Коммод. Шаг в бездну - Михаил Ишков

Надежды не сбывались, и в канун августовских календ (1 августа) было официально объявлено о намерении подписать договор с приграничными племенами варваров. Также было сказано, что сразу после заключения мира император отбывает в Рим.

Коммод, поставив печать на свитках договора и, ожидая доставки обещанного золота — на Лонга и Лета он уже не рассчитывал, — два дня не вылезал из спальни. В компании с Витразином и Саотером без меры глушил вино. Будущее возвращение в столицу страшило его — с чем же он появится перед жителями Вечного города?

С пустой казной, выпотрошенной его отцом — философом?

С клочком бумаги?

Оставив за плечами взбудораженную, так и не вступившую в дело армию, офицерский состав которой тоже рвется домой, в Италию?

Друзья попытались успокоить Луция, расшевелить его напоминанием о скачках, гладиаторских играх, праздниках, женщинах, изысканных угощениях, неслыханных удовольствиях, которые обещал правителю царственный Рим. Коммод кивал, поддакивал, затем, кривясь, договорил — прибавьте также мятежи, пожары, кривые мечи, убойные стрелы, крепкие дротики, удавки, яд. Упомянул даже подушку, которой небезызвестный Гай Каллигула придушил родного дядю Тиберия. Вот что ждет его в Риме, уныло пожаловался Луций. Здесь привычнее, все под рукой — ключевая вода, кусок хлеба, Клиобела, дружище Саотер. Здесь армия, она защитит. А чем встретит его Палатинский холм, застроенный домами Тиберия, Каллигулы, Нерона, Домициана, где на каждом шагу чудеса, статуи, картины, шепот приближенных, бесконечное подглядывание друг за другом и бессчетное обилие комнат и помещений? Он, наследник, со дня рождения проживавший в этом роскошном логове императоров, мальчишка бойкий, дерзкий, так и не сумел облазить все закоулки колоссального дворцового комплекса, пройти всеми его коридорами, заглянуть в каждую комнату. По ночам там всегда темно. Сколько ни натыкивай факелов, все равно не успеешь разглядеть убийцу. Если же на каждом углу ставить часового, преторианской гвардии не хватит, да и не каждому гвардейцу можно доверить свою жизнь. Знавали в Палатине и Макрина, и Херею, и Клодиана* (сноска: Макрин — префект претрианцев, задушивший подушкой императора Тиберия; Херея — префект преторианцев, зарубивший Калигулу; Клодиан — помощник центуриона, убивший Домициана.). Страшна и свора вольноотпущенников, бесстыдно покушавшихся на жизнь своих патронов. Пугают и разъевшиеся рожи приближенных к власти государственных рабов.

— А спальники! — подхватил Витразин. — Сколько их было, кормившихся от господина, а затем предавших его.

— И спальники тоже, — кивая, речитативом подхватил. Коммод. — Не мед и сыновья гладиаторов, вознесенные до всаднического сословия.

Витразин отшатнулся, на его лице нарисовался несмываемый страх, а Луций с тем же угрюмым видом продолжал.

— …и управляющие дворцами, и челядь, и жены, все как на подбор распутницы и отравительницы, вспомнить хотя бы ту же Мессалину и, конечно, Агриппину Младшую. Помянем, други, недобрым словом и недостойных детей, особенно племянников, а также дальних и ближних родственники. Каждый метит угодить в горло принцепса чем‑то острым, подсыпать ему в пищу что‑нибудь непереваримое, накрыть его голову подушкой.

Коммод принялся отчаянно дергать себя за пальцы, потом закричал.

— Разве вам дано это понять?! Это невыносимо!

Други притихли, на их лицах ясно обозначился испуг. Коммод вскочил на кровати, сделал страшное лицо и закричал.

— Во — он!!

Управляющий и секретарь, подобрав тоги, стремглав бросились к дверям.

Император зычно окликнул

— Клеандр! Где ты, подлый спальник?

— Тут я, господин, — выпустив царских друзей, вприпрыжку помчавшихся по атрию, в спальню вошел Клеандр.

— Что ты припас для меня? Какое оружие? Говори, раб?

— Что припас? Кокцею припас.

Коммод сразу сбавил тон, удивленно глянул на изобразившего крайнюю степень угодничества спальника.

— То есть? — спросил цезарь.

— Здесь она, простушка. Напросилась на разговор с тобой. Я прикинул, почему бы и нет. Братец ее уже далеко, отсюда не видать.

— Это просто наглость! — возмутился Коммод. — Я не хочу ее видеть.

— Как знаете, господин. Прикажете отправить ее домой?

Коммод задумался.

— Подожди. Позови ее.

Кокцея тут же вбежала в спальню, сразу бросилась к ногам императора, обняла ноги, расплакалась. Ее слезы потекли по голеням Коммода. Он изумленно посмотрел на нее сверху вниз, затем обвел взглядом комнату, вновь посмотрел на девушку, наконец выговорил.

