Скандальный брак - Бренда Джойс

— Меня не интересуют ваши комплименты, лорд Блейк.

Тед решительно взял ее за локоть. Его взгляд помрачнел.

— А что если я разбужу твой интерес?

Фелисити попыталась высвободить руку, но быстро оставила эту затею, потому что Блейк уверенно провел ее через холл, и они вышли на крыльцо.

— Пусти меня! — крикнула она.

— Нет. — Он почти стащил ее со ступенек и увлек в парк. На лужайке, где они оказались окутанные туманом и скрытые от посторонних глаз, он отпустил ее руку и улыбнулся.

— Неужели тебе никогда не говорили, что женщине с хорошими манерами не подобает заигрывать с женатым хозяином дома?

— Это у тебя дурные манеры, — отрезала Фелисити.

— Напротив, с того момента как я сегодня днем впервые увидел тебя, я сама вежливость.

Фелисити презрительно фыркнула, повернулась к нему спиной и направилась к дому. Но не успела сделать и нескольких шагов, как Блейк догнал ее и заключил в объятия. Жалобно хрустнул кринолин, ее грудь прижалась к груди Теда.

— Поскольку мне не удалось возбудить твой интерес цивилизованными способами, я решил прибегнуть к более варварским, — сказал он и прижался ртом к ее губам, не давая ее ярости выплеснуться наружу.

Фелисити сопротивлялась, но Блейк сжал ее железной хваткой, и она затихла. Объятия стали нежнее, его язык скользнул между ее губ. Фелисити обвила руками широкие, плечи Блейка и приоткрыла рот, отвечая на его поцелуй, который становился все требовательнее. У Фелисити вырвался стон.

Блейк запустил одну руку за лиф ее платья и, обхватив ее пышную грудь, тронул большим пальцем сосок. Затем, оторвавшись от ее рта, взял его губами. Фелисити вскрикнула, у нее подкосились колени и она вцепилась в Блейка. Он поднял голову и улыбнулся.

— Ну а теперь я заинтересовал тебя?

Фелисити сверкнула глазами и в бешенстве отвесила ему оплеуху.

Дом и не собирался идти спать. Со свечкой в руке он спустился вниз. Герцог и Блейк ушли. На первом этаже царила полная тишина. В библиотеке он поставил свечку на стол, зажег лампу и налил себе виски.

Дом сидел на диване, глядя на тлеющий огонь, и пытался выбросить из головы мысли о жене, надеясь охладить страсть, которая не дала бы ему уснуть. Слабые языки пламени отбрасывали на его лицо длинные прыгающие тени.

— Доминик?

Дом вздрогнул и чуть не пролил виски.

— Мама? — удивленно спросил он, поднимаясь. — Я не слышал, как ты вошла.

Кларисса еле заметно улыбнулась. Она стояла в дверях, одетая в длинный белый шелковый халат, и держала в вытянутой руке свечу. Две белые кошки, как обычно, терлись об ее ноги.

— Да, я видела, твои мысли блуждали очень далеко. — Она протянула ему тетрадь в красном кожаном переплете. — Надеюсь, ты не против, что я брала дневник?

Дом не отрываясь смотрел на толстую тетрадь, даже не тетрадь, а целую книгу.

— Я искал его. Совершенно забыл, куда его подевал. — На самом деле Доминик отлично помнил, что положил дневник в спальне на прикроватный столик, откуда он исчез. Дом совершенно точно знал, что кто-то взял его, но не мог представить, кому и зачем он мог понадобиться. — Мне и в голову не пришло, что его взяла ты.

— Знаешь, я хочу тебе кое-что объяснить.

— Не надо, — ответил Дом, беря дневник. — Ты имела полное право прочитать его.

— Но это право было дано только тебе. Они молча смотрели друг на друга.

— Приятное чтение? — спросил он наконец.

— Не совсем. Спокойной ночи, Доминик, — сказала Кларисса, повернулась и вышла.

Дом осушил стакан виски почти до дна. Знакомое приятное тепло разлилось по телу, но напряжение не спадало. Доминик посмотрел на тетрадь. Черт побери!

Теперь он точно не уснет. Сначала Анна, потом дневник… О чем писал Филип? Теперь простое любопытство не даст Доминику сомкнуть глаз всю ночь.

«Прочитай! — шептал ему внутренний голос. — Неужели ты боишься мертвого человека?»

Дом скривился и наугад открыл дневник где-то посередине. Глянув на страницу, он наткнулся на слова «мой сын», которые приковали его внимание. Он начал читать. Даты не было. Мой сын приехал домой и, как всегда, не соблаговолил поставить нас в известность о своих планах. Кларисса и я ведем себя примерно. Я мысленно проклинаю Рутерфорда. Как бы я хотел, чтобы меня избавили от этого притворства!

Дом захлопнул дневник. В его глазах застыло изумление. Он не знал, что таят в себе записи Филипа, но такого не ожидал. Неужели отец ненавидел его? Неужели он ненавидел Рутерфорда? Почему Филип и Кларисса «ведут себя примерно», когда он вернулся домой? Какое притворство Филип имеет в виду?

Дом почувствовал, что ему необходимо подкрепиться. Он встал и налил себе еще стакан виски. Сделав большой глоток, он немного успокоился.

Доминик посмотрел на старые часы деда, стоявшие в углу комнаты. Была полночь. Он вернулся к дивану, взял тетрадь и открыл на первой странице. На этот раз перед записью стояло число. У Дома забилось сердце. Это был день его рождения.

11 февраля 1828 года

Я в ужасе. Кларисса уже целый день пытается произвести на свет нашего ребенка. Я не знаю, что делать.

Чувствую себя совершенно беспомощным. Слава Богу, рядом отец. Он, как всегда, не теряет присутствия духа. Он как скала, на которую можно опереться. Но мне кажется, что и он тоже очень обеспокоен.

Дом поднял глаза и задумался. Как изменился тон Филипа за тридцать лет! Здесь он озабоченный муж и любящий сын.

Дом стал читать дальше.

У меня родился сын. Я так взволнован, что чуть не плачу от радости и облегчения.

Дом встал и нервно прошелся по комнате. Ясно, что в первый год после женитьбы Филип заботился о Клариссе и любил маленького Дома.

Что же случилось в последующие двадцать восемь лет? Почему он стал так презирать свою жену, что, умирая, не оставил ей абсолютно ничего и даже позаботился о том, чтобы тон завещания был откровенно издевательским? Что случилось в их жизни, от чего из любящего отца Филип превратился в почти постороннего человека?

Он должен все узнать. Дом снова сел и начал читать другую запись.

15 декабря 1830 года

Я обнаружил доказательства, которые искал! Да, мне пришлось подглядывать и совать нос в чужие дела, но я нашел: письма хранились в запертом ящике стола в потайном отделении. Там все ясно сказано. Я получил доказательство измены Клариссы. Будь она проклята. БУДЬ прокляты они все.

Как я был глуп. Ведь я уже давно подозревал правду сразу после рождения сына. А может, и раньше. О Господи, я никогда не прощу ее. Я никогда их не прощу. Мне плохо, так плохо, что когда я смотрю на ружье, висящее на стене, я чувствую искушение взять его и свести счеты с моей несчастной жизнью.