Красная лента - Роджер Эллори

— Да, — ответила она. — Я здесь задержусь.

ГЛАВА 18

Первые несколько месяцев работы в отделе убийств Роберт Миллер считал трупы.

Он досчитал до тридцати девяти и бросил. Через какое-то время их были сотни. Считать оказалось бессмысленным занятием. Жертвы начали сливаться в один безликий поток. Мужчины были похожи на других мужчин, девушки были похожи на других девушек, даже дети перестали отличаться друг от друга. Мертвые люди были просто мертвыми людьми — незнакомцы с чужими лицами, чужими именами: такой-то и такой-то погиб тогда-то и там-то. Ничего особенного.

Но Роберт Миллер никогда не был знаком с мертвецами. Никто из знакомых не погибал на его сменах.

Альберт Рос, однако, проработав в отделе всего семнадцать недель, был приставлен присматривать за парнем по имени Леонард Фрост. Фрост был информатором, которому светила программа по защите свидетелей. Рос приглядывал за ним три дня, играл с ним в карты, немного смотрел телевизор, разговаривал ни о чем. Он пожал ему руку и пожелал удачи, когда они расходились. Четыре часа спустя Фрост был мертв. Ему прострелили голову, когда он входил в арестантскую камеру в пятнадцатом участке. Его застрелил человек, одетый в полицейскую форму. Рос присутствовал приблизительно на трехстах пятидесяти местах преступления. Он повидал более четырехсот трупов. Леонард Фрост был единственным из них, с кем он общался перед смертью.

Увидев истерзанный труп Наташи Джойс, Роберт Миллер и Альберт Рос замерли от ужаса. Они постояли немного в дверях ее спальни. Она лежала на спине на кровати. Ее рубашка и футболка были покрыты пятнами крови. Отметины на лице и шее говорили, что избили ее жестоко. Во многих местах ее кожа цвета кофе лопнула, и на ней были отчетливо видны красновато-фиолетовые рубцы. Ее опухшие глаза были закрыты, а губы и волосы покрыты толстой коркой засохшей крови.

Рос побледнел и страшно вспотел, когда приблизился к телу. Они с Миллером встали по обеим сторонам кровати. Происходящее напоминало дежавю. Словно это был фильм, который они смотрели в разное время, а теперь поняли, что видели одно и то же.

Офицер Том Сюскинд, который первым прибыл на место преступления после звонка соседа, Мориса Дукатто, сообщил им, что дочка жертвы, девятилетняя Хлои, находилась в соседней квартире с пожилой женщиной по имени Эсме Льюис. Эсме Льюис, по всей видимости, вернулась в квартиру Джойс с девочкой, обнаружила, что дверь заперта, поискала управдома, не нашла его и обратилась к соседу, Морису Дукатто, который, постучав в дверь несколько раз и не получив ответ, выломал ее. Дукатто и обнаружил тело. Старуха и девочка в квартиру не входили. Дукатто отвел их к себе, где с ними до прибытия полиции оставалась его жена. Сейчас девочкой занималась служба по уходу за детьми.

— Никто больше сюда не входил? — спросил Миллер.

Сюскинд покачал головой.

— Никто не входил, кроме Дукатто и меня.

— И где ваш напарник, офицер? — спросил Эл Рос.

— Он болен, — ответил Сюскинд.

— Весь день?

— Вчера его тоже не было. Я уже два дня работаю один.

— А временного напарника вам не выделили?

— У нас недостаточно сотрудников, — ответил он. — Особенно чтобы контролировать этот район.

Миллер промолчал. В мыслях он уже общался с Фрэнком Ласситером, отвечал на вопросы, которые, как он знал, тот задаст. Как хорошо они знали жертву? Сколько раз они посещали ее квартиру? Заметили ли они хоть что-то, что указывало бы на то, что она может стать следующей жертвой? Сомневались ли они в личности убийцы? Похоже, что это был тот же человек, который убил Мозли, Райнер, Ли и Шеридан? И почему на этот раз не было ленточки? И если она была еще одной жертвой, что они собираются предпринять, ведь, по всей видимости, преступник следит за ними? Или это случайность? Возможно, на этот раз убил кто-то другой?

Все это были вопросы, которые Миллер не хотел слышать, на которые он не знал ответа.

— Ладно, — сказал он Сюскинду. — Побудьте здесь. Оставайтесь внизу. Не пускайте сюда людей, пускай судмедэксперты сделают свою работу, а все остальные…

Сюскинд кивнул. Он знал, что надо делать. Он оставил Роса и Миллера в спальне с Наташей Джойс.

— Что будет с ребенком? — спросил Рос.

Миллер пожал плечами.