— Достаточно. Встань. Верю.

Кокцея, перебирая руками по телу цезаря, встала. Пока поднималась, на лице Коммода обозначилась гримаса отвращения. Он оттолкнул женщину, вскрикнул.

— Не смей прикасаться ко мне.

— Но почему, Луций? — спросила Кокцея.

— Тебе мало, что ты осмелилась грозить мне кинжалом? Клеандр, ты обыскал ее? У нее нет оружия?

— Как ты мог подумать такое, Луций?! — лицо Кокцеи потемнело от гнева.

— Гляди, Клеандр, она опять распаляется, — несколько оробев, закричал цезарь.

— Нет, нет, любимый, — Кокцея прижала руки к груди. — Я буду тиха и покорна как овечка. Только не гони меня.

Коммод пристально и недоверчиво глянул на нее.

— Тиха и покорна?

— Да.

— А не врешь?

— Ты мне не веришь?..

— Верю, верю… — заторопился Коммод. — Ступай Клеандр, мы сами разберемся.

Когда спальник вышел, Коммод не поленился подойти к двери, закрыть ее на задвижку. Потом улегся на кровать, долго и мрачно смотрел на женщину. Та не смела двинуться, потом наконец, скинула плащ, тунику и обнаженная осторожно, как кошка, влезла на постель, примостилась возле императора. Обняла его, прижалась, шепнула.

— Не гони…

Император резко сел на постели, отвернулся, свесил ноги на пол.

— Ты не понимаешь, я не могу взять тебя в Рим. Ты не нужна мне в Риме. Я сам отправляюсь в столицу не в блеске славы, а жалким приживалой. Мой триумф будет тощ и постыден. Что мне показать дерзкому плебсу, что швырнуть в глаза продажным и наглым всадникам. Чем заслужу уважение у надменных и коварных сенаторов? Мало того, что заключил мир с германцами, так еще и приволок жену. Мне будут постоянно напоминать о том, что я поддался на твои ухищрения и позволил себя соблазнить. К лицу ли подобная слабость сыну божественного Марка? Что я смогу ответить ненасытной на чудеса и развлечения толпе? К тому же ты не люба мне.

Кокцея прильнула к нему сзади.

— А ты попробуй. Возьми меня. Я словом не обмолвлюсь, что являюсь твоей супругой, пусть даже разведенной. Ты не найдешь более преданного и верного себе человека, разве этого мало?

— Что такое верность и преданность? Слова… У тебя есть золото? Ты умеешь пророчить судьбу? Сможешь помирить меня с Римом? Зачем ты мне?

Кокцея вскочила на кровати, воскликнула.

— Если ты бросишь меня, я покончу с собой.

— Только не на кровати. Где‑нибудь в углу и попробуй без крови

Кокцея удивленно глянула на него и зарыдала. Медленно сошла с кровати, подняла тунику, столу. Так со слезами на глазах направилась к двери. Отодвинула задвижку, дверь сама собой распахнулась. Она шагнула в темноту.

В спальню боком втерся Клеандр. Приблизился к Коммоду, тот по — прежнему сидел на кровати. Заметив спальника, уныло сказал.

— Не люба она мне.

Клеандр стоял потупившись, долго молчал. Наконец тихо выговорил.

— Ее нельзя выпускать из дворца.

Луций не ответил.

— Ее нельзя выпускать из дворца, — настойчивее выговорил раб.

— Почему? Пусть прозябает в своей Виндобоне. Она получила развод, и никакая собака в Риме не сможет попрекнуть меня неравным браком.

— Он беременна. Если родится мальчик, могут возникнуть осложнения в будущем.

— Ты уверен?

— Нет, не уверен, но судя по всем обстоятельствам, она ждет ребенка. Пора доказать, что ты достоин быть императором.

— Кому?

— Самому себе.

— То есть? — император заинтересовался, хотя на лице по — прежнему стыла меланхолическая гримаса. Он начал дергать себя за пальцы. Клеандр ударил его по рукам.

— Ты совсем как мать, — глухо выразился Коммод.

— Сейчас не время вспоминать вашу матушку. Решай.

— Почему я?

— А почему я? Чтобы ты потом обвинил меня в убийстве своей бывшей супруги?

— Полагаешь, что без этого нельзя?

— Нельзя, и ты сам это знаешь. Будь честен с самим собой. Отдай приказ.

— Кому?

— Мне.

— И кто же его исполнит?

— Желающие найдутся.

— Это забавно, — усмехнулся император. — Представь, она выходит из дворца и где‑то в темной подворотне, за углом ее поджидает ужасная смерть. Короткий протяжный крик. — Он помедлил, потом спросил. — Где? В городе? На выходе из города?