Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер

в дверь и захлопываю ее. Внутри я прислоняюсь спиной к холодному дереву, намереваясь подождать, пока замедлится сердцебиение. Но оно не успевает этого сделать, потому что через несколько секунд сквозь щель доносится глубокий, шелковистый голос Рафаэля.

— Приношу свои извинения за вторжение, джентльмены. Клайв, пожалуйста, продолжай.

В след заговаривает другой голос, старый и ворчливый.

— Конечно, сэр. Как я уже говорил, главной проблемой, с которой мы столкнулись в прошлом квартале, был резкий рост производственных затрат. Мы ответили на это ценовыми мерами, обеспечив рост базовых цен на четыре целых девять десятых процента, что, я уверен, вы согласитесь, весьма впечатляюще, учитывая нынешнюю ситуацию.

По залу раздается волна неловких смешков. Я не сомневаюсь, что ни один из них не исходит от Рафаэля, и мои подозрения подтверждаются, когда я слышу, как твердеет его голос.

— Я спрашивал не о последнем квартале, Клайв. Я спрашивал о ваших перспективах на предстоящий.

В тяжелой тишине раздается шелест бумаг. Кто-то прочищает горло.

— Д-да, конечно, сэр. Филипп, не хотел бы ты взять это на себя? Мне кажется, ты лучше для этого подходишь…

Утомительные оправдания и цифры, выхваченные из воздуха, влетают в одно мое ухо и выходят из другого, единственное, что задерживается в пространстве между ними — это сдержанный и спокойный тон Рафаэля. Он звучит так нормально. Так… по-деловому. Интересно, мужчины на той стороне тоже видят правду или считают его идеальным джентльменом, как и все остальные на этом чертовом Побережье?

Интересно, знают ли они, что он был с пистолетом на свадьбе своего брата? Интересно, пока он сидит там, откинувшись в своем большом кожаном кресле, и разговаривает о делах, этот пистолет засунут за пояс его сшитых на заказ брюк?

По какой-то причине эта мысль вибрирует в моем сердце самым неподобающим образом.

Я зажмуриваю глаза, чтобы избавиться от этой мысли, а когда открываю их снова, прищуриваюсь в темноте комнаты в поисках выключателя.

Пальцы находят его в нескольких сантиметрах от моей головы, и когда я щелкаю им, мягкий желтый свет заливает пространство, и то, что я вижу, приводит меня в замешательство.

Здесь стоит черный мраморный туалетный столик с двумя вырезанными в нем раковинами. В углу — большая душевая кабина, а посередине — отдельно стоящая ванна, в которой, по моим представлениям, могла бы купаться Мария-Антуанетта21.

Я нахожусь в ванной, а не в раздевалке. В личной ванной комнате.

Я шагаю в ее центр, рассекая влажный воздух, насыщенный знакомым ароматом кедра.

Позади меня капает из душевой лейки. Когда я смотрю на свое искаженное отражение в запотевшем зеркале, сердце замирает, и легкое вожделение разливается между бедер. Это не только личная ванная, она принадлежит Рафаэлю Висконти, и он только что принял здесь душ.

Господи. Эта мысль не должна вызывать у меня такого желания. Не должна вызывать во мне дрожь и напрягать соски под мокрым платьем. Хотя меня пригласил он сам, мне кажется, что находиться здесь опасно. Слишком интимно. Как будто я проскользнула в тыл врага и получила беспрецедентный доступ к тому, что происходит там.

И, конечно, это означает, что я не могу не представлять, как он выглядит обнаженным.

Как в трансе, я провожу пальцами по конденсату на поверхности мраморного туалетного столика. Я комкаю в кулаке уголок влажного полотенца и беру дорогие на вид флаконы и просматриваю прикрепленные к ним французские этикетки, хотя, должна признать, книга «Французский для чайников», которую я прочитала несколько месяцев назад, мало чем помогает мне в их расшифровать. Все аккуратно и на своих местах — совсем не так, как в моей ванной дома. Наверное, на полу в моей ванной в Атлантик-Сити до сих пор валяется влажное полотенце.

Когда я нахожу его лосьон после бритья, я подношу его к носу и делаю долгий, глубокий вдох. От этого аромата у меня кружится голова, он действует на меня, как рюмка ликера на пустой желудок. Я фыркаю в недоумении, мысленно ругая себя за то, что я такая чертовски жалкая.

Ради всего святого, он всего лишь мужчина. Даже не тот, кто мне нравится. Кроме того, все мужчины пользуются лосьоном после бритья, и большинство из них, за исключением нескольких дерьмовых марок, которые продаются в магазине «Все за доллар», пахнут довольно приятно. Привлекать женщин — это буквально то, для чего они созданы, и можно с уверенностью сказать, что я не застрахована от этого.

Я отхожу от столика, хотя бы для того, чтобы проветрить голову.

Ладно, мне нужно перестать осматривать ванную Рафаэля, как будто это место преступления, и подготовиться.

Я стягиваю с себя мокрое платье и кладу его в раковину. Слава богу, на этой работе есть униформа, потому что это единственное нарядное платье, которое у меня есть.

Я подставляю колготки под фен, на мгновение заглушая скучную деловую болтовню, доносящуюся из-за двери, затем достаю из сумки свою новую форму и надеваю ее.

Это другое платье. Короткое черное, с облегающей деталью под грудью. На груди серебристым шелком вышита надпись Signora Fortuna22, и я могу только предположить, что это название яхты.

Это милое платье, и оно кажется дорогим на ощупь. Однако, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что моя прическа и макияж слишком неряшливы, чтобы их можно было похвалить. Мои волосы будет практически невозможно спасти без хорошего мытья и сушки феном, поэтому я довольствуюсь быстрой сушкой феном, а затем собираю их в высокий хвост. Вытерев тушь, стекающую по щекам, я достаю свою косметичку и добавляю немного красной помады и пару серебряных колец, о которых забыла.

Я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Знакомое удовольствие пробегает по телу, мне всегда нравилось наряжаться. Наверное, потому, что это всегда было важной частью моего ночного ритуала. Я вынимала бигуди из волос, снимала халат и надевала свое самое новое украденное платье. Затем я подкрашивала губы и брызгалась духами, после чего выходила из своей дерьмовой квартиры и направлялась в гламурное казино с намерением обшарить карманы мужчин.

Le sigh23. Вот это были деньки.

Поцеловав салфетку, чтобы удалить излишки помады, я приостанавливаюсь, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро. Что-то озорное вспыхивает во мне, и вместо этого я оставляю ее лежать на туалетном столике. Я не знаю, зачем я это делаю, но знаю, что не уберу ее. В книге «Криминальная психология для чайников» есть целая глава о том, как многие серийные убийцы, такие как Джек Потрошитель и Убийца Зодиак24, оставляли на месте