Расцвет русского могущества - Иван Забелин

Послы говорили, что они посланы от Игоря, великого князя русского, и от всей княжьи, и ото всех людей Русской земли; от тех всех им и заповедано обновить ветхий (древний) мир, утвердить любовь между греками и Русью, а ненависть и вражду разорить, причем крещеная Русь напомнила о дьяволе. Самодержавие Греческого царства Русь понимала по-своему, не в одном лице царя-самодержца, а в составе всего народа. Истинным самодержцем-государем она, по-видимому, признавала только всенародное общество, всех людей Русской земли, от лица которых и шло повеление заключать договор; так точно и к греческому самодержавию она обращается как к лицу всенародному, состоящему из всех греческих людей. Все это понятия первобытные, в существенном смысле – славянские, почему они довольно отчетливо рисуют вообще союзные отношения всех раздельных земель Древней Руси, отношения всеобщего равенства при устройстве сношений с греками. «Послали нас, – говорили послы, – к вам, великим царям греческим, сотворить любовь с вами, самими царями, со всем боярством и со всеми греческими людьми, на все лета, доколе сияет солнце и весь мир стоит. И кто помыслит от Русской страны разрушить такую любовь, и сколько их крещенье приняли, да примут месть от Бога Вседержителя – осужденье на погибель в сей век и в будущий, и сколько их есть некрещеных, да не имеют помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся своими щитами, и да посечены будут мечами своими, да погибнут от стрел и от иного своего оружия, да будут рабы в сей век и в будущий».

Как в Олеговом договоре, так и здесь Русь говорит первое слово об утверждении любви и дает клятву на вечную любовь. Затем передовая речь идет уже не о головах, как при Олеге, а о кораблях. Русь настаивает, чтобы великий князь и его бояре свободны были посылать в Грецию кораблей сколько хотят, с послами и с гостями, как им уставлено (по прежним договорам). «Пусть посылают, – отвечали греки. – Но теперь надо установить так: прежде ваши послы носили печати золотые, а гости серебряные, тем и распознавались от подозрительных людей[111]. Теперь надо, чтобы они приносили грамоту от вашего князя, в которой пусть он пишет, что послал столько-то кораблей, с послами и гостями, мы и будем знать, что пришли с миром. Если придут без грамоты, то должны без задору отдаться нам в руки; мы будем держать и охранять их, пока возвестим об них вашему князю: если придут без грамоты и в руки не дадутся и станут сопротивляться, такие сопротивники да будут убиты, и да не взыщется их смерть от вашего князя. Если кто из них, убежавши, уйдет в Русь, то об этом мы напишем к вашему князю, пусть он их накажет: как ему любо, так с ними пусть и сотворит».

Эта статья договора, стоящая во главе всех других статей, должна обнаруживать и причину Игорева первого похода. Какой-нибудь русский корабль, пришедший не по правилу, вероятно, был захвачен греками, и сопротивлявшиеся люди побиты, чего Русь не прощала ни в каких случаях.

Затем идут статьи, повторяющие договор Олегов, касательно пребывания русских в Царьграде, причем поясняется обязанность царева мужа, сопровождавшего русь на торг для купли.

Этот муж должен был охранять русских, и кто в сношениях, русин или грек, сделает криво, он оправлял, т. е. разбирал споры и судил. В новом договоре появляется ограничение купли паволок. Русские теперь могли покупать паволоки не дороже 50 золотых, и притом с наложением на каждую купленную свинцовой печати царева мужа. Этот новый устав распространялся, впрочем, на всех иностранцев. Особенно великолепные и дорогие пурпуровые паволоки составляли заповедный товар Византии, которого к тому же нигде нельзя было достать. Отнимая в 968 году у Лиутпранда купленные им пять лучших пурпуровых одежд, греки объяснили ему, что никто, и все народы земные, кроме греков, недостойны носить такой одежды.

«Отходящая русь, – продолжали греки, – пусть берет от нас на дорогу, что ей нужно, съестное и что надо ладьям, по прежнему уставу; но пусть возвращаются в свою страну все приходящие и не остаются зимовать у Св. Мамы». Новое ограничение, о котором при Олеге не было сказано ни слова. Вероятно, в Олегово время греки не предполагали, что русь, пользуясь жилецким правом, будет оставаться и на зиму. Вероятно также, что эти зимние жильцы приносили городу немало беспокойства, именно своим самоуправством в спорных и сомнительных случаях, иные, быть может, буйством, пьянством, воровством и грабежом. По-видимому, очень много споров выходило из-за беглых челядинцев, которых сманивали греки у руси и сманивали русские у греков. Но заметно, что в этих случаях больше жаловались русские, и потому, по прежнему уставу, назначено было платить за неотысканного беглого 2 паволоки, что равнялось прежним 20 золотым, так как ходячая цена паволоки была 10 золотых.

