Книжная лавка близ площади Этуаль - Н. Кальма

— Да это же чистый украинец писал! — воскликнул Даня. — И слова украинские: "муры" — это стены, "катувать" — по-украински "пытать". Да и все обороты украинские. Может, этот Василий из наших мест? Чувствуется, что его ридна мова, родной язык, — украинский.

— Да я вовсе не о том спрашиваю! — нетерпеливо прервал его Павел. Что мне за дело, украинец он или русский, грузин или чуваш… Парень-то какой мировой! Орел! Ведь это понимать надо! Я тоже бегал из карцера, из лагерей, знаю, с чем это едят, но это такого класса герой! С таким командиром ничего в жизни не страшно! И что это за Василий такой? Разыскать его надо, чего бы это нам ни стоило! Давай, Данька, а?

Но Даня и сам уже тормошил Фабьен, забрасывал ее вопросами: что она знает об авторе письма, откуда Гюстав получил письмо? Где можно увидеть этого таинственного "товарища Василя"?

— Кажется, он лейтенант Красной Армии и сейчас сражается снова в партизанском отряде, — отвечала Фабьен. — Гюстав знал, что вы оба будете расспрашивать, но ему самому ничего больше не известно. Известно только, что письмо это привез тоже ваш, русский.

— Русский?!

— Да. И Гюстав сказал, чтоб вы оба завтра в шесть вечера пришли в сад Тюильри. Там, на третьей скамейке слева от круглого фонтана, вас будет ждать человек. На нем будет серая куртка и серый с синими полосами шарф. Дени должен подойти к нему и спросить: "Простите, мсье, не знаете ли, как пройти на площадь Шатле?" Человек этот должен ответить: "Мсье, я сам приехал с севера и в Париже впервые". Ну-ка, Дени, повтори, — потребовала Фабьен.

— Ох, Фабьен, что же вы до сих пор молчали? — застонал Даня. — Ведь мы так давно ждем этого свидания!

— Так я же и передаю то, что велел Гюстав, — невозмутимо отозвалась Фабьен. — Дени, ты должен заучить все слово в слово. Это пароль.

Даня послушно повторил все, что он должен сказать незнакомцу в серой куртке и полосатом серо-синем шарфе.

— Я должен сказать это по-русски?

— Да нет же, по-французски.

— Но зачем же, если этот человек, как вы говорите, русский? И кто он такой? — продолжал спрашивать Даня.

Фабьен пожала плечами.

— Мне это неизвестно. Знают те, кто его послал.

Вмешался взволнованный Павел:

— Ну как же ты, Данька, до сих пор не можешь понять? Ведь это сам Василий и есть! Да-да, тот, который прислал письмо! Наверно, для того и писал, чтоб мы заранее знали, с кем дело будем иметь!

Даня покачал головой:

— Сомневаюсь. Василий пишет, что его встретили французские товарищи, партизаны. Если он сейчас на свободе, то, наверно, сражается в партизанском отряде.

— Ничего подобного. Он наверняка здесь, в Париже! — стоял на своем Павел.

Однако спорить об этом было бесполезно: никто из них не знал наверное, где находится автор письма — герой и смельчак Василь. Надо было запастись терпением до завтрашнего дня.

7. ЧЕЛОВЕК В ПОЛОСАТОМ ШАРФЕ

Вот он, пустынный двор Лувра, по которому со скучающим видом слоняются несколько немецких солдат. Вот они, запущенные коврики газонов (их теперь некому стричь и выпалывать), вот он, широко разлегшийся просторный вход в Тюильри. Вечернее солнце чуть тронуло желтым кроны деревьев, лимонным окрасило воды Сены и мост Руайяль. На дорожках выстроились детские колясочки, в которых спали не знающие ни о войне, ни о фашистах, ни об опасностях счастливые младенцы. Сквозь арку Карусель, как сквозь оптический прицел, насквозь проглядывалась перспектива Конкорд с обелиском, ровный пробор Елисейских полей и там, далеко, Триумфальная арка, все еще освещенная солнцем. Ворота входили в ворота, арка — в арку, точно на крокетной площадке. Старухи в черном, похожие на ворон, сидели на скамейках. Одни вязали, другие смотрели вдаль выцветшими глазами.

Андре, проводивший на всякий случай двух друзей до луврского двора, напряженно вытягивал шею. Даня и Павел вошли в сад. Медленно, точно прогуливаясь, идут по главной аллее. Издали у них вид студентов, вырвавшихся с лекций, чтобы побродить вольными пташками по летнему Парижу. Вон, вон Дени даже беспечно размахивает книжками! Ага, замедлили шаги. Всматриваются. Кто-то, кого не видит Андре, сидит на скамейке. Так и есть, третья от фонтана.

На третьей левой скамейке сидел совсем еще молодой широкоплечий человек, которого Даня и Павел могли бы счесть своим ровесником, если бы не седые виски. Он читал книгу, и друзьям был виден его четко обозначенный профиль и широкие темные брови. Глаз еще не было видно, но Даня уже при первом взгляде на него совершенно уверился, что он русский. Рядом с ним на скамейке никого не было.

