52 причины моей ненависти к отцу (ЛП) - Джессика Броди

Нет. Определенно, нет.

Как по мне, Люк не кажется одним из тех парней, которые делают подобные вещи на первом свидании. Он слишком... даже не знаю... порядочный.

Но, несмотря на мои убеждения, я понимаю, что все-таки резко достаю свой телефон и перепроверяю время отправленного им вчера видео: 22:10. Всего два часа спустя после того, как он уехал из «Цветочного магазина Морти».

— Ха! — громко выкрикиваю я, заставляя Шефа Клемента обернуться от своего места для готовки и посмотреть на меня забавным взглядом.

Я зарываюсь с головой в телефон, пряча невольную улыбку за его экраном.

Спустя два часа, да?

Наверное, его свидание было действительно ошеломительным.

* * *

Я опускаю под углом подводку для глаз в чашку с водой и затем осторожно провожу ей по нижнему контуру темно-карего глаза. Передо мной открыта палитра с тенями для век, и я наношу на кончик кисти щедрое количество пигмента.

— Ладно, миссис Шмерти, — любезно распоряжаюсь я, — закройте глаза.

Ровным мазком я вырисовываю длинную, пунктирную дугу по верхнему контуру глаза миссис Шмерти. После чего беру ближайшую ватную палочку, мочу ее и использую ее, чтобы смыть лишние разводы и оставить сплошную дымчатую линию.

Я немного отстраняюсь, чтобы полюбоваться своей работой.

Неплохо. Очень даже неплохо.

С подноса принадлежностей, что стоит рядом, я беру зеркальце.

— Что скажете, миссис Шмерти? Разве вы не выглядите восхитительно? Мне нравится, как роскошные зеленые тени дополняют цвет вашей кожи.

Миссис Шмерти не отвечает. И даже не открывает глаза, чтобы взглянуть на свое отражение.

Не то чтобы я ожидала от нее чего-то подобного. В конце концов, она ведь мертва.

Сегодня уже третий день, как я работаю помощником в «Похоронном бюро Ланкастера и сыновей» на Манхеттен Бич. И хотя я не испытывала особого восторга от целой недели работы с кучей мертвецов, должна признать, что все не так плохо. Когда я пришла сюда, мистер Ланкастер был рад услышать, что у меня есть навыки макияжа, и так как его визажист недавно уволился, он был удовлетворен моим художеством.

И да, у меня ушло несколько дней, чтобы привыкнуть к тому факту, что лица, на которые я наношу макияж, в действительности никогда не увидят и не оценят того, что я для них делаю, но к этому моменту я это пережила, по большей части.

К тому же я обнаружила, что разговаривать с мертвецами, словно они все еще живые, в таком деле очень помогает.

— Да, согласна, — кивнув, говорю я миссис Шмерти. — Определенно требуется больше блеска для губ.

Я хватаю тюбик блеска от «Шанель», который вчера прихватила с собой, и ловко наношу второй слой блеска на ее губы.

И снова откидываюсь назад, чтобы оценить конечный результат. Затем киваю.

— Намного лучше.

Я немного хвалю себя. Потому что бесспорно показала значительный прогресс с момента своего приезда в понедельник. Пока что макияж для миссис Шмерти — моя лучшая работа из всех. На самом деле, я так горжусь собой, что неожиданно испытываю неподвластный контролю порыв с кем-нибудь об этом поделиться. С кем-нибудь, кто бы это оценил.

И, если честно, в голову приходит только один человек, подходящий под такое описание.

Я беру телефон и включаю видео камеру. Держу его прямо перед собой, фокусирую лицо в кадре и нажимаю кнопку записи.

— Привет, Люк, — живо говорю я. — Ладно, знаю, что только середина недели, так что очевидно, это видео не является официальным отчетом для статистики или чем-то там еще, но мне правда хотелось показать тебе, чем я сегодня занималась.

— Как тебе известно, я в «Похоронном бюро Ланкастера и сыновей», работаю помощником. И очевидно ты знаешь об этом, потому что подбросил меня сюда этим утром. О, кстати, можешь нарезать мне копию того диска, который мы слушали в машине? Что это играло? Что-то вроде из жанра нью-эйжа для поднятия мотивации?

— Так, ладно! Сегодня мистер Ланкастер попросил меня сделать макияж для миссис Шмерти. Я только что его закончила, и тебе просто необходимо увидеть, как здорово она выглядит.

Я поворачиваю камеру и приближаю ее к лицу миссис Шмерти.

— Та-да! — восклицаю я. — Ну разве она не прекрасна? Ей восемьдесят семь лет и никогда прежде она не выглядела лучше, чем сейчас.

Я поворачиваю телефон обратно в свою сторону.