— А что с ней? Боже, Эл, ты знаешь это дерьмо не хуже меня. Служба по работе с детьми позаботится о ней, что еще?

Рос присел на краешек туалетного столика Наташи — дешевого куска дерьма за семьдесят пять долларов, перед которым стоял обычный стул. Он смотрел на ее вещи: щетки для волос, фен, бигуди, карандаши для глаз, губная помада, баночки с кремом для лица и лосьон против морщин. То же дерьмо, что и у его жены, только дешевле. Это все, что осталось от Наташи Джойс. Это и девятилетняя девочка, которая так никогда и не узнает, что же случилось с ее отцом. И то же относится к ее матери.

Миллер отступил на шаг и закрыл глаза. У него было такое выражение лица, словно он пытался впитать что-то, что не мог увидеть, словно хотел вытянуть из атмосферы что-то, что могло подсказать ему нечто важное.

— Он знает, так ведь? — спросил Рос.

Миллер открыл глаза.

— Должен.

Рос покачал головой.

— Должно быть, он наблюдает, что мы делаем, куда идем, с кем разговариваем. — Он медленно вдохнул и выдохнул. — Иисусе… Дело предстает совсем в другом свете.

— Это не было случайностью, — сказал Миллер. — Я думаю, что это не было случайностью и убийство Шеридан тоже было не случайным. И предыдущие убийства тоже не были случайными. Я думаю, что в этом безумии присутствует последовательность, какой-то метод. Все, что произошло, вяжется друг с другом. Это дерьмо с Наташей и Дэррилом, то, что у всех у них нестыковки в прошлом. Все это связано напрямую. А мы так заняты разглядыванием деревьев, что не видим леса.

— Почему на этот раз нет ленты? — спросил Рос.

Миллер закрыл глаза и покачал головой.

— Я не знаю, Эл. Боже, я ничего не знаю!

— Надо найти этого типа, — сказал Рос. — Надо найти парня с фотографий, который приходил сюда поговорить с Дэррилом.

— И еще надо поговорить с Франсес Грей и нарыть информацию на Майкла Маккалоу.

Внезапно Миллеру захотелось протянуть руку и коснуться Наташи Джойс в знак сочувствия, в знак того, что ему очень жаль, что так произошло. Он чувствовал себя виновным в том, что случилось. И хотя он знал наверняка, что это не так, что Наташа вляпалась в эту историю сама и поэтому была теперь мертва, он все равно чувствовал свою вину. Это было личное. Как-то стало личным. Кто-то наблюдал за ним. Кто-то видел, как он посещал Наташу, видел, как он разговаривает с ней, задает вопросы, и теперь она умерла.

— Ты в порядке? — спросил Рос.

— Насколько это возможно, — ответил Миллер.

— Так что ты думаешь?

— Поступим так, как ты сказал. Мы найдем парня со снимков. Поговорим с Франсес Грей. Разыщем Майкла Маккалоу. Этим и займемся.

Внизу послышался шум, приехали судмедэксперты. Миллер покачал головой, словно желая разогнать тени, снова посмотрел на Наташу Джойс и направился к двери.

Со времени смерти Кэтрин Шеридан минуло три дня. Между первым и вторым убийством разрыв составлял четыре месяца, между вторым и третьим прошел месяц и три дня, между третьим и четвертым случаем был промежуток всего в десять недель, а теперь и того меньше — семьдесят два часа. Кэтрин Шеридан. Наташа Джойс. И связующим звеном между ними, каким бы слабым оно ни казалось, был Дэррил Кинг, героиновый наркоман-информатор, убитый во время облавы пять лет назад.

Миллер знал, что все это связано. Связь была слабая, почти незримая, но он знал, что она есть.

Каток закрыт для посещений. Через несколько дней после окончания занятий я покидаю колледж Маунт-Вернон и направляюсь на каток в Брентвуд-парк. По вечерам в понедельник и вторник, а иногда и в субботу, здесь занимается Сара. Она готовится к общенациональному чемпионату по фигурному катанию, который должен состояться в январе следующего года. Ей двадцать два года. Я знаю, где она живет, знаю, как зовут ее родителей, в какие школы она ходила. Я знаю столько, сколько можно узнать.

Я наблюдаю за тем, как она скользит по льду, как тренируется с полной отдачей, как оттачивает каждое движение. Я знаю, что она видит меня, хоть и делает вид, что никого не замечает, и представляю, что она катается для меня одного.

Она выбрала песню Эдит Пиаф «C’est l’Amour».[10] Когда голос певицы под аккомпанемент фортепиано начинает литься из динамиков у нас над головой, Сара припадает ко льду, словно растворяясь в нем, а потом раскрывается, будто цветок, растущий из ниоткуда.

К фортепиано присоединяются струнные инструменты, а Пиаф поет: