Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник) - Михаил Юдовский

– Ну, – сказала Рита, покосившись на полотенце, – так что у вас произошло?

– Изыди, сатана! – прошипел я.

– Вы правда подрались?

– Не на жизнь, а на смерть. Кровавая кашица и поныне плавает в водах канала Грунерей. Слушай, ты дашь мне переодеться?

– Ты меня стесняешься?

– Представь себе. Ты ведь не дала мне повода тебя не стесняться.

– Не бойся, я не разглядывать тебя пришла.

– А зачем?

– Расплатиться.

Рита достала из сумочки бумажник, извлекла из него четыре сотенные купюры и протянула мне.

– Вот, держи.

– Благодарствую, – сказал я. – И куда я их, по-твоему, должен сейчас сунуть?

– Тебе видней.

– Погоди. – Я подозрительно глянул на Риту. – Мы вроде договаривались о трехстах марках, а здесь четыреста.

– Мне кажется, ты сегодня честно заработал дополнительную сотню.

– Знаешь что, – сказал я, – иди-ка ты со своей сотней…

– Не груби, мальчик. Ты что себе вообразил? За что я, по-твоему, хочу тебе доплатить?

– Боюсь подумать.

– А ты не бойся, думать иногда полезно. Это тебе за форс-мажорную работу переводчика, не предусмотренную контрактом.

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?

– Естественно.

– Короче, – сказал я, – убери эти сто марок куда подальше, пока я не вышвырнул и тебя, и твоего Макса из автобуса.

– Грубый ты, Миша. – Рита положила сотенную купюру обратно в бумажник, бросив оставшиеся три на сиденье рядом со мною.

– Рита! – послышался голос Макса. – Ты забыла достать мне из сумки сухие носки!

– Иду, Максик. – Она глянула на меня своими насмешливыми зелеными глазами. – В любом случае, спасибо тебе. Как ты там говорил про битву под Гентом? Мужчины всего лишь воюют, но подталкивают их к этому женщины?

– Не слишком обольщайся, – ответил я. – Из-за одних женщин топят друг друга в крови, из-за других купают друг друга в брюггском канале. Масштабы разные.

– Масштабы разные, но суть одна. Если бы я захотела…

– Знаешь что, – сказал я, – иди к Максу.

– Не сомневайся, именно к нему я и пойду.

Всю обратную дорогу я, ни с кем не заговаривая, рассеянно смотрел в окно. У самого выезда из Бельгии автобус остановился возле заправочной станции, и я вспомнил вдруг, что так и не купил Алешке Жаворонкову пива. Я сунул ноги во все еще влажные туфли, сбегал в магазинчик при заправке и купил упаковку «Стеллы Артуа» и маленькую сувенирную статуэтку Писающего мальчика. Около одиннадцати вечера автобус прибыл на отправной пункт в нашем городке. Я коротко распрощался со всеми и зашагал домой. Дома я напустил в ванну горячей воды и, пока ванна наполнялась, позвонил Алешке Жаворонкову.

– Да? – послышался в трубке его, как всегда, недовольный голос.

– Привет, Леха, – сказал я. – А я из Бельгии вернулся.

– Я в курсе, – сообщил Леха.

– Откуда?

– А я всегда в курсе. Ты мне пива бельгийского привез?

– Само собой. И пива, и статуэтку Писающего мальчика.

– Да на кой мне…

– Ты не понимаешь, Леха. В Брюсселе есть такой обычай, что если потереть Писающему мальчику пиписку, то в доме будет счастье и достаток. Статуэтка, правда, маленькая, так что и счастье с достатком выйдут небольшими.

– Можешь оставить статуэтку себе, – заявил Леха, – и тереть ей все, что захочешь. Мне маленького счастья не надо, мне чего побольше, пожалуйста.

– Дурак ты, Леха, – сказал я. – Большого счастья без малого не бывает. Большого вообще не бывает без малого. Даже огромная Вселенная состоит из крохотных частичек…

– Ты меня-то не грузи, – буркнул Леха. – Я тебе не подопытный турист. Лучше скажи, когда пиво принесешь.

– Завтра принесу.

– А ты его не выпьешь за ночь?

– Постараюсь не выпить.

– Да уж постарайся. Как съездил-то? Хотя нет, не надо. А то у меня уши отвалятся на ночь глядя. Пока.

Он повесил трубку.

– Хам, – равнодушно произнес я.

Я направился в ванную, разделся и погрузился в горячую воду. Та приятно обожгла мое тело.

– Ванны, – назидательно поведал я потолку и кафельным стенам, – согласно археологическим открытиям, были изобретены две с половиной тысячи лет назад на греческом острове Крит…

В это время зазвонил телефон. Я решил проигнорировать его, но аппарат не успокаивался, буквально надрываясь звоном. Я вылез из ванны, накинул халат, прошлепал мокрыми ступнями в комнату и взял трубку.

– Да? – не слишком дружелюбно сказал я.

