Написано кровью - Грэм Кэролайн

Трою, которому мама с детства внушала, что хвастаться нехорошо, его похвальбы наскучили не меньше, чем жалобы и слезы.

— Все это очень интересно, мистер Клэптон, — вежливо солгал он, — но, может быть, вернемся к нашему делу?

— О! — Брайан уже почти забыл, зачем они здесь. — Да, хорошо.

— Всего одна мелочь. — Трой пошуршал страницами блокнота, притворяясь, будто ищет запись. — В ночь, когда был убит мистер Хедли… Вы сказали нам, что в ту ночь… — еще пошуршать, на этот раз подольше, — выходили из дому где-то… давайте посмотрим… где-то без четверти одиннадцать. Свернув направо, вы обошли Зеленый луг. Кажется, вы назвали это «проветриться», так?

— Да, — ответил Брайан после некоторой паузы.

— Так оно и было?

— Так и было. У меня «да» — это «да», а «нет» — это «нет», сержант, что подтвердит всякий, кто меня знает.

— Боюсь, мистер Клэптон, у нас есть свидетель, который утверждает, что видел, как вы возвращались домой после полуночи. Более того, свидетель показал, что вы подходили к дому с противоположной стороны.

У Брайана было такое лицо, как будто на него внезапно напал… голубь. Ведь этот самый сержант буквально только что с подкупающим интересом слушал рассказ о его жизни! Трой улыбнулся. Или, по крайней мере, чуть раздвинул уголки рта и показал свои острые зубы.

— Э-э… в самом деле?.. Не знаю, кто этот ваш свидетель, но я бы задал ему в ответ несколько вопросов. Например, что заставило его прятаться в живой изгороди в столь поздний час и шпионить за людьми?

— Прятаться в живой изгороди?

— Ну, я-то никого не видел.

— Странно. Потому что вы непременно встретили бы его, если бы действительно возвращались с прогулки вокруг Зеленого луга.

Молчание. У Брайана на лбу заблестели бисеринки пота. Он закрыл глаза и вернулся на тридцать лет назад. Когда ему было три года, он подобрал на лужайке у соседей сливу, сочную, красную, сладкую «викторию», и принес ее домой. Родители, сильно встревоженные тем, что их единственный отпрыск так рано начал «влипать в неприятности», потащили его, плачущего, к соседям извиняться и возвращать «награбленное». После этого, уже зная, «на что он способен», мать с отцом неустанно работали над подавлением «основных инстинктов» Брайана.

Его научили, что общение с незнакомыми детьми или даже попытки поделиться с ними конфетами, приведут к неприятностям. Опасно приводить друзей домой или ходить к ним в гости. Дерзить взрослым, особенно тем, кто обладает хоть какой-то властью, даже опаснее, чем совершить уголовно наказуемое преступление. Любая дерзость способна ввергнуть твою семью в страшные несчастья. Брайан всей душой ненавидел родительское раболепие и низкопоклонство. Они выпотрошили его, поселили в нем страх и оставили беззащитным.

— Вы понимаете, сэр, что мы расследуем убийство?

— О да, да. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь. Все, что угодно.

Трой стоял совершенно неподвижно, одна рука на подоконнике, поверх блокнота, другая — вытянута вдоль тела. Солнце осветило его волосы, и они засверкали ореолом огненных перьев. На бесстрастном лице читалась твердая решимость. Он выглядел как не ведающий греховных слабостей монах. Или как яростный инквизитор. Брайан без труда мог представить себе, как он тычет преступника лицом в раскаленную плиту.

— Итак, прошлая ночь… Может быть, он и прав, ваш свидетель. Или свидетельница. Если это она. Я не знаю, уф-уф-уф, — заухал Брайан.

— Продолжайте, сэр. — Трой щелкнул шариковой ручкой и разгладил лист блокнота.

— Вероятно, я ходил в деревню. Да, вот сейчас, когда вы заговорили об этом, я вспомнил, что проходил почтовый ящик, так что да, наверно, в деревню. Да, прогулялся до деревни. — Пауза. — Даже не знаю, почему я сказал, что прошелся вокруг Зеленого луга. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову… Вы тогда сказали про Джеральда, и я представил себе «Приют ржанки», ну и у меня в голове эти два события как-то связались.

