Чертобой. Свой среди чужих - Сергей Шкенев

А он уже спустил свое плавсредство на воду и энергично греб к нам, то и дело оглядываясь через плечо. Спина, обтянутая алюминиевой кольчугой, ритмично покачивалась в такт гребкам и вызывала навязчивое желание выстрелить. Что, нарочно на нервах играет, выставляя заманчивую мишень? Или настолько верит в джентльменство и порядочность? Не лишено оснований — воспитание не позволяет даже плюнуть на спину. Пулю, правда, всажу без раздумий.

Ага, доплыл. Андрей бросил сверху капроновый шнур с деревянным поплавком на конце и предупредил:

— На палубе не хрен делать. Привязывайся, я тебя к противоположному борту перетащу.

Что же, вполне разумно, а то будем стоять как те тополя на Плющихе, щелкая клювом. Или кто там клювом щелкает, дятлы на тополях? Да по фигу кто… Зато удержим павловчан на берегу от соблазна закончить переговоры прицельной пулеметной очередью. Ну да, не вводи во искушение малых сих.

Пока в рубку поднимался Никитин, вызванный из машинного отделения подменить меня у руля, я успел внимательно рассмотреть парламентера. Не отношу себя к великим физиономистам, тем более не являюсь поклонником системы Ломброзо, но бородач производил вполне приличное впечатление. Правильные черты лица, на котором нет, так сказать, печати порока, внимательный взгляд умных и цепких глаз. На ладонях, поднятых в знак миролюбия, до сих пор не сошли мозоли. Такие бывают… да много от чего бывают, когда зарабатываешь на хлеб собственным горбом.

— Добрый день, Николай Михайлович! — Первое, что сделал гость, это вежливо поздоровался. Культурный, мать его…

— Может быть, и добрый, — киваю в ответ. — Мы разве знакомы?

— В какой-то степени да. Видите ли, я местный министр обороны и по долгу службы просто обязан знать вероятного противника.

— Вот как?

— Конечно. Ваше досье… и ваше тоже, — короткий поклон в сторону Андрея, — пришлось изучить в первую очередь. Можете не верить, но у нас отличная разведка. Вот остальное несколько… как бы выразиться… слабовато.

— Я это заметил. Ну-с, с чем пожаловали, господин министр?

— Зачем такая официальность?

— Вы же не представились.

— Ах да, извините. Евгений Иванович Баталин.

— Спасибо, буду знать. И все же повторю вопрос.

По лицу парламентера пробежала едва заметная тень:

— Я пришел с взаимовыгодными предложениями. В какой-то степени взаимовыгодными. Хотя это еще как посмотреть…

— И что же предлагаете?

— Просим, Николай Михайлович, всего лишь просим. Причем самую малость — верните нам корабль и захваченное на дебаркадере оружие.

— Иначе? — Маска доброжелательного равнодушия все еще держится.

— Не понял…

— Обычно такие требования заканчивают угрозами. Типа — иначе всех убьем, пожалуемся старшему брату-каратисту, вызовем милицию, оставим без сладкого, пасть порвем… Вариантов много.

— Ну где же здесь требования? Говорил же — просьба. А условия просты — беспрепятственный проход через город. Более того, дадим машину для груза. «Уазик»-буханка устроит?

Мля, до чего честные глаза у господина министра, когда он все это говорит. Настолько честные, что по спине ползет холодок и рука тянется к пистолету.

— Не совсем равноценный обмен получается, Евгений Иванович, — вмешался Андрей.

— Эх, молодой человек, — делано вздохнул Баталин. — Разве можно быть настолько меркантильным. Есть понятия, ценность которых совершенно невозможно измерить. Вот возьмем любовь, например — братская любовь, сколько она стоит?

— Вы на что-то намекаете?

— Я? Да помилуй боже, зачем же мне намекать? Наоборот, просто открытым текстом говорю, что некоторые бессовестные, беспринципные и жестокие люди из города послали меня поговорить о дальнейшей судьбе ваших мальчишек. Представляете, эти сволочи похитили их и держат в заложниках. Вот гады, правда?

Поднявшееся изнутри бешенство заставляет стиснуть фальшборт, на который опирался во время разговора, так, что пальцы чуть не рвут толстый металл. В террористов и заложников решили поиграть? А глаза, гнида, отводит…

— Вы не боитесь, Евгений Иванович?

— Чего? — Парламентер все-таки посмотрел на меня. — Если честно сказать — боюсь. Но более всего за ваших сыновей. Эти уроды из Временного правительства способны на все, даже на самые крайние меры. Так не стоит ли их избежать, Николай Михайлович?

Говорить больше не о чем, еще немного, и всажу пулю между этих внимательных, чуть прищуренных глаз.

— Проваливай.

— Но как же дети? Поверьте, мне было бы неприятно, если с ними что-либо случится. Сколько им? Самому старшему лет десять?

