Матросы Наркомпроса - Кирилл Голованов

— То есть как? — снова удивился хозяин кабинета.

— Вот Евгений Николаевич, — кивнула родительница на старшего политрука и мстительно улыбнулась, утверждает, что вы ни за что не согласитесь выделить для артистов шесть легковых автомашин. А без них концерт не может состояться.

Контр-адмирал тут уж откровенно рассмеялся и заметил:

— Вам повезло, товарищ старший политрук. Энергичный родительский комитет. Весьма энергичный…

Шесть машин «М-1» составляли почти весь наличный легковой автопарк военноморских учебных заведений. Начальник ВМУЗ'ов согласился выделить свою автомашину. Но Донченко не успокоилась до тех пор, пока контр-адмирал не обзвонил начальников училищ и не приказал им сделать то же самое.

Для организации концерта оставалось только найти подходящий зрительный зал и по возможности без арендной платы. Эта проблема тоже была решена не без приключений.

— Насчет моего разгильдяя пришли? — спросил Петровского контр-адмирал Ковров. — Я уже в курсе.

Накануне адмирал выдержал тяжелую семейную сцену. Обнаружив у Геннадия ожог второй степени, адмиральша требовала от супруга, чтобы он добился сурового наказания капитана 3-го ранга Радько. Сам Геннадий утверждал, что теперь его обязательно выгонят из спецшколы. Сын ни о чем не просил, но видно было, что он тоже рассчитывает на отцовскую защиту. Однако все ходатайства были решительно отклонены. Контр-адмирал Ковров отказался идти в спецшколу и теперь, естественно, предположил, что старший политрук командирован для переговоров о сыне.

— Ничего нового сообщить не могу, — сурово сказал Петровский. — Вопрос будет решен на педагогическом совете. Директор спецшколы настаивает на исключении.

— Так… — сказал контр-адмирал Ковров. — Что же тогда вам нужно от меня?

Петровский промолчал. Если ответить, что он пришел насчет концертного зала краснофлотского клуба части, а вовсе не из-за Геннадия, его могли не так понять. Как они с Радько упустили , что командир учебного отряда, где имелся самый удобный и самый большой зрительный зал, и есть отец злостного нарушителя дисциплины ученика Коврова!

— Вы мне скажите, старший политрук, — спросил контр-адмирал, — откуда у него такие увлечения?

Петровский взял да и рубанул сплеча:

— От плохого воспитания!

Контр-адмирал в ответ усмехнулся, пожевал губу и вдруг перешел на «ты»:

— Видать, служба у тебя, старший политрук, нелегкая. Не всякий такое стерпит. А ведь ты прав. Сколько раз себя корил: «Не поручай пацана бабам». Недавно узнал, что Геннадий с матерью меняли в учебном отряде грязное рабочее платье. Три пары. Нет чтобы самим выстирать как положено. Мои-то подхалимы рады стараться. Подсунули взамен самые новые и лучшего качества. Начальника склада пришлось наказать, а разве он больше всех виноват? Может быть, ваш директор и прав. Пора Геннадию понять, что отец — моряк, а не «ваше превосходительство».

«Вот он какой!» — обрадовался Петровский и вслух заметил, что военный руководитель спецшколы Радько придерживается другого мнения.

— Пока карман не сгорел — не шелохнулся, — пояснил Петровский. — Выдержка у парня заслуживает уважения.

— И на том спасибо, — сказал контр-адмирал Ковров. — Теперь выкладывай, зачем приехал. Не для того ведь, чтобы папочку утешать?

Просто повезло тогда старшему политруку Петровскому. Он договорился о зрительном зале, и командир учебного отряда тоже приобрел десяток билетов. Евгений Николаевич окончательно решил не обращать внимания на число реальных «посадочных мест» в клубе, но он не учел, что у каждого адмирала, как правило, имелась еще и адмиральша, у которой могли быть свои представления о назначении купленных билетов. Мать Геннадия распределила их среди родственников и знакомых — «не пропадать же добру!».

В результате столь желанных «мертвых душ», а значит, и пустых кресел в зале не оказалось. Краснофлотцы дежурного подразделения, выделенного в помощь командиром учебного отряда, сбились с ног в поисках дополнительных «банок» и стульев. Но не в их силах было раздвинуть капитальные кирпичные стены.

Наверное, лишь Александре Тарасовне было бы по плечу найти выход из отчаянного положения. Но у нее и без того хватало забот. Тем более что в последний момент выявилось отсутствие конферансье. Старший политрук такую вероятность предусмотрел и заранее договорился со своим старым знакомым учеником Майданом.

