Роковая восьмерка - Джанет Иванович

Мы вернулись к машине, и Рейнджер выехал из района.

— Мы всегда на шаг позади, — заметила я.

— Вот так обстоят дела с пропавшими детьми. Я имел кучу дел с похищением детишек родителями, и они всегда кружат. Обычно уезжают дальше от дома. И останавливаются в одном месте дольше, чем на ночь. Но схема одна. К тому времени, как получаешь информацию, они уже смываются.

— Как же ты ловишь их?

— Терпение и настойчивость. Если выдержишь гонку, то в конце концов победишь. Иногда это занимает годы.

— Божежмой, годы мне не выдержать. Придется искать убежища в Пещере Бэтмена.

— Раз попадешь в Пещеру Бэтмена, то навсегда, Милашка.

Ой.

— Попробуй позвонить тем женщинам, — предложил Рейнджер. — Телефонный номер в деле.

Барбара Энн и Кэти осторожничали. Обе признали, что видели Дотти и Эвелин, и знали, что те также навещали Луизу. Обе настаивали, что не знают, куда подруги двинули дальше. Я подозревала, что они не соврали. Наверно, Эвелин и Дотти загадывали только на день вперед. Самая верная догадка — они хотели остаться в кемпинге, но почему-то не получилось. И сейчас скитаются в поисках убежища.

Паулин совершенно была не в курсе.

Луиза разговорилась больше, возможно, потому что также больше всех беспокоилась.

— Они останавливались только на одну ночь, — призналась она. — Знаю, что вы сказали мне правду о муже Эвелин, но я знаю, что там что-то еще. Дети вымотались и хотели домой. И мамочки с виду держались из последних сил. Они не говорили, но я поняла, что они убегают от чего-то. Я думала сначала на мужа Эвелин, но, выходит, дело не в нем. Святая Матерь Божья, — вдруг воскликнула она. — Уж не думаете ли вы, что убили его они?

— Нет, — заверила я. — Его убил заяц. И еще, вы видели их машину? Они все ехали в одной машине?

— В машине Дотти. Синей «хонде». Очевидно, у Эвелин была машина, но ее украли, когда они оставили ту в кемпинге. Эвелин сказала, что они поехали за продуктами, а когда вернулись, то машина и все, что у них было, исчезло. Можете себе представить?

Я оставила Луизе свой домашний номер и попросила позвонить, если она вспомнит что-нибудь, что сможет как-то помочь.

— Тупик, — сообщила я Рейнджеру. — Зато я знаю, почему они уехали из кемпинга. — И рассказала об украденной машине.

— Больше похоже, что Дотти и Эвелин вернулись из магазина и увидели незнакомую машину, припаркованную с машиной Эвелин, и решили все бросить, — предположил Рейнджер.

— А когда они не вернулись, Абруцци все забрал.

— Я бы так и сделал, — согласился Рейнджер. — Все что угодно, что их замедлит и создаст трудности.

Мы проехались по Хайленд-Парку и добрались до моста через Раритан Ривер. У нас кончились наводки, но зато мы кое-что разузнали. Мы не знали, где сейчас была Эвелин, но узнали, где она побывала. И у нее больше не было «сентры».

Рейнджер остановился на светофоре и повернулся ко мне.

— Когда ты последний раз стреляла из пистолета? — спросил он.

— Пару дней назад. Я застрелила змею. Вопрос с подвохом?

— Вопрос серьезный. Тебе стоит носить оружие. И свыкнуться с мыслью, что придется из него стрелять.

— Ладно, обещаю, в следующий раз, выходя, возьму пистолет с собой.

— Заряженный?

Я заколебалась.

Рейнджер пристально посмотрел на меня.

— Ты зарядишь его.

— Конечно, — пообещала я.

Он потянулся, открыл бардачок и вынул оружие. Это был пятизарядный «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра. Выглядел точь-в-точь, как мой пистолет.

— Утром задержался в твоей квартире и прихватил это для тебя, — пояснил Рейнджер. — Нашел в коробке из-под печенья.

— Крутые парни всегда держат пистолет в коробке из-под печенья.

— Назови хоть одного.

— Рокфорд.

— Признаю, был неправ, — усмехнулся Рейнджер.

Он выехал на дорогу, которая бежала вдоль реки, и через полмили свернул в район парковок, ведущий к огромному зданию складского типа.

— Что это? — поинтересовалась я.

— Стрельбище. Попрактикуешься, как пользоваться оружием.

Я понимала, что это необходимо, но терпеть не могла шум и ненавидела механизм пистолета. Мне не нравилась мысль, что я держу устройство, которое, в сущности, устраивает маленькие взрывы. Мне всегда казалось, что пойдет что-нибудь не так, и я окажусь с начисто оторванным большим пальцем.

