Большой обман - Луиза Винер

— Так. С длинным носом, объем побольше, зеленый пластик, несъемная насадка-ороситель. Нет… подожди. Нос длинный, объем небольшой, съемная насадка.

— Пластик или металл?

— Металл.

— Уверена?

— Абсолютно. Хотя, может, ему нравятся зеленые лейки.

— Значит, зеленую?

— Пусть будет зеленая.

Пит сегодня просто незаменим. К тому же он дал мне почитать книгу «Окна и цветы в домах людей богатых и знаменитых», и хотя картинки в книге — не более чем фантазия художников, думаю, Большому Луи будет интересно на них взглянуть. Мне почему-то кажется, что Луи может взять за образец окна виллы Греты Гарбо — ведь она тоже затворница, — но Пит считает, что Грета не подойдет.

— У нее ведь нет ни лобелии, ни лаванды. А твой великан особенно настаивал на лаванде.

— Я помню. Но ты только посмотри на эти белые розы! Очень красиво, согласись?

— Розам нужен хороший уход. Подрезка, удаление увядших цветов, рассадка и все в таком духе.

— Ну ладно, — неохотно соглашаюсь я. — Будем исходить из того, что заказано.

Джо грузит все в багажник и повторяет, что хотел бы поехать со мной. Но он знает, что на душе у меня кошки скребут — на мои газетные объявления и призывы на покерных сайтах так никто и не откликнулся, — и больше не пристает, когда я говорю, что все сделаю сама.

— А ты не переборщила? Зачем такие объемы?

— Луи очень скрупулезен.

— Ведь задачу-то можно упростить. На что тебе три вида почвы?

— Пусть все будет тип-топ.

Джо тихонько вздыхает — знает, что меня не переубедить.

— Размеры ящика соответствуют?

— Абсолютно. Я трижды измерила балкон.

— И ты четко представляешь, что делать?

— Разумеется. Не боги горшки обжигают.

— Помнишь, что землю необходимо сперва полить?

— Конечно, помню. И надо постараться не потревожить корневища. Пятнадцать раз прочла.

— Тогда ладно. Только не выходи из машины, если заметишь что-то подозрительное.

— Не выйду. Обещаю.

— Если понадобится помощь, звони.

— Да не бойся ты, я все замечательно сделаю сама. Это ведь не так сложно. Я справлюсь.

Вообще-то земля довольно тяжелая. А лейка норовит выскользнуть из-под мышки. А растения такие длинные и нежные, что меня прямо в дрожь бросает от страха повредить их. Слава богу, юный торговец куревом на посту, втюхивает левый «Ротманс» парочке беременных девчонок. Что бы я делала без него?

Хоть нас теперь и двое, мы трижды поднимаемся с грузом на лифте. Как это мило с его стороны — оказать безвозмездную помощь. Ну, не совсем безвозмездную. Когда мы в третий раз поднялись на пятнадцатый этаж, мальчишка таки потребовал двадцать фунтов (а не то вывалит торф из мешка прямо за окно), но милостиво согласился на семнадцать. И еще сунул мне пачку «Мальборо», хоть я не уставала повторять, что бросила курить. Это показывает его с лучшей стороны. Если подумать.

Дверь Большого Луи уже приоткрыта. Слегка. Я заглядываю в щель, но в плохо освещенной прихожей никого. Что и следовало доказать.

— Входи же, Унгар. Чего ты ждешь? Скорее же, бога ради.

Голос Луи доносится из спальни. Ну да, там же безопаснее. Хорошо, я потороплюсь. Постараюсь.

— Как ты узнал, что это я? — Я утираю пот с лица. — Как ты узнал, что я привезла твой заказ?

В дверном проеме показывается ухо и полщеки — ни дать ни взять картина Пикассо. Судя по всему, Луи пожимает плечами. Я спрашиваю: может, он слышал, как я торговалась с мальчишкой?

— Нет, — с нескрываемым самодовольством отвечает Луи. — Я знал, что ты на подходе, задолго до всех ваших препирательств.

— Каким образом?

— У меня хороший нюх на растения. Как только ты погрузила их в лифт, запах уже достиг моего носа.

Я смотрю на его ухо с подозрением. Вид у уха честный. Наверное, Луи говорит правду.

— У меня очень развито обоняние. — В дверях появляется все лицо целиком. — Ведь я столько лет безвылазно просидел в игорных залах и казино. Запах соленых орешков, «Будвайзера», пота и сигаретного дома — вот и все, что заставляло дрожать мои ноздри. Да, и еще аромат псины, исходящий от Маленького Луи и жены.

— От твоей жены пахло псиной?

— Я же сказал. Зачем переспрашивать?

— Незачем, ты прав.

— Надо сказать, — Луи с явным облегчением наблюдает, как я закрываю входную дверь, — когда-то у меня было очень плохое обоняние. Запах пота, пива и псины я еще чувствовал, а вот ароматы потоньше до меня не доходили. Жена говорила, это все из-за аварии, наверное, у меня в мозгу что-то сместилось. Ведь вкусовые ощущения у меня тоже почти отсутствовали. Тогда-то я и полюбил всякие маринады и острые соусы — я хотя бы чувствовал их вкус. Так продолжалось лет десять.

— И что произошло потом? Как к тебе вернулись вкус и обоняние?

Луи таинственно понижает голос:

— При довольно-таки странных обстоятельствах. Я играл в карты в Карсоне с водителями-дальнобойщиками. Мы сидели за столом часов шестнадцать кряду. Кое-кто уже был при последнем издыхании, и пришлось открыть окно, чтобы помещение хоть немного проветрилось. Мне-то было все равно. Я даже не помню, день это был или ночь. В общем, шторы раздвинули, окно распахнули настежь, и комната наполнилась желтым солнечным светом. У меня даже глаза заболели, на мгновение я ослеп, словно Дракула или кто-то ему подобный. А потом меня сразил запах — легкий, нежный и сложный аромат. Пахло цветущими кактусами, амброзией и желтой сосной. Но все перекрывал запах моря.

— Как моря?

— В этом-то и странность, — разводит руками Луи. — Только представь себе: запах океана посередке этой поганой пустыни.

— Запах был приятный?

— Очень приятный. Свежий, прохладный и соленый. Немного рыбьей чешуи, озон и лед. — Большой Луи улыбается. — Я ощущал этот запах недолго, каких-то несколько секунд, но это было восхитительно. В жизни не испытывал ничего подобного. Наверное, ветерок пронес его через всю пустыню Мохаве с самой вершины горы Чарльстон. Этот аромат заключал в себе весь мир. Вирджинские колокольчики, карибские пальмы, пшеничные поля, вишни в цвету, бамбук, лимон и ночная прохлада. И чуть-чуть горного снега. Вот так. — Луи почесывает голову и усаживается поудобнее. — И после этого все изменилось. Мое обоняние так обострилось (верно, моему носу не терпелось еще раз ощутить тот же аромат), что я мог унюхать зрелый сыр сквозь двухфутовую броню. Я ощущал запах жены, стоило ей появиться в самом начале улицы. Запах листвы доходил до меня через три наглухо запертые комнаты.

— Ух ты. — Я не знаю, верить ему или не верить. — С ума сойти. А как обстояло дело с чувством вкуса?