Я тебя (не)отпущу - Галина Милоградская

перевести дух и понять, что произошло. Сейчас он точно знал, что нужен ей. И так же давал понять, как сильно она ему нужна. Снова открытый, снова беззащитный. Перед ней, как на ладони. Понимает ли она это, или просто позволила себе короткий миг наслаждения, забывшись?

К рассвету Асами уснула. Уронила голову ему на грудь, а он ещё некоторое время продолжал неспешно гладить спину, выводя узоры. Выписывая:я тебя люблю. Добавляя к обычной фразе один иероглиф, чувство, которое никогда не сможет передать словами.Твоё счастье важнее, чем моё собственное. Осторожно переложив её на подушку, Изаму нежно подул на закрытые веки, убрал растрепавшиеся волосы с лица и невесомо поцеловал припухшие губы. Потом неслышно вздохнул, поднялся и отправился в душ.

20. Верные шаги

— Хочешь попасть на аудиенцию к главе, приходи на рассвете к Камню Памяти.

Каэдэ возникла из утреннего тумана, как алкогольный призрак, слегка пошатываясь, насмешливо глядя на Изаму.

— Вы что-то тоже зачастили сюда, Каэдэ-сама, — ответил Изаму, не сводя глаз со списка имён.

— Здесь слишком много людей, с которым я люблю… любила выпить когда-то. — На секунду лицо исказила застарелая боль, но тут же пропала, скрывшись под маской беззаботного веселья. Каэдэ усмехнулась, отвела взгляд от Камня и посмотрела на Изаму: — Разве у тебя не выходной сегодня? Отличный повод отоспаться.

— Ещё успею, — лаконично ответил Изаму. Сейчас он сутулился ещё больше, казалось, плечи вот-вот сойдутся на груди.

— Ты вообще сегодня спал?

— Нет.

— А ложился?

— Ложился. Не получилось заснуть. — Изаму еле слышно вздохнул, Каэдэ скорее почувствовала этот звук.

— Надеюсь, всю ночьразговаривалс Асами. — Каэдэ выделила слово и многозначительно поиграла бровями. Изаму одарил её долгим нечитаемым взглядом и снова отвернулся.

— Кому-то пора обзавестись собственной личной жизнью и перестать лезть в чужую.

— А кому-то пора обзавестись мозгами. Твоя рефлексия мешает управлению деревней.

— Зря они выбрали меня, — пробормотал Изаму. — Я не достоин поста главы. Я вообще мало чего достоин.

— Асами, полагаю, тоже? — склонив голову набок, поинтересовалась Каэдэ. На этот раз вздох вышел достаточно громким, чтобы можно было его различить в порыве налетевшего ветра. — Баран, — она закатила глаза. — Когда ты перестанешь перекладывать чужую ответственность за решения на свои плечи? Старейшины знали, кого выбирать, на то они и Старейшины. И Асами тоже знала, иначе не позволила бы себе… много чего не позволила.

Она подошла ближе, обдавая густым запахом свежего перегара, легонько толкнула плечом.

— Изаму-сама, ты самый большой любитель пафосных речей, обращённых к самому себе, из всех, кого я знаю. Думаешь, лучше топить чувство вины в саке? Поверь мне, я-то знаю, что это не выход.

— Потому что выхода нет, — ровно ответил он. — И никогда не будет.

— Ты годами отращивал дзен, пора заняться отращиванием мозгов, — проворчала Каэдэ. — Рядом с тобой такая светлая, добрая девочка, и вместо того, чтобы под руку с ней шагать к свету, ты продолжаешь цепляться за привычную тьму.

— А что, если вместо того, чтобы шагать к свету, я затяну её в эту тьму? — горько бросил он, резко повернувшись.

— Если будешь продолжать в том же духе, затянешь, — жестко ответила Каэдэ. Вздохнула и достала бутылочку саке из кармана. Изаму покосился на неё, но ничего не сказал.

— Ты знаешь, что есть мозгоправы, за приём у которых надо платить деньги? — задумчиво протянула Каэдэ, отпив прямо из горла.

— Советуете к ним обратиться? — усмехнулся Изаму.

— Советую начать платить мне, — хмыкнула Каэдэ. — Знаешь, мне доводилось встречать горных баранов, такие упрямые твари. Цепляются за крохотные выступы в скалах, проявляют просто чудеса ловкости. Но иногда, вместо того, чтобы прыгнуть вперёд, на кажущуюся верной дорогу, срываются вниз, выбрав не тот путь.

— Очень глубокомысленно, — ехидно протянул Изаму.

— Очень, — кивнула Каэдэ и хитро прищурилась. — Иди домой, Изаму.

— А вы?

— А я… Я посижу тут, с собеседниками умнее и приятнее тебя.

С этими словами она расположилась прямо на земле, скрестила ноги и деловито извлекла ещё одну бутылку.

Деревня только начала просыпаться. Хлопали двери, открывались жалюзи магазинов, редкие загулявшие прохожие спешили домой. Решение идти пешком было неудачным: Изаму понял это, когда третий подряд человек уважительно склонил голову. Возможно, это было и к лучшему, пусть видят, что глава не отдыхает даже в собственный выходной. Однако, размышляя о словах Каэдэ, Изаму всё больше склонялся к мысли, что хочется посидеть в тишине. И напиться. Бросить всё, уйти в лес, отпустить себя и подумать. Как будто он не занимался этим последние несколько недель. Только и делал, что думал, думал, думал, а ответов на вопросы всё не находилось. Как вести себя с Асами после сегодняшней ночи? Делать вид, что ничего не произошло?

Стены остались на месте, обиды вытягивали шею, напоминая о себе, недоговорённость потягивалась, выбираясь под руку с пустотой. Ноги сами вели к дому, Изаму даже не задумывался, куда идёт, пока не остановился на пороге бывшей квартиры. Она всё ещё числилась за ним, и, не раздумывая, он просто толкнул дверь и вошёл. Квартира встретила запахом тепла и пыли. Пустая, смотрела с немым укором, так и не получив нового хозяина. Медленно пройдясь до кухни, Изаму провёл рукой по столу, потёр кончики пальцев от серого налёта. Здесь он провёл не так много времени, если считать всю жизнь одной сплошной миссией. Но всё же, было тут что-то незаметное, родное и необходимое.

Беззвучно усмехнувшись, он стянул маску, прошёл в спальню и рухнул на узкую кровать. Столько размышлений, тревог, страхов видели эти стены. А ещё — зарождающееся чувство, которое принесло с собой настоящее отчаяние и тянущую, постоянную боль. Если бы можно было заставить сердце перестать биться, он бы сделал это сразу, как только понял, что Асами заняла в нём слишком много места. Отважная, честная, порывистая — он восхищался ей, наблюдая, как растёт, как превращается из шестнадцатилетней девушки во взрослую, самоотверженную, невероятно притягательную женщину. Снисходительно говорил сам себе, что это обычная гордость учителя своей ученицей. И позволял думать снова и снова, воскрешая в памяти выражение её лица, звук голоса. Изгиб талии, то, как она прикусывает губу, когда задумывается о чём-то, блеск глаз, когда пытается убедить. Когда эти мысли из невинных стали более глубокими,