Но эту договоренность никак нельзя было назвать обоюдной. Весь фокус заключался в том, что они беседовали вначале по другому, более важному поводу.

— Вы стояли рассыльным в день заседания педсовета? — спросил у Димки «бывший Женя».

— Не помню, — сказал Майдан.

— Как так «не помню»? Тут у меня документы.

— Если документы, значит, так и было, — скромно согласился Майдан. — Стоял у дверей, вызывал, кого прикажут, откуда мне знать, педсовет был или еще что?

— Это вы брось! — рассердился старший политрук. — Артяева только успели предупредить, а наутро все слова, пожалуйста, уже на чучеле.

— На каком чучеле? — удивился Димка. — Какие слова?

Вид у него был до того удивленный, что «бывший Женя» стал сомневаться. Может быть, весь разговор не по адресу? Петровский от подробностей воздержался, однако стал просвечивать Димку особым взглядом, который боцман Дударь именовал: «насквозь и даже глубже».

— Помнишь, что сказал военрук о неправильном… гм… отношении к учителю биологии?

— Так это было на большом сборе, — возразил Димка. — Конечно, помню.

— Передай кому следует, — веско предупредил «бывший Женя», — что, если такое отношение… гм… повторится, виновников вынесут из спецшколы. Безвозвратно!

— Есть передать! — сказал Димка и повторил приказание полностью, вместе с междометием «гм». — Вот только вы не сказали, кому это передать? — В глазах у Майдана сверкнули и сразу погасли лукавые зайчики.

— Сами должен сообразить, — со значением сказал Петровский. — Говорю как старому знакомому.

Зайчики подвели Диму. Теперь старший политрук был почти убежден, что его слова дойдут по назначению.

— Вот так, ученик Майдан! — решил старший политрук. — Раз уж зарекомендовал себя как рассыльный директора, поедешь со мной на концерт. В случае чего будешь объявлять фамилии артистов.

При других обстоятельствах Димка наверняка стал бы отказываться, но сейчас он должен был отвлечь «бывшего Женю» от опасных мыслей. Сам виноват. Не учел, что одну и ту же шутку нельзя повторять дважды. Затасканный юмор набивает оскомину.

— Справишься! — успокаивал Димку старший политрук, но на всякий случай предупредил: — Твое дело объявлять. Смотри, чтобы без пустой болтовни и эдаких штучек.

Появившись на эстраде, Майдан растерянно оглядел зрителей. Зрители не обратили на него ни малейшего внимания. Зал гудел и грохотал стульями.

— Полундра! — гаркнул Майдан во всю глотку, и сразу установилась тишина. Старший политрук вздрогнул и показал ведущему рыжий волосатый кулак. «Только этого еще недоставало!»

Ведущий заметил выразительный жест, он произвел на него слишком сильное впечатление. Майдан подобрался и каким-то чужим голосом, без всякого выражения объявил:

— Сейчас заслуженный артист республики, — тут он назвал фамилию известного солиста из «Мариинки», — споет арию… Снегурочки из оперы Римского-Корсакова «Снегурочка».

Зрители стали переглядываться. Александра Тарасовна за кулисами схватилась за голову. Сергей Петрович Уфимцев беспокойно заерзал в кресле первого ряда и сурово сдвинул брови. Сидевший рядом с ним Радько укоризненно покачал головой.

Странная реакция зрительного зала больше всего удивила самого ведущего. Он спохватился и огорченно махнул рукой:

— Простите, ошибся… Не арию Снегурочки, арию Снегиря…

Тут уж не выдержал сам солист. Он вышел из-за кулис и публично возмутился:

— Никакого Снегиря, молодой человек! Мизгиря буду петь! Запомните — Мизгиря!

Зрительный зал взорвался хохотом. Смеялись люди, которым посчастливилось занять места, согнулись пополам опоздавшие, сгрудившиеся у входа. Заслуженный артист вытащил из кармана парадного фрака носовой платок и уголком вытирал слезы. А темпераментная аккомпаниаторша, та просто упала на рояль и билась в судорогах на клавиатуре. И от этого казалось, что рояль тоже хохочет всеми струнами от басовых регистров до тоненьких дискантов-подголосков.

Димка Майдан смутился, совсем по-мальчишески рубанул рукой содрогающийся воздух и ретировался за кулисы. А у старшего политрука вдруг отлегло от сердца. Дружный смех разрядил атмосферу, и стало ясно, что скандала не будет.

За сценой сияющая Александра Тарасовна утешала ведущего.

— Я просто оговорился, — объяснял ей Майдан.