Мудрость психопатов - Кевин Даттон

«Это тебя не заставляет ни в чем усомниться? — Я повернулся к Нику. — А что в этом нормального?»

Он пожал плечами и перезагрузил компьютер.

«Может быть, ты сможешь в этом разобраться».

Сделайте меня психопатом

Усталый и отмытый от геля, Энди отбыл в роскошный деревенский отель, где я позже должен был присоединиться к нему для проведения опроса. Но только после того как я снова пройду сквозь строй во время второй фазы эксперимента. Во время которой с помощью «превращения в психопата» мне снова придется услышать щелканье хлыста. Вторая серия увечий, изуродованной плоти и разлившейся крови. Но на этот раз я буду воспринимать все это на свежую голову — в буквальном смысле, благодаря лекарству, которое изобрели Ахмед Карим и Лиана Янг во время своих «злодейских» экспериментов по изменению морали, — дозе ТМС.

«Твое превращение в психопата точно закончится? — смеялся Энди, приглаживая растрепанные волосы. — Хозяин отеля определенно не захочет, чтобы у него в баре ошивались два психа».

«Воздействие ТМС должно пройти примерно через полчаса, — объяснял Ник, усаживая меня в модифицированное стоматологическое кресло, оснащенное подголовником и ремнями для лица и подбородка. — Можешь представить себе ТМС в виде электромагнитной расчески, а мозговые клетки — нейроны — в виде волос. Все, что сделает ТМС, — это уложит эти волосы в определенном направлении, создаст временную нейронную прическу. Которая, как и любая прическа, если ты не будешь поддерживать ее, быстро придет в естественное состояние».

Лицо Энди застыло. Что за черт? Это лаборатория или парикмахерский салон?

Ник усадил меня в кресло зловещего вида и похлопал (слишком успокаивающе, на мой взгляд) по плечу. К тому моменту, когда Ник закончил привязывать и прикручивать меня к креслу, я выглядел как Ганнибал Лектер в одной из оптик Specsavers. Ник разместил катушки ТМС, которые напоминали рукоятку гигантских ножниц, в средней части моего черепа и включил аппарат.

Сразу же возникло ощущение, что какой-то маленький чокнутый шахтер прокладывает шахту вглубь моей головы, пользуясь геологическим молотком. Не могу сказать, что это причиняло боль, но мне не хотелось бы, чтобы он начинал свою работу, причем уже в самом начале его нейронно-минералогических изысканий.

«Это электромагнитная индукция проходит по тройничному нерву, — объяснил Ник. — Это один из тех нервов, которые отвечают за чувствительность лица и определенные двигательные функции типа откусывания, жевания и глотания. Ты можешь почувствовать, как индукция проходит через твои задние зубы, правильно?»

«Правильно», — кивнул я.

«Я пытаюсь отыскать, — продолжал Ник, — конкретный участок твоей двигательной коры, отвечающий за движения мизинца на правой руке. Как только мы найдем его, я буду использовать его в качестве базы, откуда мы будем наносить координаты на те участки головного мозга, которые нас по-настоящему интересуют: миндалину и область, отвечающую за вынесение моральных суждений».

«Ну, ты лучше разбираешься во всем этом, — проворчал я. — Потому что еще немного, и я буду готов удавить тебя».

Ник улыбнулся.

«Вот это да. Должно быть, уже сработало».

Примерно через двадцать секунд я почувствовал непроизвольные сокращения мышц именно там, где и предсказал Ник. Сначала очень слабые. Постепенно сокращения становились все сильнее. Через некоторое время мой мизинец уже бешено скреб по подлокотнику. Это было не самое комфортное чувство в мире — я сидел привязанный к стулу, в полуосвещенной комнате, зная, что никак не контролирую свое тело. От этого бросало в дрожь. Это унижало. Дезориентировало… И немного омрачало все представление о свободе воли. Мне оставалось только надеяться, что Ник не в том настроении, чтобы начать валять дурака. Имея в своем распоряжении это оборудование, он запросто мог заставить меня пройтись колесом по лаборатории.

«Хорошо, сейчас мы знаем локализацию областей, которые являются нашими мишенями. Начнем», — сказал Ник.

Мой мизинец перестал дергаться, как только Ник изменил положение своего магического нейронного жезла в силовом поле над моей головой. А затем мне оставалось только сидеть и ждать, пока моей дорзолатеральной префронтальной коре и височно-теменному соединению делают нужную электромагнитную прическу. ТМС не может проникнуть в мозг так глубоко, чтобы непосредственно достичь зоны эмоций и моральных суждений. Но снижая или повышая активность участков коры головного мозга, непосредственно связанных с этими зонами, можно смоделировать эффекты более глубокого и агрессивного воздействия.

