Он тебя не любит(?) (СИ) - Тоцка Тала
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему? Почему было просто не сказать: «Макар, я ухожу к другому, ты мне больше не нужен»? К чему было спрашивать, любит ли он, зная, что все равно уйдет?
Он не думал, что будет так больно. Злость и боль захлестывали, смешиваясь в какой-то невообразимый дикий коктейль, и выливались в такое же дикое желание. Что ж, Алена права, Эва сделала свой выбор, почему бы ему не сделать свой? Он схватил Алену за запястья и прижал к столу, халат пополз вниз.
— Мак, — заговорила она быстро, — давай не здесь, пойдем в спальню, и не хватай меня так, что ты как дикарь, посмотри, у меня вся шея в синяках, ты меня укусил вот здесь, видишь…
Эва носила следы его любви как медали, она сама оставляла отметины на его теле, пусть не такие заметные, но чтобы все знали, что они принадлежат друг другу. Ей с Макаром было хорошо везде, они занимались любовью там, где им хотелось. Эве нравилось, что он с ней делал, а главное, как делал. И все это она зачеркнула за один день, выбросила его из своей жизни, так почему он должен теперь убиваться?
Их встреча была ошибкой, и отношения были ошибкой. Ошибки нужно исправлять, он жил как-то без Эвы и еще проживет. Прекрасно проживет, просто невзашибенно. Если она смогла, он тоже сможет покончить с ненужными воспоминаниями. И тогда эта боль его отпустит. Мак сдернул халат, подхватил Алену на руки и понес в спальню.
***Время тянулось медленно, как тянучка. Липкая, тягучая, безвкусная. Эва лежала на кровати, свернувшись клубком, и смотрела как в квадрате окна меняется небо. С утра серо-сизое, со временем оно светлело, становилось сначала синим, потом голубым. Когда светило солнце, Эва вставала и задергивала штору. Потом снова голубое сменялось серым, пока не наступала ночь.
Наверное, ночью все чувства обостряются, потому что особенно больно Эве делалось именно ночью. Она то вспоминала каждую минуту, проведенную с Макаром с самой первой их встречи. То начинала жалеть, что оборвала все нити, не оставив ему никакого шанса ее найти. Дальше начиналось самое ужасное — Эва отчаянно боролась с собой, чтобы ему не позвонить.
Она сменила свой номер телефона, заблокировала номер Макара, закрыла аккаунты в соцсетях, хоть ей и нужен был для работы инстаграмм. Сделала рассылку по контактам с новым телефонным номером, а теперь лежала и казнила себя, что он ищет ее, мечется в поиске, и даже не имеет возможности ее разыскать.
Может, стоило принять предложение Мака и пожить в его «родительской» квартире? А вдруг Геннадий Викторович прав, и это всего лишь проявление ее невроза? Эва начиталась в интернете о неврозах, такая болезнь в самом деле есть, она существует, успешно лечится, только… Только Эва знала, что у нее другая болезнь.
Несчастная, неразделенная, безответная любовь, вот как это называется. С полным погружением в объект этой самой неразделенной любви. Лечится отрезанием, выдиранием, выгрызанием. Полной изоляцией от объекта.
Эва задумала свой побег еще ночью. Нашла на сайте несколько квартир, собрала вещи — она здорово испугалась, увидев у своей двери спящего Макара. Главное, было потом со всем соглашаться, у нее хорошо получилось усыпить его бдительность. И когда Мак уехал в офис, Эва сняла со стен коллажи и вызвала такси.
Позвонила дяде, сказала, что уезжает домой, в родной город, в университет можно будет съездить позже. Выволокла оба чемодана, один со своими вещами, другой с вещами, которые покупал ей Макар. Попросила водителя затормозить возле соседнего дома, оставила раскрытый чемодан возле мусорного бака, а коллажи сунула внутрь бака.
Сердце будто тисками сдавило, когда она окинула взглядом их счастливые с Макаром лица. Что теперь будет, как она будет, сумеет ли она жить без Макара? Нет, не так. Сумеет ли выжить? Эва вернулась в такси и назвала водителю адрес, по которому договорилась встретиться с риэлтором.
