Матросы Наркомпроса - Кирилл Голованов

— Ничего, не переживай… Главное, не перепутал композитора…

— Вот еще! — вскинулся Димка, всем видом показывая, что это предположение совершенно невероятно.

— Римский-Корсаков моряк! — строго сказал он Александре Тарасовне и пожал плечами. Как она могла только подумать?

Чистая выручка от концерта, десять тысяч рублей, уже лежала на сберегательной книжке. Совсод единогласно решил внести деньги за обучение некоторых учеников и ввел для них бесплатные завтраки. Во втором взводе узнали об этом на следующий день после конца уроков, когда в класс вкатилась мать Гришки Мымрина. Она торжественно выложила перед Майданом месячный абонемент с отрывными талонами.

— Вот, Димочка, это тебе. Так решил совет содействия.

— Почему мне? — потемнел Майдан.

— Гонорар за вчерашний концерт! — заржал Зубарик.

Мадам Мымрина укоризненно взглянула на сына.

— Гриша пошутил, — стала ласково объяснять Мымрина. Она прямо-таки светилась от сознания своей благородной миссии. — Зато мы все заметили, что ты никогда ничего себе не покупаешь на завтрак.

— Значит, не хочется!

— Зачем ты обманываешь, Димочка? — обиделась родительница. — Мы все выяснили. Отца с матерью у тебя нет, мачеха уборщица, отчим…

— Кто вас просил? — перебил ее Майдан. — И вообще, обойдусь без ваших талонов…

— Как же так? — настаивала Мымрина. — В совсоде имеется акт обследования…

Ребята настороженно молчали. Жорка Куржак весь сжался. Вдруг заметили, что он тоже не завтракал целую неделю, и Мымрина начнет всучивать свои талоны?

Димка стоял багровый, будто вышел из парной бани. Он так бы и не взял талонов. Но громкий спор привлек внимание командира роты.

— Что такое вы гово'ите? — прервал Мымрину Ростислав Васильевич и обратился к Майдану: — 'азве вы 'ешили выйти из сбо'ной спецшколы по лыжам?

— При чем здесь лыжи? — огрызнулся Майдан.

— Дополнительное питание обязательно для всей сбо'ной, — отчеканил Оль. — Можете, конечно, отказываться. Никто заставить не может. Только к со'евнованиям вас не допущу.

Мымрина хотела что-то сказать, но обычно сдержанный командир роты ее опередил:

— Не знаю, кто вас инст'уктировал. Давайте сюда все абонементы. Если не в ку'се дела, нечего вмешиваться.

— Ах так? — воскликнула Мымрина и швырнула на стол пачку листков с печатями. — Гриша, пойдем отсюда. Нам здесь делать нечего!

Ростислав Васильевич протянул Диме одну из бумажек.

— Де'жите, Майдан, — заявил он тоном, не допускающим возражений.

Потом Оль стиснул в руке оставшиеся абонементы и направился в кабинет к Радько. Бесплатное питание для спортсменов никто не назначал. Этот вопрос нужно было срочно согласовать.

— Все предусмотрели, — покачал головой военрук, — кроме того, что у людей есть чувство собственного достоинства.

— Деньги уже распределены, — развел руками Петровский.

— Нельзя поручать деликатное дело посторонним лицам, — возразил Радько. — Ростислав Васильевич прав — здесь допущена серьезная ошибка. А за ошибки надо платить.

Евгению Николаевичу Петровскому ничего не оставалось, как согласиться. Он прикинул, что, в конце концов, ему никто не помешает организовать еще один такой концерт.

ГЛАВА 18. ОТКРЫТЫЙ УРОК

После зимних каникул Димка Майдан огорошил товарищей невероятнейшей новостью: помещение их класса забирают под кабинет физики. Второму взводу предстоял переезд.

— Врешь! — огорчился Антон Донченко. — Кто тебе сказал?

Но Майдан в ответ лишь пожал плечами:

— Какое это имеет значение? Важен факт.

Если бы такое сообщил Жорка Куржак, на его слова скорее всего не обратили бы внимания. Жорка известный трепач. Другое дело Майдан. Димке раньше всех становились известными все школьные новости. Все помнили, как он первым догадался спросить в библиотеке томик сочинений Козьмы Пруткова и потом с самым серьезным видом расспрашивал литератора об этой книге.

Марусенко такая любознательность пришлась по душе. Сверкая отполированными пуговицами на кителе и краешком свежего крахмального воротничка, литератор охотно задержался в классе после уроков и рассказал о ехидном приложении к знаменитому журналу «Современник».