— Простите, мсье, не знаете ли, как пройти на площадь Шатле?

Человек вскинул глаза — они были светлые, с голубизной.

— Увы, мсье, я сам приехал с севера и в Париже впервые.

"Никакого акцента. Говорит, как француз", — успел отметить про себя Даня и в тот же миг увидел все лицо человека — чисто выбритое, даже до блеска на скулах, очень бледное, с усталым и хмурым взглядом.

Он в свою очередь, не улыбаясь и даже не стараясь казаться приветливым, оглядел обоих ребят.

— Давайте уходить отсюда, — сказал он уже по-русски, чуть-чуть окая, и эти первые его слова, услышанные ребятами, радостно их поразили. (Русская речь! Русское оканье! Как давно они этого не слышали!) — Мне вон те двое фрицев не нравятся. Сюда уставились, глаз не сводят. Пройдемте в глубь сада, там устроимся — поговорим.

Они тем же медленным, прогулочным шагом двинулись по главной аллее по направлению к Конкорд. Даня на всякий случай несколько раз оглядывался не идут ли солдаты. Нет, никто их не преследовал. Уселись на боковую скамейку под темнолистым густым каштаном.

— Здесь, в центре, меньше рискуешь попасться шпионам, — сказал русский. — Ну, а теперь, ребята, давайте знакомиться. — Он протянул руку. — Я с Волги, из Куйбышева. Капитан Красной Армии. Коммунист. До войны был студентом пединститута, на третьем курсе. В Париж прислан действительно с севера Франции организацией советских военнопленных. Зовут меня Сергей.

— Как — Сергей! — вырвалось у Пашки. — Почему Сергей? Разве не Василий?

— Василий? — удивился в свою очередь тот, кто назвался Сергеем. Почему именно Василий? — Внезапно он понял: — А, теперь все ясно: вы прочитали письмо Василя Порика, нашего героя лейтенанта, и думали, что он сам сюда приехал за вами, так? Нет, ребята, придется вас разочаровать: Василь Порик далеко отсюда, он уже опять сражается в партизанском отряде и приехать сюда не может…

— Вот видишь, Пашка, я тебе говорил! — не выдержал Даня. Он обратился к Сергею: — Вы сказали — его фамилия Порик? Он украинец? Полтавчанин?

— Украинец, но не полтавчанин, а, кажется, откуда-то из-под Винницы, — отвечал Сергей. — Совсем еще мальчик, но воля и смелость удивительные!

— Эх, повидать бы его! — вырвалось у Павла.

— А можно еще вопрос? — продолжал Даня.

— Хоть сто.

— Вот вы, товарищ Сергей, сказали, что вас послала сюда организация советских военнопленных. Что это за организация, кто в нее входит, чего она добивается?

Сергей кивнул:

— Нужный вопрос. Правильный. Имеете право это знать. Так вот, ребята, вам, наверно, известно, что человек, которого вы зовете Гюстав (это его подпольная кличка), — член компартии Франции. Компартия поручила ему вести работу среди советских людей, которые очутились здесь, во Франции. Скоро, наверно, будет создан Центральный Комитет советских военнопленных, куда войдут самые энергичные и отважные наши люди. Это будет нечто вроде штаба, который станет формировать здесь советские партизанские отряды и руководить их боевыми делами. Уже сейчас мы стараемся организовать во всех лагерях подпольные комитеты, руководить саботажем на шахтах, в рудниках и на военных заводах немцев. Еще скажу вам, ребята, что задумана у нас подпольная газета "Советский патриот".

Даня и Павел переглянулись.

— Ничего этого мы не знали, — угрюмо начал Павел. — Нас, покуда мы укрывались в подвале, дочка нашего хозяина приняла за крыс. Видно, крысы мы и есть. Наши люди вон какие дела заворачивают, а мы сидим здесь, как глухонемые какие, занимаемся всякими мелочами. Разве это дело?!

— Да, да, мы вас просим, товарищ Сергей, мы вас очень просим, помогите нам пробраться в какой-нибудь партизанский отряд. — Даня говорил "просим", но звучало оно, как "требуем". — Мы так больше не можем! Дайте нам оружие, мы хотим стать солдатами, сражаться…

Сергей знаком остановил его.

— Погодите, ребята, не горячитесь прежде времени, — сказал он успокоительно. — О вас уже знают в организации, о вас помнят, можете не беспокоиться. Когда будет нужно, вам дадут команду. Сейчас вы нужнее здесь, в Париже. Гюстав очень хвалит вас обоих. Говорит, вы инициативные и смелые ребята. И ему, да и мне показалось очень ловкой ваша выдумка с "адской машиной". Это помогает нам оберегать людей от ненужного риска. Я уже рекомендовал этот способ товарищам у нас на севере и в некоторых других департаментах. Возможно, вам придется поехать куда-нибудь с этой вашей машинкой, показать товарищам, как ее устанавливать, где. У вас уже есть опыт. И помните, ребята, Париж сейчас — тоже фронт. И сражения здесь, в подполье, не менее важны, чем в лесах.