— Ну ты, хуила… — Андрей демонстративно перекидывал из руки в руку гранату. — В случае чего я ведь тебя искать буду, а не твое засранное правительство. Подумай.

— Значит, такова судьба, — Баталин пожал плечами. — Так что же мы решим?

Что ответить? Не знаю… а решение нужно принимать прямо сейчас. Нет, оно давно принято.

— Война.

— Заметьте, это исключительно ваш выбор.

— Знаю. А теперь проваливай.

— Обещаете, что дадите спокойно уйти?

— Да, уходи, стрелять не будем.

Баталин кивает согласно и, отвязав шнур, отталкивается веслом от борта. Пускай, я до него еще доберусь. Не сейчас.

— Андрей, пойдем.

— Ага, одну минутку, пап.

Поднимаюсь по трапу в рубку долго — сердце почему-то стучит с перебоями, через неравные промежутки времени. Никитин встретил коротким вопросом:

— Ну?

— Хреново.

— Все?

— И даже более чем…

Договорить не успел — длинная пулеметная очередь с левого, обращенного к берегу борта прервала на полуслове. Почти сразу же на пол посыпалось стекло, это ответные выстрелы добивали остатки боковых окошек, а там, где их закрыли фанерой, появилась редкая цепочка аккуратных дырочек.

— Вот ведь… — Рукоять на себя до упора, давая дизелям полную мощность.

Рядом с ухом бабахнуло. Иваныч, опустившись на одно колено, посылал пулю за пулей в сторону сложенных из мешков с песком береговых укреплений. С таким же успехом мог и спелыми вишнями кидаться, на двести-то метров. Штафирка…

— Ложись! — С силой толкаю Никитина ногой в плечо и сам падаю на пол.

Вовремя, будто крупным горохом заколотило по стенам рубки, прошивая навылет обе. В дырки палец пролезет. Владимир Иванович что-то прокричал, но я, оглушенный его же выстрелами, ничего не расслышал. Вот далекий взрыв, после которого пулеметный обстрел прекратился, был немного погромче. Что там такое? Осторожно приподнимаюсь и выглядываю. Вовремя — на берег прилетает еще одна граната из РПГ. Интересно, когда Андрей успел за ним сбегать? Насколько помню, трофейный гранатомет неделю как лежал в каюте под его койкой. Какой был мировой рекорд на стометровке с препятствиями? Слабаки… как Каштанка супротив Антона Палыча Чехова.

Третий подарок падает прямо за баррикадой из мешков. Неплохо. И чего, дурак, не забрал в Лысково бронзовую пушку из местного музея? Совсем ведь недорого предлагали. Сейчас бы долбанули картечью! Прибить, конечно, вряд ли бы кого прибили, но зато каков эффект?! Или уже не долетит? Ну да, наверное, не долетит — наш толкач резво бежал против течения, давая узлов восемь. Или теперь, когда почти все приборы разбиты вдребезги, можно измерять привычными километрами в час?

— Проскочили вроде. — Никитин с кряхтением поднялся на четвереньки, стараясь не попасть руками в битое стекло. — Ты живой, Михалыч?

Хороший вопрос, своевременный, только что сам собирался задать его, подкрепив пендалем. Ворошиловский стрелок, мать его… Нет, прав был Наполеон, размещая ученых и ослов в середине каре.

— Ну как вы тут? — Появившийся Андрей зажимал ладонью свежую царапину на лице. — Целы?

Еще один заботливый…

— Какого хрена стрелял?

Сын помрачнел:

— Министра этого, который обороны… того…

— Черт! Но я же обещал!

— Чего обещал?

— Что уйдет спокойно.

— Ты обещал, я — нет. Это во-первых. А во-вторых, он на лодке поплыл.

— И?

— Не пошел же.

— Формалист.

— Но слово мы сдержали, не так ли?

ГЛАВА 14

— Видишь его? — Я толкнул Андрея локтем в бок. — В десяти метрах левее амбразуры, под кустами. Ну не наглец ли?

— Это хорошо, — шепотом, будто с такого расстояния могли услышать, ответил сын. — Почему бы чужой наглости не стать нашим вторым счастьем?

Мы вторые сутки нарезали круги вокруг города, стараясь если не попасть туда, то хотя бы взять «языка». Но все бесполезно — с наружной стороны стены не было ни одной живой души, зато изнутри палили на каждое подозрительное шевеление, даже если это ветром качнуло ветку. Серьезно подготовились, ничего не скажешь, даже отрыли окопы в полный профиль с торчащими на дне заостренными кольями. Интересно, это для нас ловушки или сами сидеть будут? И тишина… еще бы добавить тревожной музыки, точь-в-точь эпизод из старого фильма, когда по сюжету подлые гуроны выходят на тропу войны и вот-вот начнут снимать скальпы с бледнолицых. Но еще не начали, только томагавки и ножи точат.