Том 2 - Валентин Овечкин

Так, со смехом и со слезами, колхозники все же проголосовали за освобождение Грищенко и выбрали председателем колхоза Щукина.

Жбанов поехал секретарем парторганизации в Олешенскую МТС, Бывалых — председателем колхоза. Оба не торопились перевозить свои семьи из райцентра: один, видимо, надеясь на то, что высшие инстанции не санкционируют перемещения его в колхоз с поста инспектора по определению урожайности, другой — неизвестно на что, может быть, на постепенное выдвижение со временем опять на какую-нибудь районную должность.

Директора мясокомбината Корягина, видимо, кто-то из знакомых с медициной «проконсультировал», как симулировать острый приступ аппендицита. Скорая помощь увезла его в больницу. Там ему сделали операцию, аппендицита не обнаружили, вырезали червеобразный отросток слепой кишки, зашили живот и сказали: «Ну, теперь, как отлежитесь после операции, можете смело ехать в самый неблагоустроенный колхоз, где даже фельдшерского пункта нет: полная гарантия, что аппендицита у вас никогда не будет».

Коробкин на другой день после собрания партактива пришел в райком к Мартынову бледный, осунувшийся, похудевший за одну ночь.

— Не могу, Петр Илларионыч, но могу!.. — простонал он, присев к столу, опустив голову, нервно потирая ладонью восково-желтую лысину. Казалось, и лысина его, обычно блестевшая, точно лакированная, сегодня как-то потускнела, сморщилась. — Не могу… Я сойду с ума там. «Навсегда»!.. Поймите по-человечески! Кто к чему приспособлен… Может быть, это у меня болезнь. Что-то, может быть, еще в детстве потрясло меня на всю жизнь… Эта осенняя грязь, эти долгие зимние ночи при керосиновой лампе, вой собак. Такая тоска!.. Я не могу без ужаса подумать об этом. Я там потеряю и сон и аппетит. Просто тяжело заболею и выйду из строя. Не принесу никакой пользы…

Мартынов удивленно моргал глазами, слушая Коробкина. До чего же жалки были слова и вид этого представительного детины, всегда такой уверенной походкой входившего в кабинеты, с таким апломбом выступавшего на пленумах райкома: «Некоторые председатели колхозов преступно недооценивают значение строительства силосных башен. Я предлагаю указать товарищам на недопустимость срыва строительства силосных башен!..» Как его оглушило! Действительно, пошли такого слабонервного в отстающий колхоз — припадки начнут его бить.

— От керосиновых ламп есть спасение, — сказал Мартынов. — Электростанцию построишь. Тебе не привыкать строить. Ты же заведовал отделом строительства.

— Не шутите, Петр Илларионыч!.. Не только в керосиновых лампах дело. У меня вообще отвращение ко всему укладу деревенской жизни. Это у меня — в крови. Меня всегда тянуло в город, к рабочему классу!..

— Постой, постой, товарищ Коробкин! Почему — в крови? Насколько мне помнится — я смотрел твою учетную карточку, — ты же сам из крестьян, вырос в деревне?

— Из крестьян, да… Но я не думал навсегда оставаться в деревне. Я даже не ходил за плугом. Я не умею лошадь в телегу запрячь. Когда я вступил в комсомол, мне сразу дали должность делопроизводителя в сельсовете. Потом заведовал паспортным столом. Ушел от отца, жил на квартире в культурной семье, у ветфельдшера. Чисто, уютно. И когда меня приняли в партию, я тоже в колхозе не работал. Пошел по госстраху, потом был председателем сельпо, директором инкубатора, заведовал мельницей. Потом, после пожара, когда мельница сгорела, меня взяли в район… Петр Илларионыч! — взмолился Коробкин. — Пошлите меня на учебу в областную партшколу.

— Боюсь, что теперь тебе придется все же поработать в колхозе. С учебой погодим.

Коробкин засунул руку за борт пиджака, дрожащими пальцами вытащил что-то из внутреннего кармана, положил себе на колени, накрыл ладонью.

— Что это? — спросил Мартынов.

— Если так… В таком случае… Я вынужден. Если вы не входите в мое положение…

— Что ты вынул из кармана?

Коробкин показал Мартынову партийный билет.

— Поймите, Петр Илларионыч, мне нелегко решиться на этот шаг. Но я вынужден… Не могу!.. И жена моя ни за что не поедет в колхоз. Что же нам — разводиться? Я пятнадцать лет с нею живу, дети есть…

— Ну что ж, раз сам отдаешь… — Мартынов вынул из крепко сжавшихся, точно сведенных судорогою пальцев Коробкина партийный билет, открыл сейф, положил его туда, замкнул на ключ. — Пока на сохранение. На бюро все же мы тебя вызовем.

