Лондонские мосты - Джеймс Паттерсон

Погуляв, мы зашли в «Тачстоун бэйкери», перекусили булочками с маслом и черничным джемом. Затем продолжили экскурсию, близко познакомившись с пятидесятипятифутовой Фримонтской Ракетой, установленной у одного из местных магазинчиков. Я купил Алексу воздушного змея, которого мы тут же испытали в парке с великолепным видом на озеро Юнион и центр Сиэтла.

Чего в Сиэтле предостаточно, так это парков, и их обилие придает городу особую притягательность. Я даже подумал, что, пожалуй, с удовольствием жил бы здесь. Откуда такие мысли? С чего бы? Неужели все дело в том, что Кристин чмокнула меня в щечку? Неужели мне так не хватает внимания и тепла? Прискорбно.

Мы еще немного погуляли, исследовав Сад скульптур и фримонтского Тролля, напоминающего певца Джо Кокера с зажатым в руке «фольксвагеном-жуком». Ленч немного опоздал, зато получился исключительно здоровый и полезный — овощной салат плюс ореховое масло и желе на по-особому выпеченных хлебцах. В чужой монастырь… и все такое.

— Неплохая у нас тут жизнь, а, приятель? — заметил я, похрустывая хлебцем. — Лучше и представить трудно.

Алекс-младший согласно кивнул, потом посмотрел на меня широко открытыми невинными глазами и спросил:

— Папа, а когда ты вернешься домой?

«О Господи, Господи. Когда я вернусь домой?»

Глава 98

Кристин попросила, чтобы я привез Алекса домой к шести часам, и я выполнил обещание; я такой ответственный, что порой сам диву даюсь. Она ждала нас на крылечке в ярко-голубом платье и туфельках на каблучках, и все получилось так, как надо. Увидев нас, Кристин улыбнулась, подхватила на руки подбежавшего сына, а тот завопил:

— Мамочка!

— Похоже, вы неплохо повеселились, — сказала она, поглаживая малыша по головке. — Вот и хорошо. Алекс, папе нужно возвращаться в Вашингтон. А мы с тобой поедем на обед к Тео.

Его глаза наполнились слезами.

— Не хочу, чтобы папа уезжал.

— Знаю, милый, но так надо. У папы работа. Обними его. Он скоро приедет.

— Конечно, конечно, приеду, — сказал я, раздумывая о том, кто же такой этот Тео.

Алекс подбежал ко мне, мы обнялись, и мне совсем не хотелось его отпускать. Я вдыхал его запах, наслаждался его прикосновениями, слушал, как стучит его маленькое сердечко. Чего я не хотел, так это чтобы он почувствовал мою боль, боль, от которой сжалось сердце.

— Я вернусь, я скоро вернусь. Так скоро, как только смогу. И не вырастай без меня.

— Пожалуйста, папочка, не уезжай, — шептал Алекс. — Пожалуйста, не уезжай.

Он повторял это снова и снова, пока я не сел в машину и не тронулся с места, помахав рукой своему сыну, который становился все меньше и меньше, а потом исчез, когда я свернул за угол. Я как будто чувствовал тепло и дрожь прижимавшегося ко мне тельца. Я и сейчас это чувствую.

Глава 99

Около восьми вечера я сидел одиноко в тускло освещенном баре кафе «Кингфиш» на пересечении Девятнадцатой и Мерсер в Сиэтле. Я сидел, погруженный в мысли о своем младшем сыне и вообще обо всех своих детях, когда дверь открылась и в ресторан вошла Джамилла.

На ней был длинный черный кожаный плащ, темная блузка и черная юбка, и, увидев меня у бара, она радостно улыбнулась, словно обрадовалась мне не меньше, чем я ей. Может быть. Джамилла очень симпатичная, но сама, похоже, этого не знает или по крайней мере так не считает. Я упомянул, что собираюсь в Сиэтл, и Джэм сказала, что прилетит со мной поужинать.

Поначалу идея не показалась мне уж очень заманчивой, однако, едва увидев Джамиллу, я понял, что ошибался, что безумно рад ей, особенно после расставания с Алексом.

— Отлично выглядишь, — прошептала она, прикасаясь к моей щеке, — хотя вид немного усталый. Слишком много работаешь, не жалеешь себя.

— Мне уже лучше, — ответил я. — И ты так хороша, что этого хватит на нас двоих.

— Я хороша? Ну, спасибо. Честно говоря, очень хотелось это услышать.

«Кингфиш» оказался совершенно демократическим ресторанчиком: никаких предварительных заказов и нам довольно быстро нашли уютное местечко за столиком у стены. Мы заказали и выпить, и поесть, но большую часть времени просто держались за руки и разговаривали о жизни. Ее, моей, нашей.

— Ситуация с маленьким Алексом — хуже любой пытки. Не знаю, что и делать. Расставания становятся невыносимыми.

Джамилла нахмурилась и даже рассердилась:

— Она плохо с ним обращается?

