Глубокий сон - Рэймонд Чандлер

– Вы бредите, – сказала она, серьезно глядя на меня.

– Вас не очень затруднит, если вы отодвинете эту лампу немного в сторону?

Она встала и подошла к стене за тахтой. Свет погас. Я почувствовал большое облегчение.

– Не думаю, что вы так уж опасны, – произнесла она.

Она была высокая, но не как жердь. Очень худощавая, но не как засушенная курица. Она снова села на стул, на котором сидела перед этим.

– Значит, вы знаете, как меня зовут?

– Вы прекрасно спали, так что времени было достаточно, чтобы просмотреть содержимое ваших карманов. Собственно, они сделали все, только забыли забальзамировать вас. Итак, вы детектив...

– И это все, в чем могут меня упрекнуть ваши друзья?

Она не ответила. Дым ее сигареты медленно поднимался вверх. Она разогнала его рукой. У нее были красивые руки, а не просто кости, покрытые кожей, как это бывает у современных женщин. Она искоса глянула сквозь облачко дыма на запястье.

– Который час? – спросил я.

– Семнадцать минут одиннадцатого. У вас свидание?

– Это было бы не так уж удивительно. Мы находимся в доме, расположенном возле гаража Арта Хака?

– Да.

– А что делают ребята? Копают могилу?

– Ушли куда-то.

– Вы думаете, что они оставили нас одних?

Она медленно повернула ко мне голову и с улыбкой повторила.

– Не похоже, что вы были очень уж опасны.

– Я думал, вы здесь такая же узница, как я.

Пожалуй, она не удивилась. Скорее это ее слегка развеселило.

– Почему вы так думаете?

– Я знаю, кто вы.

Голубые глаза блеснули так резко, что в них вспыхнули искорки, холодные и колючие, как блеск кинжала. Она сжала губы, но тон ее голоса не изменился.

– Тогда боюсь, вам придется плохо. А я ненавижу убийства.

– И это говорите вы, жена Эдди Марза? Стыдитесь!

Ей это не понравилось. Она посмотрела на меня внимательнее.

– Если вы не можете снять мои браслеты, чего впрочем, я не советовал бы вам делать, то могли бы, по крайней мере, уделить мне немного этого напитка, которым вы пренебрегаете.

Она взяла бокал. Пузырьки поднялись вверх и исчезли, как несбыточные надежды. Она склонилась надо мной, ее дыхание было нежным, как глаза лани. Я сделал глоток, немного жидкости потекло у меня по шее. Она отодвинула бокал от моих губ. Кровь быстрее заструилась в моих жилах. Она снова наклонилась надо мной.

– Ваше лицо похоже на поле битвы, – сказала она.

– Придется с этим пока что примириться, но пройдет немного времени и я снова буду выглядеть так же, как и раньше.

Она вдруг повернула голову, прислушиваясь. В мгновение ока ее лицо побледнело. Слышен был только шум бьющего в стену дождя. Она прошла через комнату, стала боком ко мне, глядя в пол, и спокойно спросила:

– Зачем вы сюда пришли и зачем рисковали головой? Эдди не причинил вам никакого зла. Вы прекрасно знаете, что если бы я не скрывалась, полиция была бы уверена, что Эдди убил Ригана.

– А он это и сделал, – сказал я.

Она не шевельнулась, не изменила положения тела ни на миллиметр, лишь втянула в себя воздух с прерывистым хрипом. Я оглядел комнату. Две двери, расположенных на одной и той же стене, одна из них приоткрыта. Красный ковер, голубые занавески на окнах, обои в ярко-зеленую елочку. Мебель, производящая впечатление, что кто-то как попало сложил ее в кучу.

– Эдди не сделал ему ничего плохого, – мягко сказала она. – Я уже несколько месяцев не видела Расти. Эдди не такой.

– Вы ушли от него, от его стола и ложа. Ваши соседи узнали на снимке Расти.

– Это ложь, – холодно заявила она.

Я попытался вспомнить, сказал ли мне это капитан Грегори или кто другой, но в голове у меня царил полнейший хаос. У меня не было уверенности.

– А кроме того, это не ваше дело, – добавила она.

– Конечно, мое. Меня наняли для того, чтобы выяснить это дело.

– Эдди не такой.

– Ага, он совсем другой в отличие от остальных его собратьев по профессии.

– Пока будут люди, любящие играть, будут существовать и места, где они смогут играть.

– Вы сами себя обманываете, – сказал я. – Стоит один раз нарушить закон, и навсегда остаешься по другую сторону баррикады. Вы думаете, что он занимается только азартными играми. Я же думаю, что он массово распространяет порнографию, занимается шантажем, торгует краденными автомобилями, является убийцей, поручающим грязную работу другим, и дает взятки коррумпированным полицейским. Он делает лишь то, что ему в данный момент выгодно, и то, из чего можно выжать деньги. Не рассказывайте мне, пожалуйста о грабителях-джентльменах. Такие существуют только в кино!

