Сдвиг - Максим Алёшин

Очнулся я аж через несколько лет. Удар костяным набалдашником практически уничтожил ваш пятый позвонок, который, как сухарь, рассыпался в прах и посему был заменен резиновым — слушал я рассказ доктора Алисфера Моисеевича Купитмана — и нам естественно пришлось прибегнуть к… В волнении я попытался открыть рот и спросить его доктора Алисфера Моисеевича выспросить и к чему же они прибегли уж не к процедуре ли орезиневания? Губы мои, как впрочем, и рот, и лицо были какими-то неестественно сухими и распухшими, вместо собственного голоса я услышал, странное: Буль Бу Бу Бу Бу буль — резиновые губы завибрировали, запрыгали, задрыгались превращая речь мою в бессмысленное нечленораздельное бу-бу-булькание. Оторопев, я нервно засмеялся, а из моих глаз градом покатились слезы, о господи они сделали меня резиновым!

Как я узнал позже, в процессе лечения врачи столкнулись с отторжением имплантата позвонка, и посему избежать летального исхода можно было только орезиневанием всего тела. Дорогостоящая лечебная процедура затянулась на долгие 6 лет, все это время я находился в сменяемом резиновом растворе, до тех пор, пока последняя часть меня не стала нужного состава. Не было другого способа спаси мою жизнь кроме как не ввести в мой состав — сыворотку живой резины. Резина пропитала меня из внутри стала моей новой кровью, а затем превратила и все мои органы и всего меня в вечно живую резиновую куклу способную жить и говорить булькая буль-бульками. Еще через полгода обучения на курсах городовых мне выдали высоченный черно-белый цилиндр, новый кожаный плащ, высокие ботинки на платформе и сильно расклешенные трикотажные брюки — в общем, служебное обмундирование городового Пеньковского уезда. Мой перекресток был на окраине города, в моих руках был жезл власти — посох с большим костяным шаром на конце. Вот такую злую шутку сыграла со мной судьба. Я и сейчас с удовольствием огрею вас посохом ни за что ни про что, я и сейчас дежурю в Пенькове на пересечении 12 Фронт-авеню и проезда Гвардейца Поющего, всегда ваш Диометрат Каноньев Супер-интендант 1 уровня значимости 6-го отряда Резиновой Жандармерии города Пенькова.

P.S. В жандармерию мне пришлось пойти работать из-за того, что моё недешевое лечение любезно оплатила в кредит мэрия Пенькова, и свой долг я мог отдать только соглашаясь на работу городовым Пенькова, контракт был заключен всего на 24 года…

Мы уже достигли сердцевины этого невзрачного квартала. На перекрестке я увидел стоящего с посохом городового, он тоже заметил нас и государственными жестами приказывал нам остановиться и припарковать транспорт.

— Хорошо печеньку разжевал? Хихикать не будешь? — подмигнул мне автор, и скрипнув дверью вышел из машины прямиком навстречу городовому. Машина как-то поблекла за время нашего пути, бока уж не серебрились, двери подозрительно громко скрипели, да тормозные колодки скрежетали мама не горюй, кабздец ей пришел короче. Я проследовал за автором, осторожно прикрыв за собой дверь, которая держалась буквально на честном слове. Поравнявшись с государственным слугой Гимениус, на безопасном расстоянии от городового, забулькал какие-то фразы:

— Бу бу бубубубубубубу Бульбуб, бубуб, бульбуль буль буб бу бубубубубубу — сказал Гимениус.

Вместе с содержанием рассказа «Пеньковский городовой» в мою кровь впитались и богатые сноски, и небольшой ограниченный словарь разговорник, естественно с транскрипцией, резиновый диалект был не сложен, частично я понимал содержание фраз обращенных к городовому. Смысл сводился к тому, что Гимениус сразу сказал, что он де автор, и здесь мы проездом, и если городовой пороется в кулуарах своего бессознательного, он легко вспомнит, чьему перу обязана своим появлением местная действительность и все такое. И у меня и у Гимениуса были искусственно сочиненные каменные ничего не выражающие лица, еще бы никто не хотел получить по шее массивным костяным набалдашником.

Вот это да, и резиновые глаза могут расширяться от удивления, буквально через минуту молчания городового, порылся он, видать, в бессознательном. Ну, так вот через минуту глаза его плохо-прорисованные и тусклые полезли на лоб. На лице его резиновом, возникла положительная гримаса, отдаленно напоминающая улыбку. Да, вы не поверите, тусклое прорезиненное госсущество улыбалось и это означало одно — он узнал создателя.

— Буб, бу, бубунь-бунб бу бу бу дубу буду бубубу дудудубу ду бубубубу дудуду буууууу бууууууу — сказал городовой, захлебываясь от волнения смешанного с искренним уважением и восхищением к автору.

— Буууууууууууууууууу — провыл в ответ Гимениус.