И, желая до конца изведать этого человека, сделал усилие над собою, изобразив на лице нечто вроде сожаления о случившемся, стал расспрашивать Коробкина участливым тоном:

— Ну, а что же ты думаешь делать дальше? Чем будешь жить? Понимаешь, товарищ Коробкин, ведь теперь нам неудобно оставлять тебя на руководящей работе в райисполкоме.

— Сам знаю, что неудобно… Что ж, найду работу. Все же человек я грамотный, имею опыт… Не та, правда, зарплата будет… Жена у меня бухгалтер, при месте. Дом свой. Сад у нас хороший… Проживем.

Мартынов встал, прошел по кабинету.

— К рабочему классу, говоришь, тебя тянуло? Почему же не поехал еще в молодости, комсомольцем, в Магнитогорск? А здесь у нас в Троицке — какие же заводы?.. К чернильнице тебя тянуло, а не к рабочему классу! Волостной писарь!.. Легко с партбилетом расстался.

И — не выдержал. Подошел к двери, резким толчком локтя распахнул ее, осиплым, сорвавшимся голосом негромко сказал:

— Уходи, шкура!..

Коробкин, сгорбившись, сразу укоротившись на целых полметра, вздрагивая спиной, выскользнул в дверь.

Его исключили из партии на первом заседании бюро. На том же бюро исключили и Федулова. В этой фигуре, при ближайшем рассмотрении, тоже ничего сложного не оказалось. Тоже «волостной писарь», к тому же еще и жулик. Как выяснилось, кроме леса для постройки дома в городе, много еще всякого добра потянул он из амбаров и кладовых колхоза «Борьба» — «по себестоимости». И глушил все сигналы о неблагополучии в этом колхозе, поступавшие в райисполком. Федулова исключили из партии и отдали под суд. Разбор дела Корягина о симуляции аппендицита пришлось отложить до выхода его из больницы.

Через неделю во всех колхозах, где намечено было сменить руководство, выбрали уже новых председателей. Руденко, Грибов, Николенко сразу перевезли и семьи на новое местожительство. В районных учреждениях за выбывших товарищей работали пока временные заместители.

Много получил Мартынов в эти дни телеграмм, много было звонков из областного центра и даже из Москвы.

— Товарищ Н. состоит в нашей номенклатуре. Как же вы без согласования с нами перевели его на другую работу.

— На какую другую работу, давайте уточним. На очень важную работу. Мы же не газированную воду послали продавать. На передний край послали — председателем колхоза.

— Самоуправство!..

Когда голос в телефонной трубке переходил на крик, Мартынов говорил:

— Жалуйтесь на нас в ЦК. Мы так поняли решения сентябрьского Пленума: лучших людей — в колхозы. Если неправильно поняли — поправят нас. Жалуйтесь, жалуйтесь, не теряйте времени.

После чего обычно разговор обрывался и трубки на обоих концах провода клались на вилку аппарата.

Поздно ночью — Мартынов был дома, собирался уже ложиться спать — раздался звонок, которого он давно ждал. Телефонистка предупредила: «Будете говорить с секретарем обкома».

— Алло!.. Ты, Мартынов?

— Я вас слушаю, Алексей Петрович!

— Как живешь?

— Ничего, спасибо.

— Здоровье как? Семейство?

— Все в порядке.

— Дуги гнешь, говорят?

— Нет, Алексей Петрович, такого производства у нас в районе нет. Колеса делаем, хомуты шьем, кирпич выжигаем, а дуги не делаем.

— Я говорю: гнешь дуги, как медведь… Ты чего там с кадрами натворил?

— А-а…

Слышимость в телефоне была такая резкая, что жена Мартынова, Надежда Кирилловна, и не желая, все равно подслушала бы разговор. Взглянув на серьезное лицо мужа, приложив руку к сильно забившемуся сердцу, она опустилась на диван рядом с ним.

— Тут на тебя, брат, у нас в обкоме жалоб — целая куча.

— Почему целая куча, Алексей Петрович? Большинство товарищей поехало в колхозы добровольно. На что же им жаловаться?

— Ну, не куча, есть, в общем, письма… Так как ты думаешь дальше жить — без председателя исполкома, без прокурора?..

Мартынов начал было подробно излагать свой план — секретарь обкома перебил его:

— Ладно, понятно… Будете просить у нас кадры? Ну конечно, я так и подумал, сразу догадался, когда мне рассказали. Раскусил. Знаю уже тебя немного… Председателя райисполкома мы вам дадим. Знаешь, кого? Начальника Управления водного хозяйства Митина. А? Главного водолея области. Это по должности его так прозвали, а на самом деле — толковый парень. На его место попросим министерство прислать человека. Прокурора тоже дадим, кого-нибудь из областного аппарата. Мы тут тоже, пожалуй, разошлем народ в районы, может быть до второго секретаря включительно. В некоторых районах надо нам укрепить руководство… Это все хорошо, правильно, товарищ Мартынов. Но вот тут есть жалоба на тебя: неколлегиально ты это как-то сделал, без решения бюро.