Знак убийцы - Вероника Руа

— Вот это странно, — вставил слово лейтенант Вуазен.

— Действительно… Но реально ли за это время убить Эмбер и ее… тело подвергнуть такой обработке?

— Нет, — резко сказал Барнье. — Чтобы совершить такое, нужно не меньше пяти часов. При условии к тому же, что это специалист по препарированию.

— В котором часу, по-вашему, Лоранс Эмбер была убита? — высокомерным тоном спросил Руссель.

— Я, пожалуй, не смог бы сказать вам точно, — смущенно ответил Барнье. — Надо бы дать мне еще немного времени, чтобы дополнительные анализы…

— У нас нет больше времени! — рявкнул комиссар Руссель, стукнув по столу. — В котором часу, приблизительно?

— Я бы сказал… между одиннадцатью и тринадцатью часами.

— Это делает американца возможным подозреваемым, — рискнул высказать предположение Коммерсон.

— Да, — сказал Руссель. — Впрочем, его реакция сейчас была не вполне ясной. Словно он не желал взглянуть в лицо действительности.

— Но почему бы ему убивать Делма? — спросил лейтенант Вуазен. — Он относился к нему с уважением, Делма был его учителем. А Эмбер? Он только что провел с ней ночь…

— Я уже повидал вещи и более странные, поверь мне. Типов, снедаемых злобой или угрызениями совести, которые свихнулись… Как бы там ни было, у этого парня совесть неспокойна. И не забывайте о записке, найденной в кабинете Аниты Эльбер… Нет, это слишком много для одного человека. Коммерсон, завтра установи за ним слежку и не упусти ни одного его шага. Я уверен, он что-то скрывает.

— Хорошо, — согласился лейтенант Коммерсон, как всегда, делая пометки в своем блокноте.

— А священник? — спросил кто-то.

Комиссар Руссель повернулся, чтобы узнать, кто мог высказать такую глупость. Он едва сдержал свой уже ставший легендарным приступ гнева, взяв себя в руки.

— Да, — сказал лейтенант Вуазен, который, как всегда, рассуждал вслух. — Если кого-то и могли бы терзать угрызения совести, так это священника…

Руссель быстро среагировал;

— Осмонд сказал, что они провели день вместе, беседовали.

— Это он так утверждает. Он вполне мог провести день иначе. И потом, после кражи метеорита ему нечего больше делать в Париже. Он может где-то приятно провести время и попросить отца Маньяни подтвердить его алиби. И священник согласится — тем более охотно, что у него в голове иные планы…

— Ты хочешь обвинить Осмонда и Маньяни в том, что они прикрывают друг друга? — подбросил мысль Руссель.

— А почему нет? — ответил Вуазен, пожав плечами. — В таком деле все непостижимо. До сих пор мы не рассматривали отца Маньяни в числе подозреваемых исключительно потому, что он священник. Но замечу, что, расследуя убийство как Аниты Эльбер, так и Мишеля Делма, мы ограничились лишь взятием у него показаний, не больше.

После этих слов наступило долгое молчание. Был слышен только шум дождя за окном.

— В то же время мы видели его в кабинете Мишеля Делма в вечер исчезновения, — продолжил Вуазен.

— Кроме того, — добавил лейтенант Коммерсон, — он один-единственный знал шифр замка сейфа, где находился метеорит. Это еще одна деталь, над которой следует подумать.

Комиссар вздохнул.

— Это деликатный момент. Надо будет узнать что-то о нем. Но тайком.

Лейтенант Вуазен поддакнул.

— А Годовски? — встревоженно спросил Коммерсон.

— Этого мы освободили, — сказал комиссар Руссель. — Но следим за ним. Во всяком случае, одно можно сказать с уверенностью: к смерти Лоранс Эмбер он непричастен. Хоть одно известно наверняка…

Некоторое время комиссар молчал. Он стоял у окна и вглядывался в темноту, словно хотел увидеть там проблеск истины.

— А теперь, — сказал он, возвращаясь к собравшимся, — вернемся к гипотезе, что речь идет об одном убийце. Что мы знаем о нем?

Вся группа погрузилась в глубокое раздумье. Наконец заговорил Коммерсон:

— Он силач. Лоранс Эмбер была убита не там, где обнаружили труп. Следовательно, его должны были перенести вместе с подставкой, которая поддерживала его. Это требует некоторых физических сил.

— Согласен, убийца — мужчина, — принял версию комиссар Руссель. — В этом, я думаю, нет ни малейших сомнений. А дальше?

— Он очень мобилен, — продолжил мысль Коммерсона Вуазен. — Он свободно перемешается по всей территории «Мюзеума». Он должен внушать полное доверие всем, кто с ним повстречается.