Рейнджер добыл мне подходящие наушники и защитные очки. Выложил патроны и пистолет на полку в выделенном мне месте и унес бумажную мишень на двадцать футов. Если я когда-нибудь Содерусь застрелить кого-то, то с такого близкого расстояния шансы велики.

— Ладно, ковбой, давай посмотрим, на что ты годишься, — сказал он.

Я зарядила пистолет и открыла огонь.

— Хорошо, — одобрил Рейнджер. — А теперь постарайся с открытыми глазами.

Он поправил мой захват и позу. Я снова выстрелила.

— Уже лучше, — сказал Рейнджер.

Я практиковалась до боли в руке, когда уже не смогла больше жать на триггер.

— Как чувствуешь себя теперь? Свыклась с оружием? — спросил Рейнджер.

— Уже более спокойно. Но мне оно все равно не нравится.

— Тебе и не должно нравиться.

Время близилось к вечеру, когда мы покинули стрельбище и влились в поток транспорта в час пик, возвращаясь в город. Мне не хватает терпения, когда я еду в потоке. Я начинаю ругаться и биться головой о руль. Рейнджер же был невозмутим, в своей стихии. Хладнокровие в стиле дзен. Несколько раз я могла поклясться, что он прекращал дышать.

Когда на подходе к Трентону мы угодили в пробку, Рейнджер нашел выход, срезав по боковой улочке, и припарковался на крошечной стоянке между кирпичными магазинчиками, выходящими на улицу, и трехэтажными блочными домами. Улочка была узкой и казалась темной даже в белый день. Грязные витрины магазинов выглядели блекло. Первые этажи домов покрывали черные граффити.

Если бы в этот момент из ближайшего дома вывалился какой-нибудь прошитый пулями окровавленный тип, я бы ничуть не удивилась.

Я выглянула через ветровое стекло и прикусила губу.

— Мы ведь не в Пещеру Бэтмена пойдем?

— Нет, Милашка. Мы идем к «Коротышке» есть пиццу.

Над дверью примыкавшего к парковке здания висела небольшая неоновая вывеска. И точно, вывеска гласила «У Коротышки». Два передних оконца замазаны черной краской. Тяжелая деревянная дверь без окошка.

Я оглянулась через плечо на Рейнджера.

— А пицца тут хорошая?

Я старалась не выдать дрожи, но прозвучало сдавленно, как будто издалека. Так звучал ужас. Может быть, «ужас» слишком сильно сказано. За последнюю неделю стало ясно, что это слово следует приберечь для ситуации, когда под угрозой жизнь. Впрочем, может, «ужас» сейчас и подходящее определение.

— Пицца тут хорошая, — подтвердил Рейнджер и, открыв дверь, пропустил меня.

Мгновенно накатившая волна шума и запахов пиццы чуть не сшибла меня с ног. Внутри «У Коротышки» было темно и битком набито. По стенам стояли кабинки и в середине столики. В дальнем углу надрывался как проклятый старинный музыкальный автомат. «У Коротышки» толпились в основном мужчины. А у немногочисленных особей женского пола был такой вид, что они могли за себя постоять. Мужчины в рабочих ботинках и джинсах. Старые или молодые — неважно: их лица избороздили морщины от солнца и чрезмерного курения. Похоже, им-то не требовались инструкции, как обращаться с оружием.

Мы уселись в кабинке в самом углу, где было достаточно темно, чтобы не различить кровавых пятен или тараканов. Рейнджер чувствовал себя как дома, спиной прислонился к стене, черная рубашка слилась с темной обстановкой.

Официантка была одета в белую футболку с надписью «У Коротышки» и короткую черную юбку. У нее были большие буфера, копна каштановых локонов и самое большое количество туши, которое я не могла представить даже в свои самые опасные дни. Она улыбнулась Рейнджеру, словно знала его лучше меня.

— Что подать? — спросила она.

— Пиццу и пиво, — сказал Рейнджер.

— Ты часто сюда ходишь? — спросила я его.

— Довольно часто. У нас в этом районе штаб-квартира. Половина народу здесь местные. А половина со стоянки грузовиков в соседнем квартале.

Официантка положила на поцарапанный деревянный стол картонные подставки и расставила стаканы с ледяным пивом.

— Я думала, ты не пьешь, — призналась я Рейнджеру. — Ну типа, тело — это храм, и все такое. Тогда — вино у меня дома, а теперь — пиво здесь.

— Я не пью на работе. И вообще не пьянствую. А тело — храм только четыре дня в неделю.

— Ух ты, так ты уходишь в загул, обжираясь пиццей и напиваясь в зюзю, три дня в неделю, — поддела я. — Кажется, я заметила наметившееся брюшко.

Рейнджер поднял бровь:

— Наметившееся брюшко. А что еще?