— Я подбирала подходящие цвета и все такое, — добавляю я с гордостью. — Естественно, похоронное бюро не выделяет много средств на качественные средства для макияжа, так что мне пришлось пойти им на помощь и немного пройтись по магазинам. Но, поверь мне, теперь у них есть полный набор косметики со всеми последними трендовыми оттенками.

— Ну ладно, — заканчиваю я. — На этом все. Просто подумала, что стоит поделиться. Надеюсь, ты не скучаешь в офисе. Увидимся вечером.

Я еще раз нажимаю на кнопку записи и начинаю загружать видео на Video-Blaze.com. Но когда у меня спрашивают, действительно ли я хочу его отправить, что-то останавливает меня от мгновенного нажатия «да», как я поступала раньше. В этот раз мне действительно нужно подумать над вопросом.

Действительно ли я хочу отправлять его?

И затем этот вопрос запускает целую лавину второстепенных вопросов и переживаний.

Не кажусь ли я слишком взволнованной в этом видео?

Может, мне стоит перезаписать его и немного поумерить пыл?

Не хочу, чтобы Люк считал, будто мне нравится работать с трупами.

А что, если он подумает, что я страдаю чем-то типа некрофилии?

Может, мне вообще стоит просто удалить его.

— Так, стоп! Хватит! — наконец приказываю я себе, отбрасывая ненужные мысли. Я поворачиваюсь к миссис Шмерти: — Что думаете, миссис Шмерти?

Я замолкаю и жду.

— Вы правы, — подтверждаю я с напряженным кивком. — Мне просто нужно отправить его и перестать мучиться.

Я нажимаю «да» на телефоне и кладу его обратно в сумку.

— Не совсем понимаю, к чему вы клоните, — отвечаю я миссис Шмерти на ее неозвученный вопрос.

— Нет! — восклицаю я в ужасе, бросая в ее сторону насмешливый взгляд. — Ничего подобного! Да он даже не настолько симпатичный. То есть чисто с формальной точки зрения. Он стажер.

Кажется, миссис Шмерти хмурится в ответ. Будто не верит ни единому моему слову.

— Что ж, мне жаль, что вы так подумали, — ехидно отвечаю я. — Но чтоб вы знали, накаченное тело — не единственный критерий, которым я руководствуюсь в отношениях.

Я закатываю глаза и смотрю в сторону.

— Ну а мне все равно, какие там критерии были у вас в прошлом. Понятно?

Устав от этого спора (да и пренебрежение с ее стороны тоже немного вывело из себя), я накрываю лицо миссис Шмерти простыней, хотя бы на время заставляя ее замолчать.

Потом, спустя несколько секунд, мне становится не по себе за то, что накрыла ее, поэтому я убираю обратно простынь и напоследок еще раз смотрю на проделанную работу. Она действительно хорошо выглядит. Как бы жутко тут ни было работать, должна признать, что в такой работе есть нечто весьма стоящее. Довольно круто осознавать, что ты помогаешь создавать последнее воспоминание об этих людях. Что в таком виде они предстанут перед своими друзьями и членами семьи в последний раз. И вроде как мысль о том, что ты способствуешь этому с лучшей стороны, сводит на нет остальные негативные моменты.

У меня нет последнего воспоминания о своей матери. По крайне мере такого, которое я могла бы мгновенно вспомнить и сказать: «Да, именно тогда я видела ее в последний раз». Из-за увечий, полученных во время аварии, на поминки был заказан закрытый гроб. Но сейчас, проработав здесь всего несколько дней, мне бы хотелось повидаться с ней в последний раз. Иметь некое воспоминание, за которое можно уцепиться. И воспроизвести в памяти.

Все, что есть у меня, — мешанина из отдельных воспоминаний и свидетельств о характере моей матери, которые не совсем складываются в целую картину. И я начинаю задумываться: а сложатся ли они когда-нибудь?

Глава 37

Поминки

Поминки миссис Шмерти проходят в пятницу после полудня, в мой последний рабочий день в похоронном бюро. Я помогаю мистеру Ланкастеру с самыми последними приготовлениями и затем отступаю в сторону, когда к гробу движутся десятки скорбящих, шепча тихие молитвы и ища, куда бы присесть. Я с любопытством наблюдаю за ними, вникая, как каждый из них горюет по-своему. Кто-то в открытую плачет, не скрывая своих чувств от остальных. Другие вежливо промокают глаза платочком, и сложно понять, действительно ли они плачут или же просто хотят, чтобы так думали окружающие. И еще есть несколько избранных — может, двое или трое человек — которые полностью в отключке. Вырублены. Их тела движутся на автопилоте. Они идут. Они кивают. Они ведут короткие разговоры со своими соседями, но за всем этим ничего нет.