Колумбы российских древностей - В. Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее подготовленные кружком книги оказались убыточными: средства, затраченные на их создание, в том числе и печатание, оборачивались слишком медленно. Так, из московских изданий за восемь лет было продано 388 экземпляров первой части «Собрания» (32,3 % тиража), за два года — 367 экземпляров второй части «Собрания» (30,5 % тиража), за три года — 310 экземпляров Сборника Кирши Данилова (51 % тиража), менее чем за год — 59 экземпляров «Памятников российской словесности» (9,8 % тиража) и т. д.[205] Широкого читателя в это время больше интересовало красочное описание прошлого.
Конечно, Румянцев мог выделять дополнительные средства на издание книг. Практически так это и случилось уже, например, при подготовке второй части «Собрания», но медленная распродажа изданий кружка все-таки сдерживала финансирование других публикаций[206].
Сотрудники Румянцева рассчитывали на широкий круг читателей. Однако фактически продажа в Московском архиве Коллегии иностранных дел, в петербургской Коллегии иностранных дел и через книгопродавцов с комиссионными в 20 % в Москве (Ширяев), Петербурге (братья Оленины, Плавильщиков), в Варшаве (Гликсберг) и Вильно шла крайне медленно. Книги кружка в период его деятельности преимущественно не реализовывались путем продажи, а просто распределялись. Со временем сложилась устойчивая сеть получателей изданий в лице членов кружка и знакомых Румянцева. Своего рода «обязательные экземпляры» посылались всем русским университетам, Обществу истории и древностей российских, Академии наук, Российской академии, зарубежным научным учреждениям и ученым. В среднем число таких экземпляров составляло около 50. Благодаря этому книги кружка все-таки попадали тем, кто был в этом наиболее заинтересован, став «необходимым пособием и справочником для специалистов и только через их посредство незаметно, но мощно влияли на развитие науки и образованности»[207].
Заключение
Смерть Н. П. Румянцева в январе 1826 г. тяжело отразилась на замыслах кружка и судьбе некоторых его членов. Рухнули надежды сотрудников графа на издание подготовленных или готовившихся работ. Еще два-три года тлел огонек начатых предприятий, ранее поддерживавшихся энергией и деньгами старого канцлера, затем погас и он.
Разным оказался путь, приведший современников Румянцева в кружок. Неодинаковыми стали жизненные и творческие судьбы их и после прекращения деятельности кружка. Но для всех занятия в кружке оказались серьезной научной школой, пройдя которую большинство осталось преданным и в дальнейшем однажды избранному делу. Для многих из них лучшие научные свершения были впереди. П. М. Строев и И. И. Григорович вписали славные страницы в деятельность Археографической комиссии, П. И. Кеппен стал крупным статистиком, А. М. Шегрен — этнографом, имя А. X. Востокова прославили его классические труды по славянской филологии, несколько интересных исторических работ вышли позже из-под пера Ф. И. Круга, X. Д. Френа, Ф. П. Аделунга и других. Пожалуй, лишь жизненные невзгоды К. Ф. Калайдовича и В. Г. Анастасевича помешали впоследствии развернуться их творческой активности.
Среди тех, кто стоял у истоков организации охраны и использования документальных памятников, члены Румянцевского кружка занимают заслуженное и почетное место.
Романтика поиска объединила десятки современников вокруг умного, патриотически настроенного русского вельможи, сумевшего направить, а подчас просто поддержать их научные планы. Оригинальное, в какой-то мере не имеющее аналогий в истории отечественной науки объединение исследователей впервые создало условия для коллективной организации изучения прошлого. В этом плане кружок стал прообразом будущих русских научных учреждений, прежде всего Археографической комиссии.
Научные разыскания кружка не были результатом развлечений скучающего отставного канцлера. Они имели под собой глубокие объективные причины, важнейшей из которых являлось становление русской нации и, как следствие этого, стремление осознать ее роль в развитии мировой истории и культуры. В конечном счете в исторической науке кружок делал то, что в литературе — А. С. Пушкин, в музыке — М. И. Глинка, в живописи — А. А. Иванов. Исследования кружка были подчинены объективным задачам, стоявшим перед исторической наукой начала XIX в.