— Нет, нет, Кристин — хорошая мать. Убивает то, что я не могу видеть его чаще. Я так его люблю, моего малыша, так скучаю. Мы с ним друзья, Джэм.

— И поэтому ты сбегаешь от него на работу.

Она посмотрела мне в глаза.

— Да, сбегаю. — Я кивнул. — Сбегаю. Но это уже совсем другая история. Послушай, пойдем отсюда.

— Что это у вас на уме, агент Кросс?

— Ничего противозаконного, детектив Хьюз.

— Хм-м. Неужели? Как стыдно.

Глава 100

Слышали выражение «снять комнату»? Так вот, комнату я уже снял. И не где-нибудь, а в «Фэйрмонт-Олимпик», на Ранье-сквер. Нам обоим не терпелось попасть туда как можно скорее. Джамилла даже присвистнула, когда мы вошли в роскошное фойе с высоченным, футов в сорок, украшенным гравюрами потолком. Все здесь буквально потрясало воображение. Часы показывали начало одиннадцатого.

— Итальянский декор эпохи Возрождения, антикварные люстры, пять звезд. Да, умеешь ты пускать пыль в глаза, — с улыбкой заметила Джамилла.

Как всегда, ее энтузиазм перехлестывал через край.

— Иногда можно и постараться.

— На сей раз вышло удачно. — Она торопливо поцеловала меня. — Я так рада, что мы здесь. Нет, счастлива. Мне здесь очень нравится.

Дальше пошло еще лучше. Наша комната находилась на десятом этаже и отвечала всем необходимым требованиям: просторная, шикарная, светлая, с широкой кроватью. Из окна открывался вид на залив Эллиот и остров Бейнбридж, к которому как раз в это время неторопливо скользил паром. Такого даже нарочно не придумаешь, хотя, говоря откровенно, я старался предусмотреть все детали.

Что касается кровати в отеле «Фэйрмонт-Олимпик»… Она была застелена полосатым, золотое с зеленым, покрывалом — их еще, кажется, называют дюветами, хотя я бы затруднился определить, чем одно отличается от другого. Впрочем, его мы даже не сняли, а сразу упали, смеясь, болтая, радуясь тому, что наконец-то оказались вместе, и только теперь в полной мере осознавая, как же соскучились друг по другу.

— Позволь мне о тебе позаботиться, — прошептала Джэм, вытаскивая рубашку из-под ремня моих брюк. — Ну как? Лучше?

— Давай и я сделаю то же самое. Так будет справедливо.

— Согласна.

Я начал расстегивать пуговицы на ее блузке, а она взялась за мои. Мы не спешили. Потому что знали кое-что получше спешки. Главное — процесс, внимание к деталям, к каждой пуговице. Почувствовать ткань, дождаться, пока по коже пробегут мурашки, вслушаться в дыхание, уловить нарастающий трепет тела, его заряд, готовый перекинуться на другого. Ночь сулила столь многое…

— Ты тренировался, — прошептала она, слегка задыхаясь. — У тебя ловко получается.

Я рассмеялся:

— Угу. Тренировался в искусстве ожидания.

— Хочешь продолжить?

— Это великолепно.

— У меня еще много пуговичек.

— Не знаю, смогу ли дотерпеть до конца. Без шуток, Джамилла.

— Посмотрим. Я тоже не шучу.

Покончив с моей рубашкой и ее блузкой, мы сняли их, продолжая целоваться, обниматься, прижиматься, тереться друг о друга. Она надушилась, и я сразу узнал аромат. «Калеш О'Деликейт». Джамилла знала, что мне нравятся эти духи. Я гладил ее плечи и спину, руки, лицо, ее длинные ноги, ступни, потом снова ноги…

— Теплее… теплее…

Джамилла вздохнула и негромко рассмеялась.

Мы соскользнули с кровати и стояли, обнявшись, слегка покачиваясь. Я снял с нее бюстгальтер и взял в руки ее груди.

— Повторяю, я больше не могу.

Терпеть и вправду не было сил. Я опустился перед ней на колени. Я целовал ее. Она была такая сильная, такая уверенная в себе, и мне нравилось стоять перед ней коленопреклоненным. Как перед богиней.

Наконец я поднялся.

— Все в порядке?

— Да. Я твоя рабыня. И сделаю все, что ты пожелаешь.

Я взял ее тут же, не опуская на кровать, и какое-то время мы стояли на месте, пританцовывая. Потом все же легли, и я снова вошел в нее. Я растворился в Джамилле Хьюз. Именно этого мне не хватало. Именно это мне было нужно. Она постанывала и вскрикивала, и это мне тоже нравилось.

— Как я соскучился по тебе. По твоей улыбке, звуку твоего голоса, по всему.

— Я тоже, — призналась она.

А потом, минут через пять или десять, зазвонил телефон на прикроватной тумбочке.

И тогда — в кои-то веки — я поступил правильно: сбросил чертову коробку на пол и накрыл ее подушкой. Если это Волк, пусть перезвонит завтра.