— Второй пункт. Дальше?

— Он крепок с точки зрения психологии, — добавил Барнье. — Поверьте мне, чтобы сделать то, что он совершил с Лоранс Эмбер, нужно иметь очень крепкие нервы. Тот, кто сделал это, — настоящий психопат.

— Следовательно, он уверен в себе, — вступил Руссель.

— Он очень упорный и обладает недюжинным хладнокровием.

— Своего рода поборник справедливости, — заключил итог комиссар Руссель.

— В общем, вырисовывается личность крупного ученого или священника, — подвел итог Руссель.

Снова наступила глубокая тишина. Было очевидно, что четверо полицейских испытывали то особое чувство охотника, который видит, как сеть окружает жертву.

А в это время, стоя на коленях на полу своего номера в гостинице, отец Маньяни был погружен в молитву. Телефонный звонок из полиции сообщил ему о смерти Лоранс Эмбер, и он никак не мог преодолеть отчаяние, которое охватило его. Он смотрел на распятие и умолял своего Спасителя:

— Господи, почему возможно такое? Ты, который проникаешь в души, можешь Ты объяснить мне это? Можешь принять такую заблудшую овцу в свою Церковь? Постижимо ли такое Зло? Милосердный Господи, сжалься над этим бедным грешником.

ГЛАВА 31

Леопольдина и Осмонд бесцельно бродили по мокрым улицам. Тихо и печально Осмонд рассказывал о своей страсти к юной и безумно влюбленной в него диссертантке Лоранс Эмбер. Он перебирал обрывки воспоминаний, словно самородки, которые навсегда перестали блестеть и превратились в простые камни. О прогулке в Версаль, о пикнике на Мосту искусств, о том, как она слушала его, поддразнивая, положив голову ему на плечо… Он не упомянул ни о последней ночи, ни о тяжелом предчувствии, которое возникло у него в Научном обществе. Но в эту минуту его охватила глубокая ностальгия, смешанная с яростью, и он замолчал. Питер смотрел на фасады домов на берегу Сены, которые еще несколько дней назад находил столь романтичными, и, опершись на парапет, смотрел на реку, которая текла, безразличная к времени и к трагедиям.

Леопольдина положила руку на его плечо.

— О чем выдумаете? Скажите мне, Питер…

Он медленно повернулся к ней и прижал ее к себе. Он чувствовал потребность обнять кого-то просто для того, чтобы ощутить себя менее одиноким. Чтобы абсурдность жизни показалась ему менее безоговорочной. Смущенная Леопольдина не отстранилась. Потом, почувствовав, что Осмонд немного расслабился, тихонько похлопала его по спине. Она не была уверена, но дрожь Питера очень напоминала рыдания.

— Пойдемте, выпейте что-нибудь горячее. Вам станет легче.

Леопольдина толкнула дверь своей квартиры. Было бы слишком жестоко оставить американца одного в парижской ночи. Она усадила его в комнате, а Тит тем временем мяуканьем выражал свое недовольство ее опозданием. Возвращение к мелким домашним заботам было, в конце концов, лучшим способом немного отрешиться от ужасных событий, которые они пережили за последние дни.

— Хотите кофе?

— А у тебя не найдется немного виски? — спросил Осмонд. — Мне, думаю, необходимо… немного подзавести мой механизм.

— Тонизирующий напиток? Сейчас.

Леопольдина порылась в шкафчике и достала бутылку рома. Этого было бы вполне достаточно, чтобы прогнать заботы, как говорил Алекс. Она налила Осмонду на дно стакана, он залпом выпил. Вторую порцию постигла та же участь. Только после третьей порции Осмонд пришел в себя и немного расслабился. Его взгляд все еще был блуждающим, но голова уже работала хорошо. Он начал рассуждать вслух:

— А что за человек, по-твоему, этот Серван?

Леопольдина ненадолго задумалась. Она искала наиболее подходящее определение и нашла только одно:

— Сумасшедший.

И она всем понятным жестом покрутила пальцем у виска.

— Ты видела его лабораторию?

— Да. И до сих пор не могу забыть этот мой визит.

— И на что она похожа?

— Настоящий бордель! Грязь, затхлый воздух, окна побиты, всюду разбросаны книги…

Леопольдина вдруг запнулась: она в эту минуту вспомнила нечто важное… Томик Ньютона! Она забыла его в кабинете профессора Флорю! Завтра надо обязательно его забрать!

А Осмонд продолжил свою мысль:

— А оборудование у него новое?

— Последние модели. Все новехонькое.

— А между тем он не финансируется «Мюзеумом», как сказал мне… Тогда откуда у него средства?