Деньги у нее были, немного, правда, но живя с Макаром, ей не было необходимости тратиться вообще. Те мятые доллары, которые хранились в коробке, Эва отдала за квартиру. Кстати, надо не забыть вернуть Макару все деньги с карты и заблокировать счет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Теперь ей не хотелось даже шевелиться, тело будто затекло и одеревенело. Вот и хорошо, может, она так превратится в мумию? Просто усохнет без воды и еды. Главное, лежать так и не двигаться…
Из забытья ее вырвал телефонный звонок. Звонила одна из заказчиц.
— Эвочка, деточка, как там наша фотосессия? Ты не забыла?
— Нет, что вы! — Эва покраснела как маков цвет. Ну конечно же, забыла. — Извините, Лидия Григорьевна, завтра к вечеру все будет.
Она в бессилии уронила руку с телефоном. За работу ей уже заплатили, заказ нужно доделать и вернуть. Люди не виноваты, что у нее тут случилась несчастная любовь. Сколько она так пролежала? Эва взглянула на экран — три дня. Попробовала подняться, тут же закружилась голова, одна мысль о еде вызывала тошноту. Эва заставила себя встать, поплелась на кухню и включила электрочайник.
В шкафу Эва нашла несколько пакетиков чая. Пока пила пустой чай, преодолевая тошноту, заказала доставку продуктов из ближайшего супермаркета.
Она все правильно сделала, Макар ее не любил, он был несчастлив с ней, но из-за каких-то внутренних, очень правильных настроек, решил, что отвечает за Эву. Она слишком любит его, чтобы такое допустить, из них двоих пусть хотя бы он будет счастлив. А со своими чувствами придется справляться в одиночку. Пусть ее ломает и выкручивает, зато потом, когда она избавиться от этой одержимости, то станет по-настоящему свободной.
***Эва нашла время и выбралась в клинику. Не в «Медикал центр», конечно, а в ближайшую государственную. С ней явно творилось что-то не то. Приступы тошноты сменялись непонятной слабостью, все время хотелось спать, ее даже в транспорте клонило в сон. И можно было списать все на невылеченный невроз, симптомы подходили, но как объяснить то, что у нее стала расти грудь, Эва не знала.
Это было болезненно, ощущения были такие, будто грудь не выросла, а разбухла, может, она просто поправилась, или это гормоны? Наверное, все-таки поправилась, вон уже живот нельзя втянуть, Эва дала себе слово, что после визита к доктору обязательно запишется в спортзал.
Терапевт даже не стала ее осматривать, сразу направила на прием к гинекологу. В очереди на Эву снова напал приступ сонливости, и она закрыла глаза, прислонившись к стенке.
Прошло два месяца с тех пор, как она ушла от Макара, и больше они не виделись. В университете начались занятия, но Эва перевелась на заочное отделение, соврала, что уезжает в свой город, и ей пошли навстречу, помня о Бессонове. Она снимала квартиру на другом конце города, продолжала подрабатывать и все больше и больше думала о Макаре.
Эва соскучилась по нему, она и не подозревала, как глубоко успела врасти в него и отрастить корни. Теперь ей казался ребячеством собственный поступок, можно было взять паузу как цивилизованные люди, Мак предлагал не разрывать общение, и Эва теперь жалела, что его не послушала… Свою очередь она едва не проспала.
***— Когда у вас были последние месячные? — доктор сняла перчатку и вернулась за стол. Эва сползла с кресла и поспешно начала одеваться.
— Что? А, два месяца назад, — она назвала дату и сразу пояснила: — У меня никого не было за это время после месячных.
— Двенадцать недель. Минимум, если не больше, вы беременны уже двенадцать недель, у вас плацента сформирована, моя дорогая. Вам срочно нужно становиться на учет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Но как? — пересохшими губами спросила Эва, выпрямляясь. — Как это могло произойти?
— Как у всех, — ответила доктор, странно хмыкая, — после незащищенного секса с мужчиной.
— Но я принимала противозачаточные таблетки, и месячные…
— Вы уверены, что это было именно месячные? — доктор взглянула поверх очков. — Вас ничего не насторожило тогда?
— Ну… Они были не такие обильные, и недолго, всего три дня. И я пропустила прием таблетки. А потом и вовсе бросила их принимать.
