Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Сейчас же положение дела изменилось. Вы мне сказали, что я должна оказать посильную помощь правосудию. Я поняла, что долг повелевает мне открыть, что за личность этот несчастный, и сказала правду… Он умер! Мир его праху! Я ему прощаю и прошу Всевышнего сжалиться над ним!

Анжель говорила отрывистым, сухим тоном. Барон де Родиль спросил ее:

— Знали ли вы, что ваш отец находится в путешествии?

Анжель колебалась. Воспоминание о Сесиль Бернье пришло ей на ум. Кто знает, не заставила ли Сесиль своего любовника убить отца из боязни, что он узнает о ее падении? Ничего нет невозможного в этом предположении!

Но к чему ей заниматься этой несчастной девушкой? Пусть полиция ищет виноватых. Если она заподозрит Сесиль в соучастии, тогда Анжель успеет рассказать, что знает о ней.

— Нет, не знала. В первый раз за шестнадцать лет встретилась с тем, кто забыл, что я его дочь.

— За шестнадцать лет? — повторил задумчиво барон де Родиль.

— Да, сударь. С того самого дня, как, низко покинутая любимым человеком, готовясь быть матерью, я бросилась к моему отцу умолять его о покровительстве, я не видела его! С того самого дня, как он меня прогнал! Если вам необходимо собрать какие-нибудь сведения, обратитесь к законной дочери Бернье.

— У господина Бернье была законная дочь? — воскликнул прокурор. — Так он женат?

— Да, но уже овдовел.

— Вы знаете эту девушку?

— Я видела ее только один раз.

— Вам известен ее адрес?

— Да.

— Вы мне его скажете?

— Почему бы нет? Законная дочь Жака Бернье живет в Батиньоле, как и я, и даже на той же самой улице Дам, в доме № 54.

Водворилось молчание, которое нарушил прокурор, сказав несколько слов шепотом начальнику полиции, после чего тот подошел к агенту Казневу, по прозвищу Светляк, и вполголоса отдал ему приказание. "Казнев сейчас же ушел.

Красавица Анжель погрузилась в тяжелое раздумье. Мрачное выражение ее лица, манеры, полные достоинства, внушали присутствующим уважение к ее особе… Судебный следователь вновь приступил к допросу.

— Вы говорите, что видели вашу сестру всего один раз.

— Да, милостивый государь.

— Будьте добры сообщить, при каких обстоятельствах вы встретились.

Такого вопроса Анжель не ожидала и внутренне затрепетала, но не колеблясь ответила:

— Наше свидание произошло по очень простой причине. Я держу в Батиньоле травяную лавку… Сесиль Бернье пришла ко мне, не помню теперь, за какой-то покупкой. Мы разговорились, и я случайно узнала сперва ее имя, а потом и близкое наше родство.

— Сказали ли вы ей об этом?

— Да, сказала.

— Никогда вас не видя, знала ли она о вашем существовании?

— Не думаю. К чему бы нашему отцу говорить законной дочери о существовании незаконной?

— Так вам неизвестна причина поездки господина Бернье?

— Положительно неизвестна!

— И вы, следовательно, не можете нам объяснить, каким образом он оказался в Том поезде, в котором ехала ваша дочь в Париж?

Анжель отрицательно покачала головой.

— Повторяю еще раз, что ничего не знаю, — прошептала она.

— Как странно, — воскликнул судебный следователь, — что дочь madame Анжель ехала не только в одном поезде, но даже в одном и том же вагоне со своим ближайшим родственником!

— Все это произошло совершенно случайно, — возразила Анжель. — Убийце моего отца суждено было быть убийцей и моей дочери… такова уж воля судьбы! Дай Бог правосудию поскорее отыскать преступника и отомстить за мою дочь!

Полицейский записывал показания. Спичка не пропускал ни слова. Фернан де Родиль приходил все в большее замешательство: допрос окончен, и ему казалось необходимым сказать доброе слово в утешение несчастной матери.

— Больше нам не о чем вас спрашивать, сударыня, — сказал он официальным тоном. Затем, наклонясь к ней, прибавил тихо: — Не уделите ли минутку для частного разговора?

Анжель жестом выразила изумление и устремила на вопрошавшего свои чудные глаза, во взгляде которых внезапно отразилось презрение и ненависть.