— Это вполне понятно, мистер Клэптон.

— Да, не правда ли? — На щеках Клэптона вновь появилось какое-то подобие румянца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кого-нибудь встретили во время прогулки?

— Ни души. Погода была противная той ночью.

— Это точно. Мне бы, например, потребовалась очень веская причина, чтобы выйти из дому в такую ночь.

— Я уже объяснял…

— Я бы решил, что пары минут на заднем дворе мне с лихвой хватит, чтобы вытрясти из себя хоть целый грузовик словесного сора. Но это я. — Трой несколько минут что-то писал, потом спросил: — Сколько времени, говорите, вас не было дома? В общей сложности?

— О-о… Около часа.

— В такую-то погоду?

— Да.

— Просто так, без всякой причины?

Сержант наклонил голову, и солнечный луч ударил Брайану прямо в лицо. Он слез со стула, зацепившись ногой за крестовидное основание ножки, и переполз подальше от слепящего света, волоча стул за собой.

— А может быть, — продолжал Трой, — вы шли на заранее назначенное рандеву? — Трой был рад возможности употребить это слово, которое запомнил из рекламы шоколада по телевизору.

— Рандеву? — Легкий румянец на щеках Брайана стал темнеть и расползаться, как отвратительное родимое пятно. Левое веко дернулось в нервном тике. — Конечно нет, — выдавил он.

— В таком случае, мистер Клэптон, позвольте изложить мою собственную версию. Я думаю, что вы вышли из дому, собираясь пойти направо, — чем и объясняется обмолвка во время первого нашего разговора, — но увидели, что вас заметили. Поэтому вы повернули налево и ушли, чтобы вернуться позже, когда путь будет свободен.

— Свободен? Для чего?

— Чтобы без свидетелей войти в «Приют ржанки», разумеется…

— В общем, история об утке Джемайме[35], — прокомментировал сержант Трой, не так давно познавший радости чтения ребенку на ночь. — Потом мне оставалось только размазать его по стенке.

Он сидел в участке и заново, для Барнаби, разыгрывал сцену в чулане при школьной лаборатории, с удовольствием крутясь в вертящемся мягком кресле, приятно расслабленный после спагетти болоньезе, двойной порции жареной картошки, бейквеллского пирога (песочного тарта с джемом под слоем миндального бисквита и миндальной же крошки), порции лимонного заварного крема-кастарда и нескольких чашек чая в полицейской столовой. Время, которое ушло на поглощение всего этого, сержант списал на посещение каустонской школы.

— Он признал, что пошел в сторону, противоположную той, которую нам назвал. Порол какую-то чушь, запутался. Все еще настаивает, будто просто вышел проветриться. Тогда я предположил, что он вышел из дому, намереваясь вернуться в «Приют ржанки», увидел кого-то, кто ошивался поблизости, и вынужден был уйти и дождаться, пока тот уберется, чтобы затем вернуться в дом и совершить свое грязное дело.

— Вот как? — Барнаби от души развлекался, представляя себе эту сцену. — И как он отреагировал?

— Чуть в обморок не упал.

— Признайтесь, сержант, вы получили большое удовольствие.

— Я просто делал свою работу, сэр, — скромно потупился Трой.

— Разумеется. Вы ему поверили?

— Вообще-то да, — сказал Трой. — Думаю, он и мухи бы не обидел. Кишка тонка… Не то что проломить голову мужчине. Вид у него был очень виноватый, но он из тех, кто выглядит виноватым, даже если полицейский просто попросит у него огоньку.

— Если бы он вышел проветриться, не нагородил бы столько вранья.

— Держу пари, что этот тип околачивался возле «Дома у карьера».

— Это где Картеры живут?

Трой кивнул:

— Так возбудился и заморочился, когда заговорил о них! Он из тех жалких придурков, что подглядывают в окна и дрочат.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Согласен, — кивнул старший инспектор. Клэптон — тяжелый случай. Человек, чья личность стерлась раньше, чем высохли чернила на свидетельстве о рождении. — Надо бы посоветовать ему держаться подальше от двойняшек. Они ему яйца прищемят.