Дон-Коррадо де Геррера - Николай Иванович Гнедич

запряженная четырью лошадьми, была уже готова. В полночь, когда все уснули, Густав, взявши деньги, серебро, дорогие вещи, приобретенные Моргоном, взявши несчастную Сигизбету, не могшую сопротивляться, убежал, куда влекла гнусная его страсть.

Я не стану описывать положения несчастного, когда он узнал, что Густав, обобрав его, убежал, и когда узнал, что Сигизбета должна сделаться жертвою гнусного сладострастия Густава; он узнал все коварства, всё лицемерие хитрого Густава; узнал, с каким намерением просил он его, чтобы не возвращать Морица; он узнал все подлые его уловки и со дня на день приходил в отчаяние, как вдруг приезжает Мориц. Он входит, на бедре его меч, в груди его пламенеющая любовь к Сигизбете; он входит и на всех лицах видит печаль. Первое слово, какое он слышит, первый его взор, который находит Моргона, лежащего на постеле с смертною бледностию, — это всё поражает его.

— Сюда! сюда! — вскричал Моргон дрожащим голосом, прерываемым слезами. — Утешь несчастного старца!

Мориц

Родитель мой! Что это значит, скажите мне скорее, бога ради, скорее!

Моргон, рыдая, не мог говорить, наконец воскликнул:

— Сын мой! Неблагодарный Густав, твой брат, мой сын, сын, которого я так любил, и он за любовь мою заплатил тем, что унес всё мое имение, оставил меня умирать одного, умирать в отчаянии. Я не предвидел сетей, которые он мне ставил. Сигизбета, несчастная Сигизбета, будет жертвою...

Мориц, как громом пораженный при имени Сигизбеты, вскрикивает:

— Сигизбета? Батюшка, что вы говорите? Сигизбета — где она?

Моргон

Ах, сын мой! Чудовище Густав, нарушив все законы честности, увез ее насильно.

Мориц

Боже!.. (Он упадает без чувства)

Моргон проливал слезы.

— Для того ли я возвратился, — говорил Мориц, пришедши в себя, — чтобы видеть отца моего в отчаянии, на одре смерти, чтобы видеть Сигизбету, бытие моей жизни, в руках варвара?

Моргон

Сын мой! ты любил ее?

Мориц

Любил, любил пламенно, родитель мой! Но теперь черная туча разразилась над моею головою.

Моргон

Теперь надежда рождается в моем сердце. Сын мой! скажи, простишь ли мне оскорбления, которые я так часто тебе наносил?

Мориц (бросаясь на грудь отца)

Я не знаю никаких обид, никаких оскорблений.

Моргон

Итак, мне можно надеяться?

Мориц

Всего, всего.

Моргон (распростирая руки)

Сюда, сюда! К сердцу, сын мой! К этому трепещущему сердцу; напейся жаром, которым оно пылает.

Мориц (прижимаясь к груди Моргона)

Понимаю: мщение, родитель мой! Мщение за тебя, так жестоко оскорбленного![104] Так, я клянусь на охладевающей груди твоей, клянусь отмстить за тебя, за невинную Сигизбету!

Моргон

Но умерь свое мщение, сын мой! Не мсти злодею смертию; есть праведный Судия, Который его накажет, он не избегнет правосудия Божия. Следуй по стопам его, скажи ему, что он довел меня до отчаяния, что он заставил меня окроплять слезами седые мои волосы; скажи ему, что он открыл мне крышку гроба; скажи ему — но не мсти смертию; и если есть еще искра совести в груди злодея, если выронит хотя одну слезу раскаяния, то скажи ему, что я простил его; скажи ему, что мое благословение пребудет на главе его, скажи ему это, но не мсти смертию.

Мориц

Родитель мой! неужели такое варварство, такое злодеяние останется не отмщено?

— Бог правосуден. Не мсти смертию, сын мой! Послушай умирающего отца, — говорил Моргон слабым голосом. — Я чувствую холодные объятия смерти; силы мои ослабевают, чувства цепенеют. Сын мой! не мсти смертию — прости злодея.

Он хотел еще говорить, но язык его окаменел, глаза померкли, пламя жизни угасало, и он, подняв руку, омытую слезами Морица, благословил его; пламя жизни угасло — и он испустил дух в его объятиях, в объятиях того, кому прежде предпочитал Густава. Тщетно он простирал хладные руки к Густаву — он видел только тень его злодеяний.

Мориц, мучимый любовию, ревносгию, бешенством, садится на лошадь и скачет, куда влечет его мщение.

— Так! пойду по стопам злодея, — говорил он, — и да будет проклят час моего рождения, да не примет земля моего праху, да будет он добычею хищных зверей, если я не отмщу преждевременной смерти моего родителя, если не отмщу за Сигизбету!

Два дни скакал он и не упущал ни одного прохожего, проезжего, у кого бы ни спрашивал о почтовой коляске. На третий день, когда солнце оканчивало свой путь, когда последний луч его позлащал верхи гор, Мориц приехал к одному постоялому дому, находившемуся в поле. Он идет на двор, видит коляску, и сердце его дрожит. Мориц проходит коридоры, спрашивает, кто здесь остановился. Ему отвечают по научению Густава, что здесь нет никого. Грозный вид и палка Морица заставляют сказать правду. Он бежит в комнаты и видит при дверях стоящих слуг с обнаженными саблями; рука его рубит всех, ему сопротивляющихся, и он с поражающим взором, с подымающеюся от ярости грудью является в комнату и видит бледную, как будто в смертном сне лежащую на софе Сигизбету, ибо варвар, видя ее сопротивления, дал ей опиум, чтобы скорее совершить свое злодеяние; он видит и почитает ее умерщвленною Густавом, дрожит, его уста не могут произнесть ни одного слова; долго и пристально смотрит на Сигизбету; отчаяние овладело его сердцем; ни одна слеза не выкатилась из глаз его, ни один вздох не вылетел из груди его. В страшном молчании, в страшном исступлении он бежит из комнаты с пышущим от ярости ртом; он ищет Густава, но тщетно: злодей, не видя своего спасения, выпрыгнул в окно и убежал. Мориц садится на лошадь и скачет, сам не зная куда. Спустя несколько часов Сигизбета, вышед из бесчувствия, смотрит вокруг, но не видит никого. Какое было ее удивление, когда она выходит из комнаты: видит везде кровь, везде пусто! Пробегает все комнаты, все коридоры, но не находит никого; выбегает на двор: видит, что все в смятении, видит повозку, заваленную трупами мертвых, спрашивает, что это значит. Хозяева, наморщив лоб, ничего ей не отвечают. Наконец она узнала всё, узнала, что Мориц это сделал. Преклонив колена, благодарила она Бога, что Он ее не оставил, что послал ей ангела-хранителя. Она узнала, что Мориц счел ее мертвою и скрылся.

— Скрылся! — повторила Сигизбета. — Понимаю, Мориц! Это сделано для меня, и я всё для тебя сделаю.

Густав, захвативши, что мог, убежал с двумя спасшимися слугами и остановился в одном селении. Он, несмотря на ужасное свое положение, не