— Разговор между нами? К чему? О чем вы станете говорить? О прошлом? Но я поступила по вашему примеру, сударь… Я сочла нужным его забыть, и это мне удалось. Вызывать тяжкие воспоминания в ту минуту, как мое сердце готово разорваться от волнения, — слишком жестоко, да и бесполезно. Гораздо лучше не нарушать молчание. Долг обязывает вас исполнить ваши обязанности судьи, я сочту себя виновной, если ради меня вы хотя на минуту уклонитесь от дела, и потому прошу позволения удалиться…

Последние слова она произнесла громким голосом. Судебный следователь вмешался:

— Сударыня, еще не скоро отойдет поезд. Прошу вас остаться еще на несколько минут. Мы сейчас допросим обер-кондуктора. Я полагаю, что его показания должны иметь для вас большой интерес.

Анжель поклонилась.

— Я останусь, — ответила она.

Ввели обер-кондуктора Малуара, и допрос возобновился.

Утром 12-го Сесиль встала с постели глубоко опечаленная. В этот день должен приехать отец.

С того злосчастного вечера, как она ходила в лавку, она обдумала свое положение со всех сторон.

После отказа Анжель оставался один лишь выход — признаться чистосердечно отцу. Как бы ни были ужасны последствия признания, невозможно было его избежать. День и ночь Сесиль горела в лихорадке. Ее мозг работал без отдыха. Она представляла, какая сцена произойдет между нею и отцом, когда он узнает, что в его отсутствие она увлеклась до того, что носила под сердцем живое доказательство своего позора.

Наверное, гнев отца будет ужасен. Сесиль решила — если отец не убьет ее — дать пройти первой вспышке гнева и затем смело сказать:

— За что вы меня упрекаете? До женитьбы на моей матери у вас была любовница и от нее дитя… Вы обольстили мать вашего ребенка — меня тоже соблазнили. Вы не имеете права меня упрекать, потому что и сами не безгрешны.

Хотя Сесиль и потеряла письмо, но твердо помнила его содержание. Если поезд не запоздает, если он наймет на станции хорошую лошадь, то в половине девятого, никак не позже четверти десятого; он уже будет в Батиньоле.

Ни на минуту Сесиль не приходила мысль встретить отца. Она была в высшей степени ленива и эгоистична. Лакомка, чрезвычайно тщеславная, вспыльчивая и чувственная, она была воплощением главных смертных грехов.

Однако же она сообразила, что отцу будет необходимо подкрепить свои силы по приезде, и потому отдала приказание Бригитте приготовить завтрак.

Бригитта повиновалась без малейшего возражения, мысленно спрашивая себя, что поделалось с ее барышней в последние дни и почему она не поехала встретить отца.

Добрая и преданная женщина не вполне понимала характер своей госпожи. Многие стороны его она видела ясно, но до этого дня не предполагала, чтобы Сесиль так холодно относилась к отцу. Такое открытие сильно ее опечалило.

Это не мешало ей обожать барышню, которая не платила ей той же монетой, так как старое морщинистое лицо Бригитты внушало ей отвращение. В своих мечтах она думала:

«Когда мы разбогатеем, я найму хорошеньких, кокетливых горничных и добьюсь от отца, чтобы он эту древнюю рухлядь запрятал в какой-нибудь угол, где она мне никогда не попадется на глаза».

В половине девятого служанка накрыла стол. Сесиль, стоя совсем одетая в своей комнате, смотрела на часовую стрелку:

— С минуты на минуту он приедет… — шептала она. — Я соберу все силы, покажусь не только спокойной, но даже веселой, но не стану откладывать неизбежного объяснения. Лучше поскорее покончить… Я перенесу бурю. Отец захочет знать имя моего возлюбленного, скажет, что тот должен загладить свой проступок… Глупости!… Честь вовсе не замарана, если все останется шито-крыто… Разве я могу выйти замуж за такого человека? Комедианта? Да я еще не сошла с ума! Отец делает меня богатой, а богачи могут на все рассчитывать… Мне нужна прекрасная партия, и никогда я не буду женой какого-нибудь Поля Дарнала! Никогда! Никогда! Я откажусь назвать своего любовника, скажу, что он умер…

Взгляд Сесиль устремился на часы. Было девять часов.

— Как он долго не едет, — произнесла она с удивлением и нетерпением. — Уж не отложил ли время отъезда?

В эту минуту кто-то тихонько постучал в дверь. Сесиль задрожала.

— Войдите, — сказала она.

Бригитта показалась на пороге.

— Что тебе надо?

— Я пришла сказать, что уже девять часов.

— Это я так же хорошо знаю, как и ты!

— Разве вас не беспокоит такое опоздание?

— Есть отчего беспокоиться! Отец остался на несколько лишних часов в Дижоне или опоздал на ночной поезд…

— Не случилось ли какого несчастья? — осмелилась заметить Бригитта. Сесиль пожала плечами.