Городовой рассыпался в комплиментах, он выражал свое благоговение мастером слова и благодарил последнего за возможность возникнуть из пустоты. В ответ Гимениус указал на разваливающееся Субару и пробулькал что-то мне не до конца понятное про Черные автобусы. Резиновый городовой, задумавшись, мотнул головой, и мы побрели вглубь района. Через полквартала мы втроем вышли на оживленную площадь.

Что тут было! При появлении Гимениуса на площади возникло стихийное ликование. Боевые Черепахи завидев Гимениуса подняли в воздух автоматы и пистолеты, и, улюлюкая палили почем зря в воздух, какой-то старик и помощник Перельман тут же повисли на мастере. Все были перевозбуждены и счастливы. Гимениус! Гимениус! — кричали с разных сторон.

— Ба да тут знакомые все лица — громыхал зардевшийся от смущения Гимениус.

В глубине площади виднелся черный роскошный автобус, ах какой красивый мощный прямо таки завораживающий автомобиль. Павловские Черные Автобусы Жизни имеют богатую легендарную историю — напомнил Тим Род, в руках его был черный толстый талмуд в обложке из грубой свиной кожи с толстыми картонными страницами с иллюстрациями и чертежами, Корректор прочел обложку «Сказка о…»

Глава 12 (с бонусным приложением) Поземные женщины. Волшебные процедуры

— Ты что думала так просто тебе и умереть дадут? Ну и дура ты в таком случае. Совершенно не знаешь местных обычаев. Кого быть может, и казнили бы в два счета, даже и шоу не устраивали бы такое грандиозное, но только не тебя малышка. И пусть тебе будет горько услышать то, что я сейчас скажу…

Эмми открыла глаза. Перед Эмми расхаживала средней полноты двухголовая дама с вавилоном на правой голове, и как ни в чем не бывало, словно они щебетали так всегда, разговаривала с Эмми. Дама видать не из простых — богато одета. На ней было роскошное дизайнерское платье из тончайшего светлого трикотажа, с косым вырезом на груди, а на плечах массивная меховая накидка выделанная шкурка черно-белого горностая, на одной из голов дамы был накинут прямоугольный мешок плотной ткани, причудливо закрепленный на шее металлическими обручами-стяжками.

Эмми приходила в себя. Она удивленно приподняла голову, голова была свободна, сдерживающего хомута не было, никто не стал ей мешать. Осмотрелась. Небольшая больничная палата, голубые полупрозрачные стены, какое-то электронное оборудование помаргивало десятком цветных лампочек, чистые белые простыни, нежная подушка, легкое стеганое одеяло, выше бутылочки физраствора на хромированных золотом жердочках штырьках, под потолком гигантская люстра абажур с энергозатратными лампами накаливания. Электроэнергию здесь не экономят, вдруг подумалось девочке. Вкруг её кровати стояли женщины, похоже, это были врачи, может ученые и несколько девушек спортивного телосложения, по-видимому, военные, в масках алых стальных голубей. Стальные голубки России — прочитала Эмми нашивку на куртке одной из солдат. По всему было видно, что это свита двухголовой говорливой модницы.

Эмми пыталась вспомнить последние события, память предательски подводила её, она помнила слишком мало. Иглы у глаз, что-то в этом роде, но было ли это на самом деле вот вопрос, впервые в жизни Эмми не была уверенна в подлинности своих воспоминаний. Она подняла ладонь и дрожащей рукой потрогала свои глаза, будто не веря тому, что они могут видеть, но, есть ли они… Глаза были на месте.

Двухголовая женщина в дизайнерском платье погладила девочку по голове, и чуть склонившись, сказала: — Ну, ты, значит, очнулась теперь кисонька моя.

— Да — сказала Эмми, с удивлением рассматривая двухголовую женщину перед собой.

— Я Елена Альбертовна Милославская, можно просто Альбертовна, первая жена лидера Гидраэнтендатуры, вернее одна из них. Вторая тут, ты можешь её видеть справа, а для меня слева, — вторая голова была в мешке — сейчас моё время, поэтому вторая женушка пока в мешке. Шила в мешке не утаишь, как говорится. Знай, вторая голова нас не слышит и не видит. Я не такая, как они, детонька и с этим упыренком живу только из-за договора подлым образом заключенного между нашими государствами, да еще из-за того, что леди нашего уровня не могут быть разведены с нелюбимыми. Посему ты и я это одно, а вот проснется вторая женушка, и ты узнаешь другую сторону медали. Тут ты в безопасности, здесь кругом мои люди, они мои половинки часть моего девичьего дела, часть моего сердца, сестры мои по крови. Поверь мне деточка я твой друг, и ты жива и невредима только благодаря моему хитроумному плану. Я принцесса Научного мира, он тоже под землей, но намного глубже. Это моя армия, и моя больница и моё принцессное королевство раз уж дело пошло перечислять, что тут моё.