Услышь голос сердца - Лиз Карлайл

Хруст гравия под колесами экипажа подсказал, что приехал несколько запоздавший врач. Карстерсу удалось уговорить какого-то несчастного костоправа буквально в последнюю минуту, поэтому тот приехал, опоздав почти на полчаса. Эта неожиданная задержка совершенно деморализовала Крэнема, тогда как Рэннок с приятелями расстелили под дубом одеяло и принялись не спеша играть в вист. Одного этого было достаточно, чтобы Крэнему захотелось убить его.

Он видел, как Карстерс кивнул майору Уинтропу. Пора. Возможно, ему удастся убить его. Черт возьми, он должен его убить! Крэнем ощутил тяжесть холодного пистолета в своей руке. Несмотря на свой гнев, он не мог побороть охватившую его панику. Что за глупость такая!

Нет, какая уж тут глупость. Он увидел, как Рэннок неторопливо направляется к нему, и сердце у него бешено заколотилось. Господи, какой же он высокий, этот мерзавец! Уголком глаза он видел, как противник поднял руку. У Крэнема сердце ушло в пятки, а когда он попытался сделать глубокий вдох, то почувствовал лишь запах табака и одеколона Эллиота, но не заметил в нем ни малейшего страха. Раздалась команда расходиться, и, к его великому удивлению, ноги смогли передвигаться.

По слухам, Рэннок был самым метким стрелком во всем королевстве и всегда побеждал на дуэлях. Говорили, что однажды, когда один ирландец донял его своей наглостью, он прострелил навылет его сердце. Наверняка Рэннок воспользуется возможностью прострелить и его сердце. Ему не на что надеяться. Выход один: не ждать. Повернуться и выстрелить. Да, сию же минуту.

Рассчитав время, Крэнем круто повернулся на каблуках как раз в тот момент, когда начал поворачиваться и Рэннок. Прицелившись ему в плечо, Крэнем чуть опустил пистолет и немедленно выстрелил. Отдача от выстрела была так сильна, что у него чуть не сломались кости запястья. Клочки черного тонкого сукна взлетели в воздух. Попал! Черт возьми, он наверняка не промахнулся! Однако Эллиот стоял как ни в чем не бывало и смотрел ему прямо в лицо. Крэнем с ужасом наблюдал, как пистолет противника с мучительной медлительностью опускался вниз, пока не нацелился прямо в его сердце. Рука Рэннока не дрожала, только тубы тронула горькая улыбка. Крэнем, замерев, наблюдал, как дуло пистолета опустилось еще ниже. Он слышал звук взводимого курка, а выстрел прозвучал еще более оглушительно, чем его собственный.

— Боже милосердный! — простонал Крэнем. — Я ранен! Уилкинс и врач бросились к нему.

Склонившись над Крэнемом, Уилкинс выругался.

— Заткнитесь, Крэнем! Что толкнуло вас на столь бесчестный поступок? Он имел полное право убить вас за это! — проворчал лорд Генри Карстерс, стягивая с него сапог.

Крэнем удивленно взглянул на Карстерса.

— Он и хотел убить меня, придурок вы этакий! Он чуть не отстрелил мне яйца!

Уилкинс снова выругался, поднялся на ноги и отошел в сторону. Врач уже вытащил хирургические ножницы и принялся молча очищать рану от ткани брюк. Открылась длинная царапина, из которой сочилась кровь, скатываясь по внутренней стороне бедра.

— Видите? — плаксиво произнес Крэнем. — Этот мерзавец хотел кастрировать меня!

Врач взял кусочек ткани и смочил его жидкостью из пузырька, которая издавала противный одурманивающий запах.

— Помолчите, старина, — тихо сказал лорд Генри, наклонившись к его уху. — Если бы Рэннок поставил себе цель убить вас, то вы были бы уже мертвы. А если бы он хотел лишить вас мужского достоинства, то я сейчас выгребал бы из травы ваши гениталии.

Врач молча приложил смоченную тряпочку к ране, и Крэнем привскочил, взвыв от боли.

— Считайте, что вы родились в рубашке, — тихо сказал молодой лорд, оглядываясь через плечо на Рэннока. Маркиз стоял под дубом, широко расставив ноги, и тщательно вытирал свой пистолет. Кто-то, кажется, майор Уинтроп, перевязал рану Рэннока, который, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.

Лорд Генри в изумлении покачал головой, сказав распростертому рядом с ним Крэнему:

— Считайте, что это был предупредительный выстрел, Крэнем. Интересно было бы узнать, что заставило Рэннока проявить такое небывалое милосердие.

В это время майор Уинтроп неожиданно подошел к барону. Его черный плащ и широкие плечи заслонили свет утреннего солнца.

— Счет вашего врача пришлите мне, Крэнем, — произнес он своим властным голосом, — и я его оплачу от имени маркиза Рэннока. Его светлость уезжает немедленно в продолжительную поездку по сельской Англии.

В среду на следующей неделе Эллиот был приглашен сопровождать мистера Стокли и младших детей, отправляющихся на прогулку к реке Ли. Миссис Уэйден уговорила Гаса пойти вместе с ней в гости к викарию, и Эллиот был рад, что избежал этой участи. Эванджелина, как ему показалось, неохотно осталась в студии, чтобы написать письмо Питеру Уэйдену. Стоял теплый июньский день, и Эллиот, у которого оказалось свободное время, очень обрадовался этому приглашению.

Вскоре он, как ни странно, с удовольствием собирал маргаритки для плетения гирлянд. Сидя со скрещенными ногами на одном из прихваченных из дома одеял, Фредерика и Майкл трудились как одержимые, упрекая Эллиота в медлительности. Он с улыбкой наклонился и воткнул цветок в волосы Фредерики.

— Мисс д’Авийе, вы чрезвычайно красивы, — сказал он, поклонившись. — Как одинокий джентльмен, я хотел бы узнать… бываете ли вы в свете?

Личико Фредерики радостно вспыхнуло.

— Ах нет, сэр. Никто из нас не выходит за пределы Чатема.

— Не может быть! — воскликнул Эллиот в притворном изумлении.

— Но это так, сэр. Мы… — она замялась, подыскивая слово, — мы… затворники.

— Это правда, мистер Робертс, — подтвердил Майкл. — Эванджелина говорит, что, поскольку нас так много, мы можем не выходить за пределы Чатема. Если только сами этого не захотим.

— Понятно, — задумчиво произнес Эллиот, опускаясь на одеяло рядом с Фредерикой. — Значит, вот почему ваша сестра нигде не бывает?

— Нет, она время от времени выезжает, — включилась в разговор Николетта. — В прошлом году она была в Париже, а в позапрошлом ездила в Гент. К тому же она часто ездит в Лондон к дяде Питеру.

— К дяде Питеру?

— К Питеру Уэйдену. Папиному брату, — объяснил Тео. — Мне казалось, вы его знаете, он такой хороший человек.

— Он наш опекун, — добавила Николетта, бросая, цветок в воду Ли. — Он нас защищает от всяких бед.

— От каких бед? — полюбопытствовал Эллиот.

— Не знаю точно, — пожала плечами Николетта. — Так говорит Эви. Она говорит, что папа знал, что может положиться на Питера, который позаботится о нас, пока мы находимся в Англии.

— Пока? — переспросил Эллиот встревоженно. Неужели Эванджелина предполагает уехать из Англии? И что это за беды, из-за которых ей приходится думать о столь решительных действиях? — Вы прожили здесь несколько лет, не так ли? И вы не намерены остаться здесь навсегда?