Уго оповестил командиров частей в Маракае и в штате Арагуа — на границе с Колумбией. Сложнее всего было связаться с Хесусом Урданетой, который находился в служебной командировке. Уго каждые полчаса названивал ему, но тот появился в своём батальоне в Маракае только к полудню. Урданета взялся за дело, даже не успев повидаться с семьёй. Теперь все командиры подразделений, привлечённые к выступлению, были своевременно оповещены о наступлении «часа D».

В тот день кое-кто из руководства «MBR-200» всё же отказался от участия в выступлении, среди них — Рауль Бадуэль, друг Чавеса, один из той четвёрки, что давала клятву под саманом. Существуют разные версии его отсутствия среди участников восстания 4 февраля. По одной версии — якобы у него в подчинении не было боевого подразделения. По другой — стремление сохранить подпольные группы в армии в случае поражения. Поговаривают также, что Бадуэль не был уверен в успехе предприятия. Свои сомнения он якобы откровенно высказал Чавесу, но отговаривать от выступления не стал.

Заговорщики не могли знать, что в их рядах оказался предатель «последнего часа»: капитан Рене Химон Альварес. Чавес многое сделал для успешной карьеры этого офицера, которого знал с 1982 года, когда тот был ещё кадетом. Химон производил впечатление убеждённого боливарианца. После выпуска из академии его направили служить в Ла-Маркесенью, туда, где начинал сам Чавес. Бывая в Баринасе, Уго непременно заглядывал к подопечному, давал ему советы, познакомил его со своими друзьями в городе.

По мнению Чавеса, «перерождение» Химона началось после его перевода в академию на преподавательскую работу. Он начал пропускать конспиративные встречи, потерял интерес к вовлечению в движение новых членов. Объясняли это тем, что Химон влюбился в дочь начальника академии генерала Дельгадо Гайнса и амурные дела отодвинули на второй план всё остальное. Женится, всё войдёт в норму, надеялся Чавес. Оказалось иначе. Когда капитан встал перед выбором: участие в выступлении или семейная жизнь, то предпочёл второе. Первый вариант казался провальным, второй — гарантировал успешное продолжение карьеры.

Химон «исповедался» будущему тестю, сообщил о приближающемся «часе D», и они спешно отправились в министерство обороны. Впоследствии стало известно, что Химон раскрыл далеко не все планы заговорщиков, сообщил только то, что касалось непосредственно его самого. Чавес говорил по этому поводу: «Интуиция мне подсказывает, что он знал куда больше, но что-то в глубине души помешало ему рассказать обо всём. Потому что, если бы он вывалил всё, во что был посвящён, о делах старых и новых, о более глобальных планах, то, вполне вероятно, что меня задержали бы ещё в Маракае, до выступления».

Утром 3 февраля 1992 года Чавес присутствовал на построении своего батальона на плацу казармы «Паэс». Эмоциональный подъём, с которым его парни ответили на приветствие, убедил Чавеса, что их боевой дух на высоте. Они не подведут, выполнят свою задачу. Несколько часов заняла подготовка марша на Каракас: были получены со складов оружие и боеприпасы, медицинские комплекты, сухие пайки. Была оплачена аренда тридцати автобусов для транспортировки парашютистов.

Повышенная активность Чавеса и других командиров подозрений не вызвала. На следующий день на учебном полигоне в Эль-Пао, расположенном в нескольких километрах от Маракая, были запланированы традиционные показательные выступления парашютистов. На них должны были присутствовать министр обороны, несколько генералов из Генштаба, депутаты, представители прессы. Накануне таких выступлений подразделения обычно передислоцировались во временные лагеря.

В 15.00 Чавес отправился в казарму «Сан-Хасинто», где находился штаб бригады парашютистов. Там его ожидали друзья — Хесус Урданета, Йоель Акоста и Хесус Ортис, командиры батальонов парашютистов и егерей. Предстояло в последний раз сверить и обсудить все элементы плана, хронограмму действий и прежде всего координацию вывода частей на исходные позиции.

Завершая совещание, Чавес сказал: «Главные задачи: нейтрализация президента Переса, захват президентского дворца и установление контроля над аэродромом Ла-Карлота. Обращение к народу я записал. Оно будет показано по телевидению во время проведения “Операции Самора” в Каракасе».

«Чавесологи» до сих пор спорят о том, что подразумевалось под словами «нейтрализация Переса». Сам Чавес категорически отрицает, что имел в виду физическую расправу: «Никогда, ни на одном нашем совещании не поднимался вопрос о ликвидации Переса. Мы планировали провести над ним судебный процесс. Он должен был ответить за преступления перед народом». Установление контроля над аэродромом Ла-Карлота, который находится в центре столицы, было необхо106 димо по оперативным соображениям: на нём располагались база ВВС и воинские части, лояльные Пересу. Оьи могли воспрепятствовать захвату находящейся поблизости «Jla Касоны» — президентской резиденции.

О том, что о «часе D» уже известно не тол» ко заговорщикам, Чавес не догадывался. Министру обороны Фернандо Очоа было трудно судить о масштабах предполагаемого мятежа. Из того, что сообщил Химон, он выхватил главное: президент в опасности! Министр дал указание усилить охрану аэропорта и его окрестностей, расставить мобильные посты вдоль автотрассы из Каракаса в Майкетию. Чтобы обеспечить безопасность Переса министр обороны привлёк внушительные силы: морскую пехоту, части Национальной гвардии, сотрудников Службы безопасности, агентов DIM и DISIP. Очоа распорядился подготовить вертолёт, чтобы лично встретить президента в Майкетии и доложить ему о заговоре.