– Миша, привет, – раздался в трубке веселый голос Макса. – Ты уже дома?

– Макс, ты свинья, – сказал я. – Сперва ты меня вытаскиваешь из канала в Брюгге, потом из ванны в собственной квартире. Болезнь у тебя, что ли?

– Надо было оставить тебя в канале? – удивился Макс.

– Может быть. Спокойной ночи.

– Погоди, не вешай трубку, тут Рита хочет с тобой поговорить.

– Миша, – послышался в трубке голос Риты, – извини, что беспокою. Мы так быстро и не очень хорошо расстались, что я забыла сказать тебе главное.

– Что жить без меня не можешь?

– Прекрати. Миша, мы хотим через четыре месяца организовать поездку в Италию. На восемь дней. Рим, Флоренция, Венеция. Ты согласен снова поехать с нами экускурсоводом? По-моему, мы неплохо сработались.

– Ты так считаешь? – усмехнулся я.

– Да, я так считаю.

– А знаешь что, – сказал я, – пожалуй, я согласен.

– Из обоюдного интереса?

– Нет. Чисто из-за денег.

– Снова на себя наговариваешь?

– Естественно.

– Вот и чудесно. Я буду держать тебя в курсе. Спокойной ночи.

Рита повесила трубку. Я подумал и снова набрал номер Алешки Жаворонкова.

– Привет, Леха, – сказал я. – А я в Италию еду. Через четыре месяца. Что тебе привезти?

– Ничего не привози, – прорычал Леха. – И сам не приезжай. Прыгни с Пизанской башни и останься там навсегда. Сволочь ты, Миша.

Он бросил трубку.

Я улыбнулся, положил телефон, вернулся в ванную комнату и по новой забрался в чуть подостывшую ванну, которая в этот момент представлялась мне пусть очень маленьким, но бесконечно желанным счастьем.

Воздушный шарик со свинцовым грузом

Мой киевский приятель Ярослав Шеремет чрезвычайно гордился своим княжеским именем и слегка недолюбливал свою фамилию, одним слогом не дотянувшую до графской. Впрочем, тщательно изучив генеалогическое древо Шереметевых, он, к своему удовольствию, выяснил, что их сиятельства ведут свой род от некоего Андрея Шеремета, а тот, в свою очередь, является в пятом колене потомком Андрея Кобылы, от которого, между прочим, проросла царственная ветвь дома Романовых.

– Поздравляю, Ярик, – говорил я, благоговейно пожимая ему руку. – Ты, как всегда, неповторим. Все люди произошли от обезьян, один ты – от кобылы.

– Завидовать нехорошо, – снисходительно отвечал Ярик. – Хотя есть чему. Как ни крути, а моему роду без малого семь веков.

– Мой древнее, – отвечал я.

– Да? И от кого же он берет начало?

– От Адама.

Недостающий слог как нельзя более характеризовал Ярика, которому во всем не хватало какой-то завершающей малости. Он был насмешлив, но не умел шутить. Обладал чарующим тембром голоса, но совершенно не имел слуха. Красивое лицо с высоким лбом, прямым носом и большими серыми глазами нелепо обрывалось крохотным безвольным подбородком. Ярик напропалую хвастал своим успехом у женщин, но никто и никогда не видел его в компании даже самой непривлекательной девицы.

– Представь себя, – заливался Ярик, – ночь на Ивана Купалу, Днепр, горят костры, уйма голых девушек… Незабываемо. В ту ночь у меня их было целых три.

– Чего у тебя было три? – спрашивал я. – Неудачных попытки познакомиться?

– Три девушки. Три женщины. Три нескончаемых восторга.

– Я понимаю, что нескончаемых. Кто же кончает от пощечины, затрещины и оплеухи.

– Ты снова завидуешь, – говорил Ярик.

– Вот уж ничуть. Я не мазохист. Если мне приспичит быть избитым, я просто прогуляюсь по ночной Шулявке.

Самоуверенность Ярика была настолько трогательна и беззащитна, а фантазии так нелепы и бескорыстны, что я поневоле чувствовал к нему симпатию. Познакомились мы на призывной комиссии в военкомате, где Ярик безуспешно пытался симулировать плоскостопие, близорукость и геморрой. Я не представляю, как можно симулировать геморрой, но Ярик, вдохновившись общей концепцией, великодушно пренебрегал деталями.

– Смотрите! – орал он, демонстрируя устройство тыловой части военному урологу, крепкому мужчине с кирпичного цвета лицом. – Внимательно смотрите!

Помимо них в кабинете находилось еще трое призывников, включая меня. Мы дожидались очереди, выстроившись у стенки и даже на расстоянии ощущая благоухание перегара, которое исходило от уролога.

– Смотрите! – продолжал надрываться Ярик. – Во все глаза смотрите!

– Нечего там смотреть, – буркнул уролог. – Тоже мне музей… Ничего интересного, товарищ будущий солдат, я в твоем проходе не наблюдаю.