Вскоре я начал ощущать изменения: расплывчатые, вездесущие различия. Связанные с реальностью. До начала эксперимента меня интересовали временные рамки: сколько времени потребуется, прежде чем я начну чувствовать воздействие. Сейчас у меня был ответ на этот вопрос — десять-пятнадцать минут. Именно такое время требуется большинству людей для того, чтобы выпить кружку пива или бокал вина.

Ощущения были довольно похожими. Легкость и беззаботная уверенность. Трансцендентное избавление от ограничений. Зарождение субъективного моральной развязности — покушение на принципы и странно духовное осознание: да кого это волнует, черт возьми?

Однако было одно важное различие. Яркое, безошибочное различие между этим состоянием и эффектом алкоголя. Отсутствие сопутствующей медлительности. Сохранение — я бы даже сказал, усиление — остроты и концентрации внимания. Несокрушимое чувство высшего знания. Моя совесть явно чувствовала себя так, как будто ей вкололи рогипнол (снотворное). Все мои тревоги растворились в шести стаканах транскраниальной магнитной отравы. Но в то же самое время я чувствовал, что моя жизнь наполнилась великолепным весенним светом. Моя душа (или как это называется) погрузилась в духовный бульон.

«Так вот оно как — чувствовать себя психопатом», — сказал я себе. Смотреть глазами Гэри Гилмора. Идти по жизни, зная, что то, что вы говорите или делаете, не имеет никакого значения, не испытывая вины, стыда, угрызений совести, жалости, страха — всех этих хорошо знакомых, повседневных сигналов тревоги, которые обычно могут зажечься на вашей психологической приборной панели.

Неожиданно меня пронзило озарение. Мы говорим о половой принадлежности. О классовой принадлежности. О цвете кожи. Интеллекте. Мировоззрении. Но самым фундаментальным отличием одного индивида от другого является присутствие или отсутствие совести. Совесть — это то, что причиняет боль, когда все остальное в порядке. Но что делать, если она тверда как сталь? Если у кого-то она имеет бесконечно высокий, неограниченный болевой порог — и бровью не ведет тогда, когда остальные визжат в агонии?

И что еще важнее: сделает ли психологический имплантированный протез меня более невозмутимым, чем Энди Макнаб?

Откинувшись на спинку стула, обвешенный счетчиками и датчиками, я снова просмотрел ужасное шоу: изображения были другими, чтобы не возникло привыкания. На этот раз все было совершенно по-другому.

«Я знаю, что тот парень, который сидел здесь до меня, счел эти картинки отвратительными, — услышал я свой голос. — Но на этот раз, честно говоря, мне трудно сдержать улыбку».

Эти линии и крючки укрепляли мою уверенность. Если раньше я испытывал такой уровень возбуждения, что лишь в силу необъяснимого чуда принтер не взорвался и не исчез в клубах пламени, то после того, как меня «причесали под психопата», активность моего головного мозга существенно снизилась. Возможно, не до таких плавных холмов, как у Энди. Но определенно снизилась. Никаких нью-йоркских небоскребов на горизонте.

Похожие изменения произошли и с сердцебиением и электропроводностью кожи. Что касается последней, то я даже затмил показания Энди.

«Эти данные можно считать официальными? — спросил я Ника, пока мы пристально изучали цифры. — Я могу на полном основании утверждать, что я невозмутимее Энди Макнаба?»

Ник пожал плечами. «Думаю, да, — ответил он. — По крайний мере в настоящий момент. Но тебе стоит извлечь максимум из того, что ты сейчас можешь. У тебя есть в лучшем случае четверть часа».

Я покачал головой. Я уже чувствовал, что волшебная сила покидает меня. Электромагнитная магия начала рассеиваться. Например, я почувствовал себя в большей степени женатым, чем несколько мгновений назад. И значительно менее склонным пригласить ассистентку Ника пойти выпить по рюмочке. Вместо этого я отправился в студенческий бар вместе с Ником и побил свой рекорд в игре Gran Turismo.[40] Я намного превзошел свой прежний результат. Но ведь это всего лишь игра, правда?

«Не хотелось бы мне оказаться в настоящей машине с тобой в качестве пассажира, — сказал Ник. — Ты явно все еще хорохоришься». Я прекрасно чувствовал себя. Не так хорошо, как до этого, когда мы были в лаборатории. Не таким… как бы это сказать… неуязвимым. Но явно лучше, чем обычно. Жизнь казалась полной возможностей: мои психологические горизонты расширились. Почему бы мне не махнуть на выходные в Глазго, где моя незамужняя приятельница устраивает мальчишник, вместо того чтобы тащиться в Дублин, чтобы помочь жене отправить ее мать в дом престарелых? Почему бы не сделать прямо противоположное тому, что я обычно делаю — и к черту то, что обо мне подумают люди. Ну, что может случиться? Уже на следующий год, и даже на будущей неделе все забудут о моей выходке.