Конечно, подавляющая часть сотрудников Румянцева осталась в стороне от создания каких-либо широких исторических концепций о прошлом своей страны. Далеко не у всех членов кружка при всей энергии, деятельности и таланте были стремления и склонность к широким историческим обобщениям. Деятельность кружка оказалась преимущественно связанной с тем разделом исторической науки, который уже в начале XIX в. получил название археографии и без должного развития которого было бы невозможно ни сейчас, ни в еще большей степени тогда глубокое изучение прошлого. И в данном случае по отношению к работе кружка приемлемо банальное, но точное определение: кружок создавал фундамент исторической науки, без которого трудно представить исторические труды С. М. Соловьева и других историков позднейшего времени.
Сотрудники Румянцева были не только продолжателями дела своих предшественников. Смело смотря в будущее науки, они стали во многом первопроходцами. Впервые в широких масштабах кружок произвел выявление документальных памятников по русской истории в отечественных и зарубежных архивах, библиотеках, осуществил интересные археологические и этнографические разыскания. В результате были обнаружены тысячи интересных письменных источников, памятников материальной культуры. Некоторые из них являются уникальными, имеющими непреходящее значение для отечественной истории и культуры (Изборник Святослава 1073 г., Сборник Кирши Данилова, Судебник 1497 г, рукописи XII–XV вв.). Комплекс специальных исторических дисциплин, история славянских народов и народов, вошедших в состав Российской империи, нередко впервые получали в работах кружка серьезную научную разработку.
Румянцев и его сотрудники не были обычными «библиотафами», как презрительно называл К. Ф. Калайдович некоторых современников, в тишине домашних кабинетов наслаждавшихся созерцанием накопленных древностей. В представлении кружка собирание исторических памятников должно было стать лишь частью общей работы по изучению прошлого страны. «Собрать, привести в известность и, если не самим обработать, то предоставить другим средства обрабатывать», т. е. изучать памятники истории и культуры, — решение этой триединой задачи и считали члены кружка своим долгом. Бесценные открытия, сделанные ими в монастырских подвалах, на заваленных голубиным пометом колокольнях и башнях, в крестьянских и барских домах, в результате археологических раскопок, начинали новую жизнь в книгах кружка.
В науке подчас бывает важен не только результат, но и путь, который привел к нему. В еще большей степени это представляет интерес, когда речь идет об истории науки, когда можно увидеть зерна будущих начинаний и открытий. Всеобъемлющие научные замыслы кружка оказались реализованными лишь в очень незначительной мере. Остались неизданными многочисленные переводы, сборники документов (летописи, акты, сочинения иностранцев, восточные, византийские и другие источники). На стадии сбора материала оказались работы, связанные с подготовкой языковых словарей, специальных палеографических, историко-географических, хронологических и других пособий, исследования, посвященные местной истории, в том числе истории народов, вошедших в состав Российской империи. Достаточно бросить лишь беглый взгляд на последующее развитие отечественной археографии (деятельность Общества истории и древностей российских, Археографической комиссии и других общественных и государственных научных учреждений), чтобы увидеть теснейшую преемственность археографической теории и практики с тем, что многие годы вынашивалось кружком. И археографическая экспедиция П. М. Строева, и «Полное собрание русских летописей», и «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи», и «Сказания иностранных писателей о России», и многие другие предприятия более позднего времени имеют свои истоки в деятельности кружка.
Из задуманного кружку удалось осуществить лишь малую часть. Но и то, что кружок сумел сделать, стало неотъемлемой и яркой страницей русской науки и культуры. Рукописное собрание, несколько десятков изданных книг, замечательные открытия «российских древностей» — таков итог чуть более десятилетней деятельности плеяды исследователей Румянцевского кружка.
Приложение
Письмо П. М. Строева К. Ф. Калайдовичу от 13 августа 1817 г. об условиях и частичных результатах археографических изысканий в Иосифо-Волоколамском монастыреЭпистолярное наследие членов кружка трудно поддается учету. Несмотря на многочисленные публикации, переписка сотрудников Н. П. Румянцева издана лишь в очень незначительной степени, хотя по богатству содержащихся в ней сведений о жизни и развитии науки в начале XIX в. она имеет огромное значение. Ниже читателям предлагается лишь пример живого голоса одного из сотрудников Н. П. Румянцева — письмо П. М. Строева К. Ф. Калайдовичу, ярко рисующее обстоятельства проведения Подмосковной археографической экспедиции кружка.