Майдан для двоих. Семейная сага - Дмитрий Барчук

— Мировой у тебя батя, — похлопывали меня по плечу кореша, уходя с пустыря, где догорал костерок.

Но отец на меня сильно обиделся. Возможно, за мою подростковую глупость, но мне показалось, что я своим святотатством осквернил его реликвию.

В июле 1992 года казахские бандиты захватили мою жену и сына в заложники и предъявили мне ультиматум, что если я до полуночи не принесу в подвал заброшенного кирпичного завода сто тысяч долларов, то они убьют их. У меня не было тогда таких денег. Отец, узнав о случившемся, молча уложил ружьё в чехол и ушёл куда-то на пару часов. А когда вернулся, то чехол оказался наполовину пуст. Ствол у ружья был спилен на две трети, а от лакированного приклада осталась лишь рукоятка. Обновлённое оружие походило на мушкетёрский пистоль. Он протянул мне коробку с патронами.

— Это — картечь. С ней на медведя и кабана ходят. Верни мне, пожалуйста, мою сноху и внука.

На следующее утро я отвёз Майю в аэропорт и посадил на московский рейс, а вечером улетел вслед за ней. Даньку отец со мной не отпустил. Я пробухал трое суток в Измайлово, свыкаясь с новой реальностью. Дозвонился до отца и сказал, что месяц мы с сыном перекантуемся у моих деловых партнёров в Кобулети. Отец согласился.

Но и туда пришла война. Мы улетали из Батуми в переполненном самолете, стоя, как в трамвае.

Как-то летом на рассветеЗаглянул в соседний сад.Там смуглянка-молдаванкасобирает виноград.

Павлодар для меня был закрыт, надо было думать о переезде в Россию, на это нужны были деньги. И тут звонок из Кишинёва.

— Привет, старик. Как дела? У меня хорошие новости. Молдавия с Приднестровьем подписали мирный договор. А в Бендерах за время конфликта столько вина хорошего скопилось, отдают за бесценок. Практически даром. Ну как, прилетишь?

Михаил Михайлович, председатель торгово-закупочного кооператива, с которым я уже имел дело, встретил меня в аэропорту Кишинёва на белой «Волге».

— Как долетел? В душ с дороги не хочешь? Ну тогда сразу рванём к виноделам. Желательно вернуться засветло. По ночам там ещё опасно.

По дороге у нас дважды проверяли документы. Вначале молдавские военные, потом российские десантники. Первые косо смотрели на меня с павлодарской пропиской, вторые — на Михмиха с кишинёвской. Проверив машину и убедившись, что у нас нет оружия, колючую проволоку с проезжей части убирали.

Председатель винодельческого хозяйства, грек по национальности, оказался очень гостеприимным. Мы быстро договорились о цене вагона вина «Букет Молдавии», но договор решили подписать утром по настоятельному требованию хозяина, что первую сделку надлежит обязательно обмыть.

— Дом у меня большой, семья уже полгода живёт у сестры в Одессе. Как война началась, я их сразу выпроводил отсюда. Дочери хотели в школу дома пойти, но пусть всё утрясётся. Ещё кровь на асфальте дожди не смыли.

Грузинское вино мне нравилось больше, но и молдавское, когда оно со своего виноградника, под хорошую закуску тоже пьётся неплохо. «За мирі» не переставали произносить за столом в тот вечер.

Жуткий грохот протрезвил нас с Михмихом в одно мгновение, как по команде мы вскочили с кроватей и оделись за считанные секунды. За окном шёл настоящий бой. Без умолка строчили автоматы, взрывались мины.

— Вы бы спустились в подвал от греха подальше, — посоветовал бледный, как смерть, хозяин, сжимая в руках автомат. — Это «Барсуки», молдавские и румынские волонтёры. Видать, решили прорваться к своим.

Едва над нашими головами захлопнулась крышка погреба и глаза стали привыкать к подвальной темноте, освещенной утренними сумерками через узкое окошко на уровне лужайки, входная дверь в дом хлопнула, и наверху послышались незнакомые голоса.

— Ты еврей?

— Я десять лет возглавляю здешний колхоз. Меня в селе каждая собака…

Хозяин не договорил. Автоматная очередь оборвала его фразу. Мягкое тело, словно мешок с зерном, плюхнулось на пол.

— Русских — за Днестр, евреев — в Днестр! Молдова — для молдаван! — резюмировал довольный убийца.

Его окрикнули с улицы, и, гремя сапогами, национал-патриот направился к выходу.

Звуки выстрелов стали глуше, перестрелка и канонада переместились вначале за околицу, а потом и вовсе стихли. Мы с Михмихом сидели тихо, как мыши, боясь пошевелиться.

— Кажется, ушли, — прошептал я.

— Надолго ли? — резонно заметил посредник. — Слушай, Володя, давай так договоримся. Если в подпол заглянут молдаване, то я отвечу им по-молдавски, а ты спрячешься. А если русские десантники, тогда тебе карты в руки.

Мы ударили по рукам. Михал Михалыч поднялся по лестнице и приоткрыл крышку погреба.

— Бедный Спартак! Не дышит! — еле слышно вымолвил собрат по несчастью.

Я устал стоять и прислонился к деревянной бочке. И тут меня осенило, что бочка с вином. На столике под окошком я увидел большую кружку.

— Может быть, помянем хозяина? — робко предложил я.

Михаил Михайлович не отказался. Часа через три сидения в подполе мы настолько крепко опохмелились, что готовы были принять бой с любым противником. Я отважился на вылазку. Обойдя тело в луже крови, я пробрался к холодильнику, взял сыра, колбасы и хлеба на закуску, а на обратном пути прихватил ещё и автомат убитого хозяина.

— Теперь — ловчее. Без боя не сдадимся.

Вечером в дом нагрянули гости. Мы были настолько пьяны, что забыли об уговоре, вместе высунулись из подполья и едва не нарвались на очередь «голубого берета».

— Свои! Свои! Не стреляйте! Я — коммерсант из Казахстана, договор приехал на поставку вина заключать. А это мой товарищ.

Группой десантников командовал молодой лейтенант.

— Кто его? Молдаване?

Мы утвердительно кивнули в унисон.

— А вы что, целый день пропьянствовали в подвале?

Мы опять кивнули.

— Выпивка-то ещё осталась? Да и закусить бы не мешало, а то с утра за этими цыганами гоняемся.

Лейтенант приказал солдатам убрать тело. Они отнесли его в погреб в саду и смыли кровь с кафельного пола. Мы с Михмихом по-хозяйски накрыли стол на скорую руку, выпотрошив всё содержимое холодильника. Я слазил в подпол и принёс кувшин вина. Лейтенант и четверо бойцов заночевали с нами.

А утром опять пришли «Барсуки». Они осадили дом со всех сторон и щедро поливали нас свинцом. Михаил Михайлович, перекрестившись, нырнул снова в подвал. А я вместе с десантниками занял оборону у одного из окон.

Лейтенанта ранили в плечо, но он продолжал стрельбу, а вот младшему сержанту не повезло, пуля попала ему прямо в глаз. На мне не было ни одной царапины. Неожиданно толпа «Барсуков» вывалила из кустов на лужайку перед домом и тут же была расстреляна. Мы бы одни не управились так быстро (и управились бы вовсе?), если бы не вышедшие следом из‑за кустов автоматчики с российским триколором.