Барабаны осени. Удачный ход - Диана Гэблдон

Да, больше ему ничто не мешало, кроме, разве что, его же собственных мыслей. По большей части Роджеру удавалось благополучно забывать о том, что под «Глорианой» нет ничего, кроме нескольких лиг морской воды, что корабль — это вовсе не маленький остров, крепкий и надежный, как это могло показаться… что это просто хрупкая скорлупка, находящаяся во власти стихий, которые могут в любой момент раздавить ее — вместе с теми, кто доверил ей свои жизни…

Роджер гадал о том, удалось ли «Филиппу Алонсо» благополучно добраться до порта назначения. Кораблям ведь случалось и тонуть, и даже довольно часто; Роджер в свое время прочитал немало архивных отчетов такого рода. А после того, что команде и пассажирам «Глорианы» пришлось пережить в последние три дня, оставалось лишь удивляться тому, что они сами не пошли ко дну. Ну, тут уж он все равно ничего не может изменить, и на будущее ему остается только молиться, как и всем остальным.

Будь милостив, Господь, к тем, кто в море.

Только теперь Роджер по-настоящему понял, что означает эта строка молитвы. Понял всей душой, впервые в жизни.

Закончив разливать воду, он бросил черпак в бочку и потянулся за тяжелой доской, которую следовало положить на бочонок сверху, надежно прикрыв его, — корабельные крысы имели склонность прыгать в пресную воду и тонуть в ней. Но едва он повернулся, одна из женщин схватила его за рукав. Она показала Роджеру маленького мальчика, которого держала на руках, — малыш прижимался личиком к материнской шее.

— Мистер Маккензи, не могли бы вы попросить капитана, чтобы он позволил нам потереть малыша его кольцом? У нашего Гибби глазки болят, это от того, что мы так долго в темноте сидим.

Роджер слегка заколебался, но потом мысленно посмеялся над собой. Он, как и большинство членов команды, старался держаться подальше от Боннета, но у него не было причины отказать женщине в ее просьбе. Капитан и прежде позволял пассажирам пользоваться его кольцом, поскольку золото было весьма популярным целебным средством при утомлении и воспалении глаз.

— Да, разумеется, — ответил он на безупречном английском, забывшись на мгновение. — Идемте.

Женщина удивленно моргнула, но послушно пошла за ним следом. Капитан находился на юте, занятый разговором с помощником. Роджер подал женщине знак, чтобы она подождала немного, и она кивнула, скромно притаившись за широкой спиной мистера Маккензи.

Капитан выглядел таким же усталым, как все остальные, и морщины на его лице стали глубже. Люцифер через неделю после того, как очутился в аду и понял, что это вовсе не курорт, подумал Роджер с мрачным удовольствием.

— …попорчено ящиков с чаем? — говорил Боннет, обращаясь к помощнику.

— Всего два, да и те не насквозь промокли, — ответил Диксон. — Кое-что еще можно спасти. Может, продадим его в верхнем течении, в Кросскрике.

— Да, в Эдентоне и Нью-Берне в этом не разбираются. Мы избавимся от него там, и за лучшую цену, еще до того, как доберемся до Велмингтона.

Боннет полуобернулся и заметил Роджера. Его лицо напряглось, но тут же снова расслабилось, когда Боннет услышал просьбу. Не говоря ни слова, он протянул руку и прижал золотое кольцо, которое носил на мизинце, к закрытым глазкам маленького Тибби. Кольцо выглядело очень простым — широкая золотая лента, ничего больше; Роджер подумал, что оно выглядит совсем как венчальное, только маленькое… возможно, это женское кольцо. Неужели суровый и страшный Боннет способен влюбиться? Неужели он обручен? Видимо, так, решил Роджер; тем более что женщины определенного рода наверняка находили скрытую жестокость капитана привлекательной.

— Малыш болен, — заметил Диксон. Помощник показал на заметные красные припухлости за ушами мальчика и на бледные щеки, горевшие лихорадочными пятнами.

— Да это просто молочная лихорадка, — сказала женщина, испуганно прижимая ребенка к груди. — У него, похоже, зубик режется.

Капитан кивнул с безразличным видом и отвернулся. Роджер отвел женщину на камбуз и выпросил для малыша кусочек твердой галеты, чтобы мальчик мог ее грызть, — после чего молодая мать вернулась в носовой трюм к остальным пассажирам.

Но Роджер сразу же и думать забыл о малыше Гибби и о том, что ему нужно что-нибудь жевать; карабкаясь по трапу из трюма назад на палубу, он сосредоточился на услышанном им обрывке разговора.

Значит, до Велмингтона они остановятся в Эдентоне и Нью-Берне. И Боннет наверняка не станет торопиться; он будет стараться повыгоднее продать свой груз и потратит какое-то время на то, чтобы пристроить тех своих пассажиров, которые подписали контракты на работу… господи, да может пройти еще несколько недель, прежде чем они доберутся до Велмингтона!

Нет, это невозможно, думал Роджер. Ведь одному богу известно, куда за это время может попасть Брианна, что может случиться с ней… «Глориана» шла быстро, несмотря на шторм, и с божьей помощью они могут дойти до Северной Каролины всего за восемь недель, если продержится попутный ветер. Роджеру совсем не хотелось тратить драгоценное время на всякую ерунду, без всякого для себя прока болтаясь в северных портах Каролины, тогда как ему нужно как можно скорее попасть в южную часть колонии.

Он сбежит с борта «Глорианы» в первом же порту, в котором они причалят, решил Роджер, и сам будет добираться на юг. Правда, он дал слово не покидать корабль, пока весь груз не окажется на берегу, но ведь он, сбежав, не получит свое жалованье, так что обмен выглядел вполне честным.

Свежий холодный воздух палубы вернул Роджера к окружавшей его реальности.

Он чувствовал себя так, словно его голова была набита влажной ватой, а в горле у него першило от соли. Но ему предстояло еще три часа стоять на вахте; он отправился к бочке, чтобы самому наконец-то выпить черпак воды, и надеясь при этом, что ноги под ним не подломятся.

Диксон уже закончил разговор с капитаном и теперь шел по палубе между пассажирами, то и дело останавливаясь, чтобы сказать словечко-другое женщинам с детьми.

Странно, подумал Роджер.

Вообще-то помощник не особо стремился общаться с пассажирами, видя в них несколько необычную и очень неудобную форму груза.

Что-то мелькнуло в уме Роджера при мысли о грузе, что-то неприятное… но он не смог сообразить, в чем тут дело. Некое затаенное воспоминание, саднящее, как заноза, сидело в глубине, в тени переутомления, и он лишь слабо ощущал его присутствие. Но что…

— Маккензи!

Один из матросов окликнул его с юта, маша рукой, — Роджеру следовало поспешить на помощь, матросы уже принялись чинить паруса, порванные во время шторма. Огромные стопки сложенной парусины лежали на палубе, как грязные сугробы, и их свободные края полоскались на ветру.