«Убежит раб от греков и принесет что с собой, да будет возвращен, а запринесенное, если оно сохранится в целости, русский берет 2 золотых».

«За воровство русский и грек, вор, будет показнен по уставу и по закону русскому и по закону греческому, а за покраденое заплатит вдвое, т. е. возвратит, что покрал, и уплатит цену покражи». При Олеге в таком случае взыскивалось втрое. «Если найдется, что украденое продано, то продавший отдает цену его вдвое».

Если русь приведет пленных греков, то за юношу или добрую девицу выкуп 10 золотых, за средовича 8, за старого и детища 5 золотых. Если найдутся в работе у греков русские пленники, то русь может выкупать по 10 золотых за человека. Если грек купил дороже, то пусть даст присягу, утверждает крестным целованьем, сколько заплатил, и тогда получит свою цену».

«Случится от греков какая проказа, то русь не должна казнить виновного своею властью самоуправно; виновный да будет наказан по закону греческому».

«Убийца да будет убиен, а убежит и будет богат, да возьмут его именье ближние убитого; если убежить неимущий, то ищут его и когда найдут, да будет убит».

«Кто кого ударить мечом или копьем или другим каким оружием – да заплатит серебра 5 литр по закону русскому. Если будет неимущий, то сколько может, во столько и продан будет. Пусть снимет и одежду, в которой ходит, и затем даст клятву по своей вере, что ничего не имеет, и тогда будет отпущен».

«О Корсунской стране, сколько там ни есть городов, греки заповедали, чтобы русский князь не владел там ни одним городом. Если же будет воевать в других местах и не покоряется какая страна, тогда, если попросит у греков войска, греки помогут, дадут ему войска, сколько потребует».

Можно полагать, что эта статья, не говорящая прямо, с кем придется русскому князю воевать, относится главным образом к печенегам, соседям Корсунской страны. Называть по имени этих варваров ни грекам, ни руси не следовало.

Кроме того, Русь обязывалась не делать никакой обиды корсунцам, ловящим рыбу в устье Днепра, а также не зимовать в этом устье, ни в Белобережье, ни у Св. Ельферья (остров Березань). Как придет осень, русские со своего же моря должны были идти в свои дома, в Русь. «А что касается черных (дунайских) болгар, которые приходят воевать в стране Корсунской, – прибавляли греки, – то князь русский да не пускает их пакостить в стране той»[112].

По-прежнему Русь обязывалась не обижать греческого судна, потерпевшего где-либо крушение. В этом случае по закону русскому и греческому она отвечала за грабеж судна, за убийство или порабощение людей, но уже не предлагала услуг для дальнейших проводов судна, как было при Олеге, быть может, по случаю запрещения зимовки по черноморским берегам.

В последней статье договора обоюдная дружба и любовь закреплялись уставом давать грекам от Руси вспомогательное войско, сколько пожелают. «Тогда узнают и иные страны, – говорили греки, – в какой любви живут Греция с Русью». Мы видели, что и греки обещали помогать Руси в войнах с иными странами.

Договор, как и прежде, написан на двух хартиях: на одной был писан крест и имена царей, на другой русские послы и гости. Он был утвержден клятвой самих царей и русских послов – христиан, которые клялись соборной церковью Св. Ильи, предлежащим честным крестом и хартией договора; клялись не только за себя, крещеных, но и за всех некрещеных.

По договору, в Киев должны были отправиться и греческие послы, чтобы взять клятву от Игоря и от всей Руси в самом ее гнезде.

«Говорите, что сказал ваш царь?» – вопросил Игорь, когда греческие послы явились пред его лицем. «Наш царь рад миру, – отвечали греки, – мир и любовь хочет иметь с князем русским. Твои послы водили нашего царя к клятве, и наш царь послал водить к клятве тебя и твоих мужей». «Хорошо», – сказал Игорь. Утром на другой день с послами он вышел на холм, где стоял Перун. Там русь положила перед истуканом свое оружие: щиты, мечи и прочее, и золото (обручи и с шеи ожерелья – гривны). И клялся Игорь и все люди, сколько их было некрещеных; а христианская русь клялась в своей соборной церкви Св. Илии. Много было христиан-варягов. Сущность клятвы и у христиан, и у язычников выражалась одинаково: да не имеют помощи от Бога, чтобы защитить себя; да будут рабы в сей век и в будущий; да погибнут от своего оружия. Утвердив мир, Игорь на отпуске одарил греческих послов русскими товарами: дорогими мехами, челядью, воском.