Майдан знал по именам всех ребят из старших рот, и вся спецшкола знала Майдана. Источники информации никогда им не раскрывались, но было проверено, что Димкины предсказания сбываются. Поэтому второй взвод встревоженно загудел. Никто не понимал, зачем Дормидонтову понадобилось аннексировать их владения. С классом расставаться не хотелось. Большой, светлый, он смотрел окнами прямо на боковой фасад Военно-морского училища имени Фрунзе. Отсюда можно было подглядывать за курсантами прямо в их кубриках. И печка в классе была лучше всех, и красивый камин. Камин не работал, а печка цепко держала тепло и никогда не дымила.

На первом же уроке физики Донченко выступил с официальным запросом. Павел Феофанович слухи не подтвердил, однако загадочно улыбнулся. Хорошее настроение хмурого Дормидонтова само по себе послужило достаточным ответом.

Павел Феофанович не понимал, как ученики успели пронюхать. Это явно противоречило законам распространения звука в воздушной среде, поскольку разговор с директором состоялся при закрытых дверях. Дормидонтов не догадался спросить о странном явлении Евгения Николаевича Петровского, который как политработник мог запросто доказать, что здесь нет никакой мистики. Дормидонтов потребовал у директора четыре смежные комнаты. Из них две предназначались для занятий, остальные для хранения приборов, установки силового оборудования, трансформаторов, выпрямителей и так далее.

— Вы мечтатель, — заявил вначале директор. — Это нереально. — Директор принялся черкать смету, а физик при каждом штрихе красного карандаша вздрагивал, как от боли. Пока они торговались, в кабинет неожиданно вошли Радько и незнакомый физику моряк, который оказался адмиралом и большим начальством. Павел Феофанович терпеливо повторил им все свои претензии и подсунул гостю вторую чистую копию своей сметы. Физик видел, что Сергей Петрович недоволен непрошеным вмешательством. Директор хмурился. Во втором чтении идея переоборудования показалась директору еще менее осуществимой. А вот адмиралу она понравилась.

— Дайте «добро», — посоветовал он директору. — Деньгами и кое-каким оборудованием поможем.

Деньги решали вопрос. Однако Сергей Петрович этому не обрадовался.

— Ловко вы меня обошли, — заметил он потом физику, со свистом втянув в себя воздух.

— При чем здесь ловкость? — рассердился Дормидонтов. — Адмирала вижу впервые. Все произошло случайно.

А Радько ничего не сказал. У него по обыкновению лишь хитро топорщились усы…

Итак, решение состоялось, но объявлять о нем было еще преждевременно. Дормидонтов улыбался, расхаживал по классу. Тридцать три одинаково остриженных головы синхронно следили за учителем. Ни одного апатичного взгляда, никто не прятал глаза, что всегда служило для Павла Феофановича верным признаком невыученного задания. Физик помнил, что именно во втором взводе впервые за педагогическую практику его наградили аплодисментами.

— Прекратить шум! — рассердился тогда Дормидонтов. — Я не балерина, а вы не в партере.

Но ученики с восторгом глядели на самодельный прибор для «прицельного бомбометания» и продолжали хлопать.

Урок этот запомнился Павлу Феофановичу. Именно после него Дормидонтов купил книжку «Физика и оборона страны». Через некоторое время и она перестала его удовлетворять. Гораздо больше пользы принесло знакомство с коллективом кафедры физики из соседнего военно-морского училища. Правда, там курс был уже вузовским. Но выбрать из общего частное для учителя не представляло труда.

Раньше Павлу Феофановичу приходилось встречать классы, где аккуратно выполнялись домашние задания. В спецшколе так работали все. Как правильно подметил военрук, лишение формы за двойку подстегивало добросовестность. Но однажды Дормидонтов убедился, что дело не только в этом. Павел Феофанович предложил ученику Донченко решить хитрую задачку. Обычно она требовала наводящих вопросов преподавателя, а Донченко справился с ней самостоятельно.

— Отлично! — объявил ему Павел Феофанович. Не успел он закрыть дневник, как увидел поднятые руки. Майдан доложил, что задачу можно решить иначе.

— Интересно! — удивился Дормидонтов. На его памяти такого не случалось.

Этому ученику, удалось увязать новый материал с предыдущими темами. Майдан дал изящное и короткое решение, а в классе опять тянулись вверх руки. Третьим к доске вышел Раймонд Тырва. Он заявил, что знает еще один способ, графический…

Ребята не просто усвоили программу. В классе царил дух настоящего творческого соревнования. Это нисколько не мешало и Донченко, и Майдану, и Тырве, всем без исключения громыхать по кабинету строевым шагом, щелкать каблуками, поворачиваясь налево кругом, и вообще всячески подчеркивать свою военную сущность. Так кто же они в конце концов? «Строевики» или «мыслители»? Давний спор на педагогическом совете теперь казался Дормидонтову смешным. Из урока в урок он убеждался, что во всех классах, где он вел физику, были только сильные и средние ученики. Средние тянулись изо всех сил. Никого не устраивало «посредственно».