– Он не убийца! – ее нозди трепетали.

– Лично – нет. Ведь у него есть Кэнино. Кэнино сегодня вечером по его приказу убил человека, беззащитного маленького парня, который хотел кое-кому помочь бежать. Я видел это почти своими глазами.

Она устало засмеялась.

– Прекрасно, – продолжал я. – Можете не верить этому. Если Эдди такой замечательный человек, я охотно поговорю с ним, но чтобы в это время где-нибудь поблизости не было Кэнино. Вы же отлично знаете, что сделал бы Кэнино: повыбивал бы мне все зубы, а потом заехал бы ногой в живот, если бы я еще смог что-нибудь произнести.

Она откинула голову и стояла, задумавшись, будто принимая какое-то решение.

– Мне казалось, что платиновый цвет волос уже не в моде, – продолжал я лишь затем, чтобы в комнате не царила тишина, лишь затем, чтобы она слышала мой голос.

– Ну и глупый же вы! Ведь это же парик. Пока не отрастут мои собственные. – Она сняла его. Волосы у нее были коротко острижены, как у мальчика. Она снова надела парик на голову.

– Кто это с вами сделал?

Она испуганно взглянула на меня.

– Я сама это сделала. А зачем?

– Вот именно. Зачем?

– Только затем, чтобы доказать Эдди, что я готова исполнить его просьбу: спрятаться. Затем, чтобы ему не надо было стеречь меня. Я не хотела разочаровывать его. Потому, что я люблю его.

– Боже милостивый! – простонал я. – И именно потому я нахожусь с вами здесь, в этой комнате!

Она повернула ладони вверх и осмотрела их. Затем вдруг встала и вышла. Вернулась она с кухонным ножом. Наклонилась надо мной и принялась за работу.

– Ключ от наручников у Кэнино, – прошептала она. – Больше ничем я не могу вам помочь. – Она выпрямилась, тяжело дыша, и разрезала все узлы. – А вы молодец. У вас есть чувство юмора. Вы острите на каждом слове...

И это в вашем положении...

– Так я и думал, что Эдди не убийца.

Она быстро отвернулась от меня, села на свой стул рядом с торшером и спрятала лицо в ладонях. Я спустил ноги на пол и встал. Одеревенелый, я качался взад и вперед. Нерв с левой стороны лица трепетал каждым волоконцем. Я сделал шаг. Итак, я еще мог ходить. И смог бы, вероятно, даже бежать, если бы возникла необходимость.

– Мне кажется вы хотите, чтобы я ушел, – сказал я.

Она кивнула, не поднимая головы.

– Было бы лучше, если бы вы пошли со мной, разумеется, если вам дорога жизнь.

– Не теряйте времени. Кэнино может вернуться в любую минуту.

– Прикурите мне, пожалуйста, сигарету.

Я стоял близко к ней и касался ногами ее колен. Она стремительно вскочила. Наши глаза находились на расстоянии каких-то сантиметров друг от друга.

– Эй, серебрянная головушка, – мягко сказал я.

Она обошла стул и взяла со стола пачку сигарет. Вытащила одну и вложила ее мне в рот жестким движением. Ее рука дрожала. Она щелкнула маленькой зажигалкой в кожаном футляре и поднесла огонек к сигарете. Я глубоко затянулся, глядя в два голубых озера. Она все еще стояла близко от меня.

– Меня привел к вам малыш по имени Гарри Джонс. Малыш, посещавший коктейль-бары, чтобы собирать информацию о заездах и конных состязаниях. Он собирал также и другую информацию. Эта маленькая птичка пронюхала, кто такой Кэнино. Каким-то образом он и его подруга разузнали, где вы находитесь. Он пришел ко мне, чтобы продать мне эту информацию, поскольку знал, – а откуда знал – это уже другой сказ, – что я работаю для генерала Стернвуда. Я заполучил информацию, но Кэнино заполучил маленькую птичку.

Теперь это мертвая птичка с растрепанными перышками, со свешенной головкой и каплей крови на зобике. Кэнино отравил его. Но Эдди Марз никогда ничего подобного не сделал бы, а среброволосая? Он никогда никого не убивал. Он только отдает приказы.

– Убирайся! – хрипло воскликнула она. – Быстро убирайтесь отсюда. -Ее рука сжалась на зеленой зажигалке. Пальцы напряглись, суставы побелели как снег.

– Кэнино не знает, что я знаю об этом, – сказал я. – Он только подозревает, что я здесь что-то вынюхиваю.

Вдруг она засмеялась, но это был почти мучительный смех. Его спазмы сотрясали ее, как ветер дерево. Было, должно быть, в том, что я сказал, что-то новое, необязательно поражающее, но во всяком случае не соответствующее известным ей фактам. Я начал опасаться, что для нее это слишком и что она никогда не перестанет смеяться.